– Точно говорю вам, он пришел арестовать старину Симми, – и ответной реплики Стивенса Второго:
– Проехали, следующая остановка! У него не было с собой наручников – иначе они выпирали бы из кармана.
– Извините, мне очень неловко отвлекать вас от занятий, но дело довольно срочное. Полиция, как вы, наверное, знаете, зациклилась на смехотворной идее, будто Эванс связан с убийством. Надо как можно быстрее рассеять это недоразумение, иначе они могут начать действовать. Вся трудность, конечно, заключена в карандаше.
– В карандаше? – Симс удивленно воззрился на Найджела.
– А вы не знали? Полицейские нашли в стогу сена его серебряный карандаш. Эванс обронил его там накануне, но доказать это не может. Насколько я понимаю, вы не видели, был он в руках у Эванса с утра в день убийства или нет?
– Нет. То есть точно не скажу. Насколько помнится, он им ничего не писал. Боюсь, я мало чем помог вам…
– Что ж тут поделаешь. Спасибо.
Найджел вернулся в учительскую и принялся листать газеты. Об убийстве в Сэдли-Холл больше они не писали. На протяжении двух-трех дней трубили о том, что расследование успешно продвигается, высказывался казенный оптимизм по поводу приближающегося ареста преступника. Затем последовали сообщения, что следствие затягивается, две или три газеты дали отчеты о похоронах. От публикаций несло тем отвратительным сентиментальным душком, для которого в редакциях почему-то придумали термин «человеческий интерес». А теперь затихло даже эхо от понуканий мертвого осла – полиции с ее бездействием. А что, собственно, думал Найджел, мог сделать Армстронг? Полицейское расследование держится на фактах, и только на фактах, и это правильно. Иногда факты ведут в ложном направлении, и все-таки они надежнее любительских упражнений в области психологии, как и признаний, вырванных при помощи резиновой дубинки или зубоврачебных инструментов. Суперинтендант допросил всех, кто мог иметь хоть какое-то отношение к погибшему мальчику; к тому же он давно доказал, что вполне способен справиться с обыкновенным убийством. Но это убийство не было обыкновенным, о чем, между прочим, и свидетельствовал как раз дефицит фактов, вещественных доказательств.
Дождавшись звонка на перемену, Найджел вышел во двор и спросил, где найти Смизерса. Ему указали на ватагу мальчишек, откуда доносились истошные вопли. Школьники играли в местную разновидность охоты на медведя, известную под названием «чаб-чаб». Суть заключалась в том, чтобы броситься на жертву, сильно ущипнуть ее в щеку и вернуться в круг охотников. Жертвой, само собой разумеется, был Смизерс. Лицо у него разгорелось, в глазах стояли слезы боли и унижения; он медленно уклонялся от своих мучителей, молотя, как мельница, руками – один раз задел кого-то кулаком, на что ему не преминули заметить, что это представляет собой нарушение спортивного кодекса. Когда он в очередной раз отступил, чья-то безжалостная нога пнула его в зад, и он снова оказался в кольце. Подойдя к играющим, Найджел с удовлетворением убедился, что Стивенса Второго и Понсонби здесь нет. Он чувствовал, что все у него внутри кипит. Мальчишки прекратили игру и настороженно уставились на пришельца. Он еще минуту сурово отчитывал их – при желании Найджел умел быть весьма убедительным. Он произвел на школьников более сильное впечатление, чем сам в тот момент отдавал себе отчет, хотя и знал, как следует обращаться с такой публикой. Кое-кто из учителей порой тоже ругал своих подопечных за дурное обращение со Смизерсом, но те воспринимали это спокойно, понимая, что это их работа, за это им платят. А вот вмешательство незаинтересованного, так сказать, лица, тем более если лицо это – героический детектив, – дело иное. Оно сильно задело ребят, и с тех пор жизнь Смизерса стала гораздо легче.
Если на этих бесчувственных огольцов – мучителей Смизерса – Найджел просто произвел сильное впечатление, то сам Смизерс был потрясен. Сначала внезапное избавление просто изумило его и даже слегка насторожило – так угодившее в западню животное опасливо поглядывает на своего спасителя. Но вскоре, если уж развивать эту метафору, он готов был есть у Найджела с руки. Мальчик, прискакивая, шел на поле следом за этим добрым богом – человеком, говорившим с ним так, как, кажется, никто годами не говорил с ним. Найджел осторожно избегал всяких упоминаний о сцене, которой только что стал свидетелем, как и о гибели Вимиса. Паренек этот уж никак не убийца, а все, что он может сказать, ждет: время есть, пусть пройдет несколько часов, мальчик хоть немного успокоится. Так что Найджел вполне удовлетворился тем, что расспросил его про семью, про увлечения. Это оказалось довольно просто, в частности, потому, что, как выяснилось, Смизерс хорошо разбирается в животном и птичьем мире, а Найджела всегда искренне интересовали предметы, о которых он не имеет никакого понятия. Так они проговорили минут пятнадцать, после чего наступила пауза, и Смизерс бросил на него взгляд, смысл которого Найджел не вполне уловил; кажется, Смизерс хочет выразить ему признательность, и он быстро проговорил:
– Не думай об этом. Давай лучше чаю попьем сегодня или завтра, – после договоримся. И конечно, если тебе захочется поговорить со мной о чем-нибудь, я всегда рядом.
Смизерс открыл было рот, но тут прозвенел звонок, извещавший о начале очередного урока, что избавило Найджела от возможных изъявлений благодарности. Едва он вернулся в здание школы, как ему передали, что в малой столовой его ожидает суперинтендант Армстронг. Найджел кисло улыбнулся. Быстр оказался на ногу этот Армстронг. Не хочет терять времени. Надо же было быть таким дураком, чтобы расхвастаться под конец телефонного разговора… И суперинтендант сразу дал ему это понять.
– Итак, сэр, что это вы имели в виду, говоря, будто знаете, кто убийца? – Найджела несколько покоробил агрессивный наскок полицейского.
– То и имел, – бросил он, – только пока это не для широкой огласки.
– Не надо, мистер Стрейнджуэйс, не надо. Мое время дорого. Пока я воспринимаю это как розыгрыш. А если у вас есть доказательства, кто убил мальчика, я должен просить вас немедленно поделиться ими.
– А я не говорил, будто у меня есть доказательства. Я сказал, что знаю имя убийцы. В вашем распоряжении имеются те же факты, что и у меня. И мы договорились не донимать друг друга своими версиями, пока оба не сможем подтвердить их неопровержимыми аргументами.
– Боюсь, я не понимаю вас, сэр. Вы утверждаете, что знаете, кто убийца, но в то же время у вас нет доказательств. На мой взгляд, это звучит странно.
– У меня нет таких доказательств, которые удовлетворили бы вас или суд присяжных, – поспешил пояснить Найджел. – У меня нет свидетеля и нет письменного признания либо чего-нибудь в том же роде. Улики, о которых я говорю, нельзя ни увидеть, ни пощупать.
– О господи, – фыркнул суперинтендант, – это называется психологической индукцией? Или вы были на приеме у медиума?
– Нет, – кротко усмехнулся Найджел, – я беседовал с одним из ваших подозреваемых. Между прочим, мистер Эванс никого не убивал, я сейчас вам расскажу кое-что существенное, можете спокойно обдумать услышанное дома.
И Найджел передал Армстронгу кое-что из того, что удалось вспомнить Эвансу, а также содержание разговоров, коим тот был свидетелем. Поскольку и то и другое уже известно читателю, в повторении нет нужды. Когда он закончил, Армстронг раздраженно бросил:
– Ну что ж, сэр, право, если бы мне была неизвестна ваша репутация, я был бы склонен думать, что…
– Не надо. Давайте будем выше личных симпатий и антипатий.
– Стало быть, вы не намерены назвать имя этого… – суперинтендант поперхнулся, – этого психа, вашего подозреваемого.
– Нет. Сейчас нет. Какой в том смысл? Вы пойдете своей дорогой – верхней, я своей – нижней, и встретимся в Шотландии, если вы, конечно, когда-нибудь туда доберетесь.
– Встретимся в… – суперинтендант снова начал закипать.
– Нет-нет, воздержимся от обвинений. Серьезно, дайте мне еще один день. Приходите завтра во второй половине, тут будет занятный матч по крикету; к тому времени у меня либо будет для вас нечто весомое, либо я изложу вам свою версию, как она есть.
Армстронгу пришлось удовлетвориться этим обещанием. Но ушел он в раздражении: что такое усматривает в этих разговорах Стрейнджуэйс, чего он, суперинтендант полиции, не замечает? И дабы избавиться от этого раздражения, он решил продолжать идти своей – верхней – дорогой с еще большим рвением, о чем свидетельствовали даже выражения лиц Геро и Майкла, Рэнча и Розы – этих влюбленных пар, странно отражающихся одна в другой… Но ничего из этого не вышло – их показания остались непоколебленными. Верхняя дорога, кажется, вела в никуда.
– Конечно, это жест, но, с точки зрения Перси, довольно безопасный, – ответил Майкл.
Дело происходило во вторник, во второй половине дня. Они с Найджелом шли на стадион, где несколько гостей уже присматривались к калиткам.
