– Должен сказать, костюм Шерлока Холмса сидит на тебе превосходно, – ледяным голосом заметил Майкл.
– А теперь, – эту неуместную реплику Найджел пропустил мимо ушей, – мы подходим еще к одному ключевому моменту. Попробуй, пожалуйста, вспомнить, что происходило или было сказано любым из учителей в твоем присутствии в День спорта. А потом перейдем ко второй половине недели.
– Слушай, я кто, по-твоему, – диктофон?
– К сожалению, нет, – точности не хватает. И все же надо постараться.
Выяснилось, что поставленная задача все же не так нечеловечески трудна, как опасался Майкл. Благодаря умелым вопросам друга он в деталях восстановил тот злополучный день. Разговоры за завтраком, на переменах, после обеда, на стадионе, затем в учительской; реплики Симса и Рэнча вблизи стога сена – практически ничего не было упущено, даже самые незначительные и, кажется, не имеющие отношения к делу, подробности. Далее Найджел провел Майкла, день за днем, до конца недели. Более всего его, кажется, интересовала атмосфера, царившая в учительской, а в особенности – подробности стычки Гэтсби и Рэнча. Когда разговор подошел к концу, он на мгновение откинулся на спинку стула, прикрыл глаза, затем вымолвил, обращаясь наполовину к самому себе:
– А что, у Тивертона, похоже, мозги на месте, он сразу нащупал сердцевину проблемы. То есть твой карандаш. – Найджел открыл глаза, и Майкл с удивлением уловил в них нечто вроде страха. – Знаешь, не нравится мне все это. Этот ваш убийца, он не только умен, он… как бы это сказать… хуже…
– Ты хочешь сказать, что знаешь, кто убийца? – Майкл почувствовал, что внутри у него шевельнулась тревога.
– Да, – мрачно подтвердил Найджел, – думаю, что знаю. Но сомневаюсь, что мне когда-либо удастся доказать это. Вопрос доказательства – вот хорошее название для детективного романа, который ты, возможно, в свое время напишешь, – а вот доказательств-то мне как раз и не хватает. Оно, может быть, и не так страшно, если бы не угроза, что он… – Найджел оборвал себя на полуслове и вздрогнул. – Слушай, ваш Гэтсби, кажется, отпетый краснобай. Сделай милость, скажи ему – прямо сейчас и строго конфиденциально, – что тебя всерьез подозревают в совершении этого преступления.
– Гэтсби не из тех, кто привык интересоваться моими девичьими секретами.
– Неважно. Потому что он далеко не из тех, кто способен критически оценить услышанное. Живее, старина, и – действуй. Для тебя же безопаснее, если все сочтут главным подозреваемым Майкла Эванса.
– Безопаснее?
– Безопаснее. Это самое точное слово.
Без пяти восемь – пять минут до начала того довольно унылого холодного ужина, за которым достопочтенный мистер Вэйл только и общается в неофициальной обстановке со своим штатом. Майкл слил Гэтсби имеющуюся у него информацию, которой даже сейчас делился (разумеется, в строго конфиденциальном порядке) с коллегами. Майкл поспешил в гостиную чуть раньше, в надежде хоть несколько минут провести с Геро наедине, пока не подойдут остальные.
Она уже была там, поджидая его; ее черное платье трепетало на ветру, неправдоподобно золотистые волосы поблескивали в сумеречном свете, живые, подвижные руки тянулись ему навстречу. Солнце, клонящееся к закату, казалось, застыло на миг, когда они обнялись.
– Геро, радость моя. Ты такая красивая. Ты – словно чистый источник и цветок, распустившийся в пустыне. Дорогая моя, я не могу больше жить без тебя.
Она откинула голову, тело ее сладостно изгибалось. Между ними пробегали электрические искры любви. Они снова прильнули друг к другу. Ее губы увлажнились от его поцелуев, она не отрывала от него влюбленных глаз. Потом отдышалась и содрогнулась от легкого рыдания – так ветерок колеблет верхушки сосен, – а уголки губ опустились, как ветви при утихающем ветре.
– Я не могу, не могу, Майкл, – вздохнула она. – Я так тебя люблю. Душу и тело готова отдать, лишь бы избавить тебя от любых печалей и бед. Но – не могу. Просто сейчас не распоряжаюсь собой. Майкл, ты должен хотя бы попытаться меня понять. И не злись ты на меня сейчас, ради бога; потом – пожалуйста, но не сейчас. Иначе я умру. Обещай, что не будешь.
– Обещаю. – Майкл услышал свой голос, донесшийся словно издалека, из глубин или с высот нежности.
– Майкл, ты такой хороший. Слушай. После всего того, что случилось, я стала другим человеком. Я люблю тебя бесконечно сильнее, чем раньше, но… тогда я ушла бы от Перси без малейших колебаний, а сейчас не могу. И не смотри на меня, родной, так, будто я тебя ударила. Ты мне стал близок, как никогда, но, может, потому я острее чувствую и то, что связывает меня с Перси. Пойми – это от меня не зависит, – какая-то часть меня неотделима от него, и я не могу оторвать от себя эту часть.
– Стало быть, ты не хочешь, чтобы я ему все рассказал?
– Сейчас – нет. Пока он в беде, я не чувствую себя свободной – по крайней мере не целиком. А с тобой я должна быть вся и навсегда.
– Да, Геро, ты права. – В словах Майкла прозвучала безжизненная печаль согласия. – А когда ты будешь свободна вся и целиком – только… когда он умрет?
– Не знаю, родной, честное слово, не знаю. – Невыразимая тоска, прозвучавшая в ее голосе, заставила Майкла забыть собственные печали. Он собирался поцеловать ее, в последний, быть может, раз, но тут из-за двери послышалось:
– А, суперинтендант, вы все еще здесь? Трудитесь? След вынюхиваете? – Это был бодрый голос Гэтсби.
– Осматриваюсь, сэр, просто осматриваюсь.
Мистер и миссис Вэйл, Найджел Стрейнджуэйс и учителя ужинают. Гэтсби, выпив стакан безалкогольного пива, наложившийся на нечто куда более крепкое, воображает себя душой общества. Найджел поглядывает на Геро и с трудом скрывает изумление. Какой-то неземной свет исходит от ее лица, на нем застыло выражение неизбывной печали, выдержать которое почти невозможно. Он переводит взгляд на Майкла; лицо его выражает ту же неизъяснимую тоску, оно кажется Майклу высеченным из камня, из скалы, поднявшейся на самом краю света, на которую косо падают умирающие лучи света последнего дня творения. Высокие ассоциации Найджела были грубо оборваны каким-то особенно оглушительным взрывом смеха Гэтсби, знаменующим финал очередной его шутки: «И она сказала: «Но это не мой билет, это билет моей сестры». Ха-ха-ха. Понимаете, это был билет ее сестры». Восторженное восклицание Гэтсби слабым эхом разнеслось над столом. Он обнажил зубы в ослепительной улыбке, как примадонна, принимающая овацию публики; затем, переходя на более уместный в данной ситуации минор, сказал:
– Ну что, директор, после того, что… э-э… произошло, полагаю, матч по крикету между родителями и учениками в этом году не состоится?
Перед тем как ответить, Вэйл сделал глоток воды – что уже само по себе являлось сдержанным выражением неудовольствия.
– Совсем напротив, мистер Гэтсби. Я самым серьезным образом обдумал сложившуюся ситуацию и пришел к выводу, что отмена мероприятия противоречила бы интересам школы. Миссис Вэйл полностью со мной согласна, и поскольку мы являемся ближайшими родственниками несчастного мальчика… словом, как и планировалось, матч состоится во вторник.
– Хорошо! – потер руки Симс. – Замечательно! Уверен, вы приняли правильное решение, директор. Это мероприятие пользуется большой популярностью и среди учеников, и среди их родителей. Было бы ужасно жалко от него отказаться.
Мистер Вэйл с достойной сдержанностью наклонил голову, принимая таким образом похвалу сотрудника, сделал еще глоток воды, коротко откашлялся и продолжал:
– Мистер Тивертон, надеюсь, вы не откажетесь проследить за людьми Стрэнга, когда они придут завтра устанавливать павильон. Фирму я уже уведомил. – Вэйл был из тех, кто никогда не оставляет своим вниманием рабочих, самолично или, как сейчас, опосредованно. – Я разослал приглашения, – внушительно, как обычно, продолжал он, – и майор Фэрвезер дал согласие сформировать и возглавить команду родителей.
– А павильон-то зачем? – громким шепотом спросил Рэнч.
– Чай пить, – откликнулся Майкл.
Мистер Вэйл остановил ледяной взгляд на том, кто осмелился его прервать.
– Надеюсь, наших одиннадцать вы уже отобрали, мистер Гриффин?
– Да, сэр, – ответил учитель физкультуры и буркнул на ухо Майклу: – И если этот старый болван Фэрвезер проторчит у калитки больше пяти минут, я велю Стивенсу перейти на тактику игры в тело.
Глава 10
Упразднение учителя
На следующее утро, в понедельник, ровно в семь восемнадцать Найджел Стрейнджуэйс проснулся как от удара током, со словом «стог» на языке. Укутанный во множество одеял и пуховиков, он рывком сел на кровати и погрузился в раздумья. Да, чутье не обмануло его: стог – это ядро загадки. Армстронг прав: слишком много совпадений. Либо убийство совершили Майкл и Геро, либо место убийства было выбрано так, чтобы заподозрили в нем именно их; следовательно, методом исключения… Найджел был практически уверен также в мотиве, который должен подтолкнуть следствие к такому выводу, отсюда – все тем же методом психологического исключения приходишь к личности убийцы. Но тут он, похоже, упирается в тупик. Предполагаемый мотив вряд ли убедит суперинтенданта, а уж любой сколь-нибудь сноровистый адвокат просто мокрого места от него не оставит в суде. Тем не менее что-то надо делать, нельзя же допустить, чтобы убийца свободно разгуливал по школе. Можно не испытывать особенной любви к освященным законом формам юридического возмездия – просто нельзя терпеть убийцу рядом с собой, слишком уж много у бедняги соблазнов. Никто не мешает, конечно, удовлетвориться сделанным открытием и дать вулкану, извергнув лаву, потухнуть; но у вулканов, считающихся благополучно потухшими, есть неприятное свойство оживать, причем как раз в тот самый момент, когда местные жители чувствуют себя в полной безопасности. Нет-нет, нужны доказательства – зримые, ощутимые, точные доказательства; именно такие он упорно тщился отыскать. Стог сена. До конца ли он, так сказать, осушил этот сосуд? Если соломинку можно сунуть в стакан и допить его до дна, то кто мешает, при наличии времени, проделать то же самое со стогом сена? Впрочем, это вопрос академический, сейчас его лучше оставить и подумать, все ли свои секреты выдал этот злополучный стог сена? Все указывает на то, что он был выбран, дабы бросить тень подозрения на Майкла и Геро. Но ясно ведь, что преступник, обладающий столь извращенными способностями, мог найти более надежный способ достижения той же цели. Убийство-то предстояло совершить ему. Зачем же выбирать такое открытое место? А помимо того, когда, когда он сделал свое черное дело? Между временем и местом существует какая-то логическая связь. Найджел закурил сигарету и еще раз, шаг за шагом, прошелся по событиям Дня спорта, как их передал ему Майкл. В какой-то момент он вскинул голову, весьма неосторожно швырнул горящую сигарету на пуховик и воскликнул: «О господи, ну конечно же! Да! Именно так. Надо же быть таким слепцом!»
