– Но ведь осень на носу. Она и поплавать не успеет.
Босс уже направилась к двери, но остановилась прихватить Лизину чашку для сока.
– Сейчас бассейн установят со скидкой, в августе желающих мало, а у нас до холодов еще целых две недели. Не волнуйся, наркононовские значки я собрала в шкатулку.
Босс ушла к Лизе. За ней еще дверь не закрылась, а я уже вытащила сотовый из заднего кармана и настучала эсэмэску Роджеру.
«SOS! Бассейн vs ива. Босс за бассейн».
В гостиной диктор с девчачьей шевелюрой вещал о погоде. Каждое слово звучало ясно, как день, который он обещал. Босс выкрутила громкость раза в два мощнее обычного. Мобильник завибрировал буквально через секунду.
«Скажи Боссу ива=Бог», – написал Роджер. Я задумалась. Чушь, конечно, но вдруг эта чушь поможет? У Босса пунктик насчет уважения чужой религии, она даже к баптистам хорошо относится. Наверное, это позволяет ей самой ни во что не верить.
Я бедром прижала сотовый к креслу и дождалась Босса. Она поставила чашку в раковину, повернулась ко мне, но я не дала ей и рта раскрыть.
– Иву рубить нельзя, это мамина религия!
Босс по-птичьи наклонила голову и смерила меня блестящим черным взглядом.
– Ива не религия. Это предмет.
– Лиза – друидка, – не уступала я.
Босс фыркнула, но получилось не презрительно, а натужно.
– Ага, Лиза Лоракс[3], заступница леса. Уж конечно. Она друидка, только чтоб напускать на себя таинственный вид и носить белое.
Босс не на шутку растревожилась и говорила так, словно Лиза была цела. Та Лиза знала: белое добавляет ее черным глазам света, а бледной коже – золотого сияния. Меня аж передернуло: той мамы больше нет. А Босс тяжело сглотнула, будто у нее болело горло.
– Ты, Мози, удачно заделалась друидкой с утра пораньше.
Я покраснела – уела она меня. В детстве я не раз видела, как Лиза вся в белом убегает в лес, захватив матрас и пса-приемыша. Я всегда просилась с ней, но она не брала. Я-то наивно верила, что она там, вся такая одухотворенная, справляет обряды, приносит соснам в жертву кучи яблок и винограда. Однажды я тайком увязалась за ней – мне тоже хотелось одухотворенности. Я тогда узнала о друидизме такое, чего Боссу докладывать не стоило. Я никому не рассказывала, даже Роджеру, чего я тогда навидалась. А сегодня тем более не собиралась, раз я иву спасаю.
– Ладно, друидизм – хрень, но ты же не позволишь безбожным язычникам шлепать свинину с горчицей на просфоры. – На «безбожных язычниках» Босс вскинула бровь, ну так она сама и разрешила маме сослать меня в Кэлвери, чтобы спасти от уготованного мне в старших классах блядства. Пусть теперь не удивляется, что я нахваталась тамошних выражансов.
– Мози, не говори слово «хрень». Некрасиво, – только и сказала Босс.
– Босс, ну ты же знаешь, как ей то дерево помогло в свое время!
От правды Босс отмахнуться не могла. Из Лизы получилась чистая просохшая друидка – с моих малых лет. Прежде она была атеисткой на спидах, которая сбежала из дома, прихватив двухнедельную меня, завернутую в одеялко. Она моталась по стране автостопом, пробавлялась гаданием по руке и мытьем посуды, а я китайчонком сидела у нее на закорках. А до этого она была хипушкой-анашницей и залетела в четырнадцать.
Все это мне выложила сама Лиза. Отвертеться от разговора я не смогла: она считала, что мне следует учиться на их с Боссом ошибках. В день моего четырнадцатилетия она вообще такое отмочила…
Едва я задула свечи, Лиза скрестила руки на груди и оглядела меня с головы до ног.
– Футболка тебе мала. Слишком обтягивает. Не надо тебе красы этой недетской.
Я хмыкнула. Да, футболка на мне была старая, но «обтягивала» она трикотажный бюстик с тонким поролоном в чашечках, который из солидарности порекомендовала тощая продавщица бельевого отдела «Сирса».
Лиза перегнулась через стол, заговорила мне в лицо:
– Учти, секс в четырнадцать не приятнее сильного запора. Дальше первой базы пацанов в этом году не допускай.
– Господи, да не занимаюсь я сексом! – простонала я. Аж захотелось, чтобы это было написано на этой вот тесной футболке. Хоть носи ее каждый день, может, тогда Босс, учителя, соседи и одноклассники перестанут ждать, что я в одночасье превращусь в порнозвезду с титьками на разрыв лифона и фонтаном пергидрольных локонов на черепе, ни дать ни взять блядская версия Халка.
Босс взялась за нож и стала резать торт, приговаривая:
– Брось, Лиза. У нее же день рождения!
– Ага, а меня, месяца не прошло с четырнадцатого дня рождения, лишили невинности, на школьном стадионе Перл-ривер, – объявила Лиза, вручая мне первый кусок. – Я лежала в яме для прыжков с идиотом Картером Мэком. У него был презерватив со смазкой, и в песочнице я такое никому не советую. Ему песком облепило…
– Кому мороженого? – перебила Босс, выкрутив ручку громкости до девятки.
Я принялась за торт, потому что знала: Лизу посреди басни с моралью просто так не уймешь. Небось поэтому она назвала меня Мози[4], чтоб я ноги почем зря не раздвигала: Мози Медли, чтоб не спешила туда, откуда не вернешься. Хотя иногда казалось, что мораль ее историй в том, что она была дико круче, куда, типа, мне до нее.
– Я потом целый месяц думала, что пенисы отделаны наждаком, – не унималась Лиза, – и ей, Босс, все это надо знать. Ты меня родила тоже в пятнадцать, так что вряд ли ты на четырнадцатом году сидела за пяльцами, размышляя о Христе.
– Да господи ты боже мой, не занимаюсь я сексом! – завопила я, едва не подавившись тортом.
– Так держать, – кивнула Лиза.
– Мози, открывай подарки! – встряла Босс.
В общем, зашибись день рождения получился, но куда лучше пятнадцатого. Пятнадцать мне стукнуло почти три месяца назад, вскоре после того, как Лиза вернулась из реабилитационного центра. Босс подкатила ее кресло поближе к кухонному столу, песенку про день рождения спела одна и мимо нот. Торт Лиза мусолила во рту, будто беззубая. Бурые слюнявые крошки падали изо рта на пижамную куртку, и я очень пожалела, что заказала шоколадный торт.
Если Босс впрямь верила, что бассейн сделает маму целенькой, она бы за это убила не только дерево.
– Мози, «Медикэйд» больше за физиотерапию не заплатит, – тихо объявила Босс, склонившись ко мне.
– Попроси еще, – проговорила я. Под бедром ожил сотовый: пришла эсэмэска.
– Да я провисела на телефоне две недели обеденных перерывов, только чтоб мне еще раз отказали. Я заполнила все бланки, какие у них только нашлись. Не заплатят они.
До инсульта мама работала в баре «Ворона», а барменам медицинская страховка не полагается. Босс уже заложила наш дом, чтобы покрыть больничные счета и заплатить миссис Линч, которая с начала учебного года сидела с Лизой по будням – я-то опять училась.
Зато у обнищания есть плюсы: Кэлвери нам теперь не по карману. В десятый класс я ездила на автобусе, в Перл-ривер, к прежним одноклассникам. Из дома я по-прежнему выходила в юбке до колен и в джинсы переодевалась в школьном туалете. Босс беспокоилась, что маме хватит оставшегося соображения, чтоб скумекать. В Кэлвери школу Перл-ривер называют гнездом порока. По-моему, это один из немногих случаев, когда Лиза и Босс полностью согласились с баптистами. Лиза считала, что если я останусь в Перл-ривер, то к началу первого урока буду под кайфом, а к концу второго залечу, – у нее вышло именно так. Домашнее обучение исключалось: Босс работала в дневную смену, а Лиза, по ее собственным словам, могла научить меня лишь смешивать хороший мартини. Едва Босс объявила, что после Кэлвери проще поступить в колледж, мама недолго думая оплатила первый год обучения.
Под бедром снова завибрировал сотовый: Роджер, единственный друг, единственное светлое пятно безрадостного года в Кэлвери, строчил эсэмэски как из пулемета.
– Может, возьмем бассейн напрокат? Пожалуйста, не губи нашу иву! – взмолилась я.
Босс расправила плечи, выпрямилась во весь свой рост, то есть во все пять футов три дюйма, видно было, что сошлись на спине лопатки.
– Тайлер займется ивой сегодня же. Дерево не вернет твоей маме здоровья, даже если она ему молится.
Я подумала, что из-за ивы маму взбаламутит так, что мозг у нее опять взорвется, и мы потеряем то, что от него осталось. Подумала, но промолчала: без толку суетиться, коли у Босса лопатки свело.
– Делай что хочешь, но губить иву неправильно. Дрянски. Неправильно.
Босс не смягчилась. Я отпихнула тарелку с завтраком, сгребла сотовый и прогромыхала в свою комнату за рюкзаком. Как только дверь за мной закрылась, я отщелкнула крышку на телефоне. Первая эсэмэска спрашивала: «Ива > Бассейн?» – а вторая: «Ты жива?»
Я быстро набрала ответ: «Прости. Кипешь. Я мимо. Бассейн > Ива».
«Жду в скворечнике».
«Школа, балда».
«Забей», – коротко ответил Роджер.
Я уставилась на это слово. Соблазнительно, но «забивать» было по Лизиной части. Я не по Лизиной части. Если поймают, Босс и половина учителей решат, что я уже скатилась, курю таблетки для похудения и за трейлерной стоянкой обслуживаю по десять старшеклассников за раз.
