– Не хотел тебя будить…
– Ты и не разбудил.
Я похлопала рядом с собой по постели, и Маркус, присев, стал ласково гладить мой живот.
– Тебе нужно больше спать. Я пойду прогуляюсь.
– А я любовалась твоей попкой.
Маркус рассмеялся.
– Держу пари, от женщин у тебя отбоя нет.
Он нагнулся и нежно меня поцеловал.
– Я однолюб. Отдыхай, я вернусь к завтраку.
Пока он торопливо одевался, я думала, что даже теперь, когда мы совершенно счастливы и спокойны, Маркус не желает говорить о прошлом, о том, кто у него был. И я понимала: лучше не давить.
Позже, за завтраком, я набралась смелости и предложила Маркусу переехать ко мне. И он согласился.
* * *
Женщина из кондитерской лавки ошиблась. Рожала я тридцать шесть часов – схватки были слабые. Наконец, чтобы не подвергать опасности ребенка, доктор сделал мне какой-то укол для стимуляции родовой деятельности. Головка у Билли была большая, я сильно порвалась, пришлось накладывать швы.
После рождения ребенка мой характер изменился, причем настолько, что я сама себя не узнавала. Раньше для меня на первом месте стояла карьера, я была очень честолюбива. Хотела непременно стать главным редактором, а в один прекрасный день, может, даже издавать собственный журнал. А после родов что-то ушло. Да, ушла моя решимость добиваться успеха, зато мне открылся новый мир – мир любви к моему ненаглядному сыночку.
Билли родился в октябре. Перед Новым годом Маркус предложил вместе посмотреть новогодний фейерверк. Билли не исполнилось и трех месяцев, и я так уставала, что вряд ли дождалась бы полуночи. Однако, по его мнению, это было важно – ведь мы впервые встречали Новый год вместе как семья. Я надела на Билли пушистую шапочку и теплый костюмчик и усадила его в детскую переноску, которую Маркус надел на себя. Мы пошли на автобусную остановку на Бейкер-стрит, чтобы поехать в Кларкенуэлл. Там устраивали большой фейерверк.
Пока мы ждали автобус, какой-то старичок на остановке уронил пакет. Внутри что-то разбилось, на тротуар высыпались продукты. Я присела, начала собирать. В пакете оказалась маленькая бутылочка виски – она-то и разбилась. Когда старик это увидел, у него на глазах выступили слезы. Наверное, он приготовил ее для праздничного стола. Я отдала ему пакет, а разбитую бутылку выбросила в урну.
Маркус, видя, в каком состоянии старик, как бы невзначай вынул из кармана двадцатифунтовую купюру и протянул ему со словами: «Позвольте вас угостить по случаю Нового года».
Старичок ужасно обрадовался, принялся благодарить, и тут подошел автобус. Я сидела рядом с мужем и сыном, довольная, что Маркус так поступил – это был прекрасный поступок. Иногда нужно напоминать себе, с каким замечательным человеком свела меня судьба. Мне казалось, я просто счастливица: мне так повезло в жизни…
Май
Во время перерыва иногда я еду к ее дому. Мои коллеги придают большую важность совместным обедам. Крепко спаянный коллектив. Не люблю с ними ходить. Они отправляются в паб на Примроуз-Хилл или в душное и шумное кафе. Когда я только пришла в журнал, Стефани меня то и дело приглашала. Теперь все знают, что во время перерыва я люблю побыть одна.
От работы до дома Кэти меньше десяти минут. Она живет недалеко от Бейкер-стрит. Дом четырехэтажный, из красного кирпича, довольно ухоженный. Жилье респектабельное и уютное, но скучноватое. На улице днем тихо. Рядом стоматологическая клиника, то и дело входят и выходят пациенты. Иногда подъезжают машины – доставка товаров от «Хэрродса» или «Джона Льюиса».
Мне не сразу удалось вычислить их няню. Понаблюдав за домом несколько недель, я все же выяснила, как она выглядит. Молодая женщина, чуть за двадцать. Пару раз я видела, как она выходит из дома и везет в коляске Билли. Наверное, на прогулку или по магазинам.
Сегодня я просидела в машине совсем недолго, когда появилась няня вместе с малышом. Я решила пройтись следом. Вышла из машины, сунула деньги в автомат на стоянке и двинулась за няней. Она остановилась, чтобы положить сумку в сетку под коляской. Девица невысокая, грудастая. Одета в голубые джинсы, туго обтягивающие круглые бедра, белые кроссовки и светло-голубую майку с белыми пуговками. Она пересекла Мэрилебон-роуд и остановилась на «островке». Там я ее и догнала. Машины неслись в три ряда, дышать было нечем. Проехал мусорный самосвал, оставляя шлейф вони. Он зацепил ветку цветущего вишневого деревца и вызвал целый снегопад лепестков.
Няня склонилась к коляске.
– Ой, Билли, смотри, какая большая машина!
Свернув в боковую улочку, она устремилась прочь от магазинов. Может, там есть скверик? Я держалась в нескольких шагах.
Мы прошли мимо старой церкви и направились к жилому комплексу, состоявшему из четырех десятиэтажных корпусов вокруг покрытой высохшей травой площадки. Их явно давно не ремонтировали. На балконах сушилось белье. На всех этажах торчали направленные в небо черные и белые спутниковые антенны-тарелки. По краю площадки рыскал пес; побегав, он остановился и задрал лапу.
Так это сюда она шла? И зачем? Уверенно толкая коляску, девушка миновала покрытую граффити арку и оказалась рядом с маленькой детской площадкой с качелями и чугунной скамьей. Площадка пустовала. Я не хотела себя выдавать, ведь своих дел у меня тут быть не могло, и наблюдала издалека, стоя в тени.
Девушка села на скамью, достала сумку и привела коляску в горизонтальное положение. Подняла козырек, чтобы лицо Билли было в тени. Он уже спал.
Несколько минут она сидела, поглядывая по сторонам. Затем подошел молодой человек – наверное, вышел из какого-то корпуса. Девушка встала, они поцеловались. Он ущипнул ее за ягодицу. Она, хихикая, отпрянула. Оба сели. Девушка протянула ему сигарету, он взял. Парень был смуглый, темноволосый, небритый. Похож на грека. Казалось, он только что проснулся. Они курили и болтали.
Так вот как няня проводит время! Бегает на свидания к безработному дружку. Интересно, знает ли Кэти, что Билли в качестве ежедневной прогулки привозят в такое место? Вряд ли. Она из породы матерей-наседок. Наверняка запрещает курить в квартире и возле ребенка, требует соблюдения режима дня и правильного питания. Доверчивая. Совсем не знает жизни.
Пора было идти. Я вернулась к машине и поехала в офис. Припарковалась на служебной стоянке; рядом из своего здоровенного навороченного «Мерседеса» вылезал Филип Парр. Он подошел ко мне и, как обычно, окинул взглядом сверху вниз.
– Привет, Хейя, как жизнь?
– Спасибо, хорошо. А у тебя?
– Только что с презентации в Институте архитекторов. Они открывают новый веб-сайт, посвященный британским ратушам. Фотографии так себе.
– А кто снимал?
– Привлекали энтузиастов по всей стране – фотографировать местные ратуши. Очевидно, выставили общие требования к стилю, потому что все фотографии одинаково унылые.
Он придержал для меня дверь, и мы стали вместе подниматься по лестнице.
– Думаю, нам нужно это событие осветить, хотя материальчик и средненький. Порадуем архитекторов. Я поговорю с Кэти.
Наверху мы разошлись. Я пошла к себе, а он – к Кэти. Они с Аишей стояли в коридоре, и Кэти видела, что мы шли вместе. В присутствии Филипа она всегда нервничает.
Когда я села за стол, Стефани повернулась ко мне.
– Обед с начальством? – не устояла она.
– Сегодня – нет, – ответила я.
Пусть теперь гадают.
Май
По утрам я обычно хожу через Риджентс-парк. Маркус подвозит меня до Грейт-Портленд-стрит и отправляется в Кларкенуэлл, а я пересекаю южную часть парка. Мне нравится его торжественный вид – фонтаны, клумбы… тихий оазис в центре Лондона. Из зоопарка порой доносятся странные, безумные крики птиц.
Редакция находится на Примроуз-Хилл, и весь путь занимает не больше получаса. Сегодня дул совершенно не весенний ветер, деревья размахивали ветками, как сумасшедшие. Я была без жакета; пришлось прибавить ходу, чтобы согреться. Впереди шел человек с мопсом и лабрадором. Лабрадор, благородного вида, с красивой головой, двигался размашистым шагом. Мопс, по контрасту забавный, так энергично перебирал коротенькими лапками, что казалось, он не идет, а скачет по дорожке. Я невольно улыбнулась. Наверное, некоторым из нас посчастливилось родиться лабрадорами, а другим приходится быть мопсами и прикладывать много усилий, чтобы не отставать.
Посреди аллеи я вдруг почувствовала, что у меня намокли трусики. Я села на скамейку, нагнулась, чуть раздвинув ноги, и, к своему ужасу, увидела на желтых брюках розоватое пятно. Я все еще кормила Билли, и месячных у меня не было – до сегодняшнего дня. Брюки из тонкого хлопка впитывают влагу мгновенно, и я хорошо представляла, что творится сзади. Я растерялась. Добежать до туалета в парке или добраться побыстрее до работы и там привести себя в порядок? Я решила идти дальше, прикрывая пятно сумкой. Сумка у меня из красной кожи; я словно несла сигнальный флажок. Мне было неловко и стыдно за тело, которое подвело меня.
