– Как мило с их стороны, – деловым тоном заметил Вульф. – Являются к вам сами и выкладывают такое…
– Это точно, – Кремер принялся массировать затылок, – они нам очень помогли. У нас есть отчет о смерти миссис Лидс, составленный местным полицейским, но толку от него никакого, разве что подтереться. Допустим, у каждого из жильцов имелся мотив от нее избавиться. Ну и что это нам дает? Каким образом эта информация сможет помочь нам установить и поймать убийцу Энн Амори? У каждого из фигурантов этого дела есть алиби. А что прикажете делать с показаниями миссис Чак? Ее внучка говорила, что Рой Дуглас – убийца, а откуда той это стало известно, она, видите ли, не помнит. Превосходно, просто превосходно. Кроме того, передо мной сидит Гудвин, который утверждает, что Дуглас в момент убийства находился вместе с ним. – Инспектор мрачно на меня посмотрел. – Слушай, сынок, я знаю, тебе и раньше доводилось водить меня за нос, и ты в курсе, что мне это известно. Клянусь богом, если ты сейчас покрываешь Дугласа, я тебе не завидую! Я не посмотрю, кто ты там, майор или даже бригадный генерал, я…
– Я вас не обманываю, инспектор, – твердо сказал я. – И нечего перекладывать с больной головы на здоровую. Подумать только, начальник убойного отдела полиции Нью-Йорка и великий, непревзойденный Ниро Вульф вместо того, чтобы расследовать преступление, только и могут, что сидеть и гадать, правду я говорю или вру. Так вот, господа, официально заявляю: я говорю чистую правду. Запомнили? Теперь займитесь делом. Дугласа можно вычеркнуть из списка подозреваемых. Прошлым вечером я засел за телефон и сам все проверил, сделав вашу работу. О Дугласе можно забыть. У Леона Фюрея железное алиби? Тогда вычеркиваем и его. С моей точки зрения, из списка подозреваемых также можно исключить мисс Лидс и миссис Чак. Я не верю, что кто-то из них причастен к убийству. Таким образом, в числе подозреваемых у нас остается все остальное население Нью-Йорка, численность которого, по разным оценкам, колеблется от семи до восьми миллионов человек…
– И среди них, – прорычал Кремер, – Лили Роуэн.
– Совершенно верно, – кивнул я. – Не буду врать, если ее поджарят на электрическом стуле, я не стану открывать бутылку молока, чтобы это праздновать. С другой стороны, никаких скидок убийце Энн с моей стороны не будет. Если вы подозреваете Лили Роуэн, то вам не о чем беспокоиться. Возможность совершить убийство у нее была, время тоже совпадает. Лили сама призналась, что была на месте преступления, она же упомянула об орудии убийства – шарфе. Думаю, вы знаете, что он принадлежал Энн. Установите мотив преступления, и дело в шляпе.
– А с мотивом и вовсе нет никаких проблем, – не сводя с меня взгляда, отозвался Кремер. – Вспомним, что произошло в понедельник вечером в клубе «Фламинго». От толпы тамошних посетителей добиться внятных показаний достаточно сложно, однако у меня создается впечатление, что Лили Роуэн была готова разорвать тебя на мелкие кусочки. Именно поэтому ты и сбежал и утащил с собой Энн Амори. Отчего мисс Роуэн взбеленилась? Может, оттого что приревновала тебя к Энн Амори? Может, она приревновала тебя настолько, что на следующий день поехала к сопернице выяснять отношения и, потеряв голову, задушила ее? Ну же, отвечай.
– Вы мне льстите, инспектор, – покачал я головой. – Я не в состоянии распалить столь жаркое пламя страсти. Женщинам нравится мой ум, да. Пожалуй, я могу вдохновить их на чтение хороших книг, однако, думаю, мне не под силу вдохновить на убийство даже заправскую злодейку. О клубе «Фламинго» можете забыть. То, что случилось там между мной и Лили, даже размолвкой назвать нельзя. Вы утверждаете, будто знаете Лили Роуэн. Я же вам говорил: это она рассказала мне про то, что Энн Амори попала в беду. А рассердилась Лили на меня потому, что я занялся расследованием самостоятельно, без ее участия. Так что ищите другой мотив. Я не хочу сказать, что…
Зазвонил телефон. Кремер снял трубку, минуту слушал доклад подчиненного, отдал распоряжения, после чего повесил трубку и встал.
– Они на месте, – объявил он. – Оба. Поехали. – Инспектор посмотрел на нас довольно мрачно. – Займитесь ею, Вульф. Я не желаю видеть Лили Роуэн, пока в том не будет нужды.
Проблема заключалась в том, что все это было мне очень и очень не по душе.
Дом благодаря моим стараниям вновь приобрел первозданный вид. Фриц прибрал в кабинете и вытер пыль. Вульф снова восседал за своим столом, устроившись в кресле, сделанном специально для него на заказ. Перед ним стояла бутылка пива. Из кухни доносился едва слышный шум: там трудился Фриц. Меньше чем за двое суток я вернул все на круги своя. Однако насладиться победой я не мог. Во-первых, из-за Энн Амори. Я ведь отправился к ней, мечтая, что вытащу ее из передряги, а заодно и привлеку к этому делу Вульфа. Ну вот, вытащил. Больше бедняжка уже точно никогда ни в какую передрягу не попадет.
Во-вторых, мне не давали покоя мысли о Лили Роуэн. Какие бы чувства я к ней на сегодняшний день ни испытывал, в любом случае не было ничего веселого в том, что благодаря мне Лили светит смертный приговор и прогулка летним вечером по коридору, ведущему в комнату со стулом, на который люди садятся в первый и последний раз в своей жизни. С другой стороны, если Лили действительно совершила это убийство – и неважно, потому ли, что у нее что-то перемкнуло в голове, или же по какой-либо другой причине, – она вполне заслужила смертный приговор. Разумеется, я хотел, чтобы справедливость восторжествовала, но… Одним словом, чувства меня одолевали самые противоречивые, в силу чего я не мог до конца насладиться своей победой при виде прибранного кабинета и Вульфа, вновь восседающего на своем рабочем месте.
Я ошибся, предположив, что мой бывший босс станет допрашивать посетителей по отдельности. Он пригласил в кабинет сразу их обоих. Я, вооружившись блокнотом, сел за свой стол. Рой Дуглас устроился справа от меня, лицом к Вульфу, тогда как Лили обосновалась в красном кожаном кресле рядом со столом знаменитого сыщика. Дверь в гостиную была открыта. Там, так чтобы их было нельзя увидеть из кабинета, расположились Кремер со Стеббинсом. Ни Лили, ни Рой не знали, что в гостиной у нас сидят полицейские. Честно говоря, поведение Лили и выражение ее лица внушали мне подозрения. Меня настораживало то, как она разговаривала со мной и с Вульфом. Уголок ее рта слегка кривился. Совсем чуть-чуть, едва заметно – у меня ушел год на то, чтобы понять: подобное происходит с Лили, когда она крупно блефует, играя против четырех пик с шестеркой треф на руках. Даже впоследствии, когда я уже знал об этой ее особенности, мне приходилось проявлять крайнюю осторожность, чтобы не остаться с носом.
Вульф был чрезвычайно сердит: ни разу в жизни его таким не видел. Однако я его хорошо понимал: шла война нервов, война с Лили, которая кого угодно из себя выведет. Сначала Вульф беседовал с Дугласом: он расспрашивал Роя о голубятне и птицах, о том, как он познакомился с мисс Лидс и ее матерью, об отношениях с миссис Чак, Энн и Леоном Фюреем; о том, как часто наш гость бывал у мисс Амори и ее бабушки, сколько времени арендовал квартиру в доме 316 по Барнум-стрит, где проживал до этого, насколько хорошо был знаком с Лили Роуэн – ну и так далее, водил его вокруг да около. Шло время, и я аккуратно записывал в блокнот тонны ненужной информации. Выяснилось, что ни Леон, ни Рой не платили за квартиру. В день смерти миссис Лидс Рой был на крыше, возился с голубями и узнал о случившемся от Леона, когда спустился вниз после захода солнца. Ежегодное содержание голубятни обходилось примерно в четыре тысячи долларов, сюда входили также расходы на приобретение новых птиц. Половину этой суммы покрывали призовые деньги, выигранные на различных соревнованиях, остальное вносила мисс Лидс, а ранее – ее мать. Рой признал, что миссис Лидс хотела снести голубятню, но она постоянно запугивала всех, включая родную дочь, и никто не воспринимал ее угрозы всерьез. Рой заявил, что не был знаком с Лили Роуэн, хотя и помнит, как Энн упоминала о ней. Нет, ничего такого особенного Энн о Лили не говорила.
Нет, мисс Амори не рассказывала ему о переделке, в которую она попала, однако Рой догадывался, что ее что-то сильно беспокоит. Его любопытство подстегнуло мое появление в понедельник, когда я заявил, что Лили приглашает Энн поужинать вместе. Когда я на следующий день пришел поговорить с ним, Рой заинтересовался еще больше, – поскольку они с Энн были помолвлены, он считал себя вправе узнать, что именно происходит, – и потому приехал ко мне, чтобы поговорить по душам. Рой настаивал, что это было единственной причиной его визита. Он понятия не имел о том, что Энн угрожает непосредственная опасность. Он и представить не мог, что кто-то желал ей смерти, и не имеет ни малейшего представления о том, кто убийца и что именно заставило его пойти на преступление. При этом Рой выразил уверенность в том, что ни один из жильцов дома 316 убийцей быть не может: все они души не чаяли в Энн, даже прожженный циник Леон Фюрей.
