Куплю новую трюмную помпу, поставлю ее на «Юпитер» и выйду в море. Подышу соленым воздухом, постараюсь забыть взгляд девушки.
Вот только забыть его не получится. Никогда.
В гавань я приехал только к вечеру – поиски нужной помпы отняли времени больше, чем хотелось. До заката оставалось всего два часа, и столбики у мостков отбрасывали длинные тени.
Полгода назад я купил на аукционе конфиската тридцативосьмифутовый «Бэйлайнер» за одну десятую цены. Катеру было десять лет; просторный кокпит, на корме – платформа для ныряния, две каюты, салон и флайбридж. «Юпитер» я приобрел вскоре после того, как продал «Вечность», парусную лодку. Ходить под парусом я любил, но ходить под ним без любимой женщины больше не мог.
«Юпитер» я отбуксировал в док, подлатал, покрасил, а после отправился на нем по Береговому каналу сюда.
Сегодня хотелось поработать руками, чтобы не думать – не вспоминать умирающую девушку. Установив помпу, я заодно подкрутил кое-где гайки и местами обновил проводку. Всякий раз, пытаясь сосредоточиться на работе, вспоминал девушку. Если она выживет, то физически еще может и оправиться, но душевно – уже нет. Кто она? Как оказалась на берегу реки?
Я заново подсоединил провода, выбрался из трюма и включил помпу. Насос заработал, и в бухту мерными толчками полилась вода из недр «Юпитера». Пара минут – и в трюме стало сухо.
Мангровые рощи на западном берегу всколыхнулись под легким ветерком, и до меня долетел соленый запах прибоя. Вода уже заливала устричники, тонкие узловатые корни мангровых деревьев и песчаные отмели.
Я спустился вниз, снял футболку, выцветшие шорты и залез в душ рядом с главной каютой. Теплые струи приятно щекотали шею. Смыть с себя пот и грязь легко, но можно ли смыть настроение?
Закрыв глаза, я отчетливо представил лицо девушки. Она смотрела на меня – сквозь меня – неповрежденным глазом. Тогда я зажмурился на целую минуту, и перед мысленным взором полыхнул образ: нечеткая картинка, будто из пикселей. Портрет жертвы другого преступления. Я попытался ухватиться за него, пока он не угас, точно фейерверк в ночном небе… И не успел. Я пока не осознал, что именно заметил в девушке сегодняшним утром. Что меня зацепило? Где еще мне попадалась та же деталь? Черт, надо припомнить все мелочи с места преступления.
Я будто все еще держал руку у нее на пульсе; сквозь шум воды слышалось тяжелое дыхание девушки. Избавиться от впечатления я не мог, оно пристало как сажа.
Я мысленно представил изувеченное тело девушки: лицо, распухшую челюсть, подковообразный синяк, нос, губы… Что не дает мне покоя? Что я видел раньше, в другом месте? Я предплечьями уперся в стенки душевой кабинки, чтобы самому не упасть и не дать стенам раздавить меня. Шум воды напоминал теперь грохот водопада.
Я вышел, обтерся полотенцем, надел свежие шорты и футболку. Достал из дальнего угла холодильника самую холодную из целой батареи бутылок «Короны». Нашел пузырек аспирина и вытряхнул на ладонь пару белых спасителей. Проглотил их вместе с глотком пива. Затем порылся в телефонной книге мобильника и нашел номер Рона Гамильтона, моего бывшего напарника. На звонок он ответил привычно:
– Как дела, Шон, старый ты пройдоха?
– Как ты прежде обходился без определителя?
– У него свои плюсы и минусы: стукачи не звонят, не хотят светиться, оставлять следы. Зато придурки названивают – им по фигу. – Помолчав немного, Рон спросил: – Ты чего не звонил целых… четыре месяца?
– Да так… Все еще пытаюсь собраться, пока окончательно не расклеился. – Я расхаживал взад-вперед по салону «Юпитера».
Рон – один из немногих моих друзей в департаменте. Он с женой Эллис не покидал меня все время, что Шерри болела, а после они помогли организовать похороны. Мне только и оставалось, что исполнить последнюю просьбу супруги: развеять ее прах в море.
Я рассказал Рону во всех подробностях о сегодняшней находке, о встрече и беседе с Джо Билли.
– Думаешь, это он ее? – спросил Рон.
– Не знаю… Какой-то он чудаковатый.
– Как и ты, Шон. Господи, ты ведь обещал Шерри завязать… Живи дальше, а преступления оставь местным властям.
– И еще я пообещал той девушке найти виновника.
– Шон, отступись, не ввязывайся.
– Она чуть не умерла у меня на руках. В любой момент может скончаться.
– Я столько раз видел, как ты с головой уходишь в дело: чем больше узнаешь, тем одержимей становишься. Ты говорил, что кто-то обязан провести в наш мир волю мертвых, найти виновников нераскрытых убийств. Это как на войне воевать. Сам ведь хлебнул лиха на Ближнем Востоке, знаешь.
Я молча слушал, как он дышит в трубку.
– Я не психолог, – сказал наконец Рон.
– Вот именно, не психолог.
– Ты чертовски хороший коп, брат. Любое преступление воспринимаешь как личное дело, но так больше нельзя. Ты у меня на глазах из-за этого расходился с дорогими людьми, с теми, кто еще жив, и теми, кто умер. Шерри и… Черт подери, не мне тебя перевоспитывать, Шон. Прости, только… Оставь все как есть, старик, не суйся.
Подождав, пока Рон остынет и успокоится, я ответил:
– У тебя на руках когда-нибудь девочка умирала?
– Нет, – глухо ответил он.
– Когда я вижу такое, то и правда воспринимаю преступление близко к сердцу. Расследование становится личным делом. Руки опускаются, и понимаешь: преступник намного сильней правосудия. Исход расследования определяют первые двое суток. Вряд ли местные детективы поторопятся, а я ведь держал ее на руках, Рон. Господи… Я пытался спасти ее. Теперь, если что, ее смерть – для меня дело личное.
– Работников убойного отдела не вызывают, если жертва не умерла, – смягчившимся тоном заговорил Рон. – Должно быть, хреново наткнуться на живого… то есть на едва живого человека.
– На месте я заметил кое-что странное. Нечто, что видел прежде.
– Что же?
– Пока не знаю, не могу вспомнить. Обычно я детали четко фиксирую, а сегодня все прошло на адреналине, как при ускоренной съемке. Сейчас мне трудно проиграть события заново, в замедленном режиме. Может, она сказала что-то такое… Или дело в ее внешности: жертва показалась мне такой необычной и хрупкой. Еще она произнесла что-то на непонятном языке: «Atlacatl imix cuanmiztli».
– Что бы это значило?
– Сам гадаю. Девушку могли ввести в страну нелегально. Может, даже она из лагеря мигрантов, хотя вряд ли когда-то работала в поле: на руках у нее мозолей не было. Или дело в одежде? Она могла поссориться с любовником, и тот слетел с катушек. Да мало ли…
– То есть?
– Пока сам не уверен.
– Я просмотрю сообщения о пропавших людях. Может, с федералами свяжусь.
– Ну-ну, а я с тарзанкой пойду прыгать.
Рон рассмеялся.
– Помнишь Лорен Майлз из офиса ФБР в Майями?
– Мы как-то перебегали друг другу дорогу.
– Вот-вот. Жаль, что она красотка. Дурнушку проще ненавидеть.
– Ну, и что с ней?
– Пару месяцев назад в «Геральде» опубликовали статью об одном из ее расследований. Она ведь как раз ведет дела об исчезновениях людей, особенно молодых женщин… то есть еще недавно вела. Люди во Флориде то и дело бегут или просто-напросто исчезают, чаще, чем где бы то ни было.
– Одни исчезают, потому что их тела не находят. Прочих крадут и продают в рабство. Не исключено, что и убивают.
– Так и есть, Шон, но если нет любопытных соседей, то о человеке, считай, можно забыть сразу и навсегда.
– Все девушки чьи-то дочери. С меня услуга.
– Ничего ты мне не должен. Это я в долгу перед памятью Шерри, упокой, Господь, ее душу. Я обещал помочь тебе изменить жизнь, а ты вляпался в такое дерьмо! Спроси себя: стоит ли соваться в новое дело? Не забывай, какую цену ты уже заплатил.
Рон повесил трубку, однако его слова еще как будто звучали в салоне.
Надо было глотнуть свежего воздуха. Я бросил сотовый на диван и через прозрачные раздвижные двери вышел в кокпит. Оттуда по лестнице поднялся к флайбриджу. Это было мое самое любимое место на борту. Я открыл фонарь, впустив на мостик прибрежный ветер. Сел в капитанское кресло, разок крутанулся в нем и, положив ноги на панель управления, принялся потягивать пиво. Еще часок, и солнце зайдет за горизонт, тьма опустится на болота лимана. В воздухе над бухтой плавно скользило с полдюжины бурых пеликанов.
Я прижал холодную бутылку к левому виску. Алкоголь и таблетки на пару уняли боль, и от нее остались только воспоминания. Я посмотрел на гавань и вдаль – на широкий Береговой канал, вспомнил последний раз, когда выходил в море с Шерри. Закрыв глаза, даже вызвал в уме ее голос.
– Эй, Шон! Есть минутка? – окликнул меня Дэйв Коллинз, поливая из шланга кормовую платформу своей яхты.
– Да, в чем дело?
Дэйв был не из тех непосед, что мечтают о кругосветном плавании под парусами. До того как выйти на пенсию, он работал на нефтяные компании в Саудовской Аравии, Судане и Израиле. Кадровиком, как он сам говорил, специалистом по подбору персонала. У него было две дочери и внук, что жили в Мичигане. «Гибралтар», его лодка – сорокадвухфутовый тральщик, – стоял в нескольких пирсах от «Юпитера».