– Спасибо.
– Дата открытия галереи уже определена. Был бы признателен, если бы вы приехали сюда примерно в половине седьмого.
– Джулиан, рада помочь вам, но я всегда и везде появляюсь последней, вы же знаете.
Он рассмеялся.
– Ну конечно! Простите, я как-то порой забываю, что вы подлинная звезда. Официальная церемония начнется в половине восьмого или даже в восемь. Так что восемь часов будет для вас в самый раз, я надеюсь?
– Договорились. Но прежде состоится ужин у лорда Кардуэлла, не так ли?
– Разумеется.
Они снова обменялись рукопожатиями. И Джулиан, проводив гостей, вернулся за стол к своим счетам.
Том сторонкой пробирался сквозь плотную толпу на уличном блошином рынке. Такие места никогда не бывают лишь отчасти многолюдны: они выглядят пустыми, если только не забиты народом под завязку. Уличные рынки обязаны собирать толпы. Это нравится покупателям, это нравится владельцам лотков и прочим торговцам. Не говоря уже о карманниках.
Тем не менее знакомая до боли рыночная атмосфера вызвала у Тома чувство дискомфорта. Лоток с посудой, палатка с поношенной одеждой, шум, говор с сотней разных акцентов – все это являло собой тот мир, который он счастлив был оставить в прошлом. В тех кругах, где он вращался сейчас, ему удавалось с успехом эксплуатировать свое происхождение из низов – оно как раз вошло в моду, – но никаких теплых воспоминаний о нем Том не сохранил. Он смотрел на красивых азиаток в сари, на толстух из Вест-Индии, на греческих юнцов с гладкой оливкового оттенка кожей, на старых кокни в матерчатых кепках, на молодых, но усталых женщин с детьми, на безработных парней в краденых расклешенных джинсах и как мог отгонял от себя ощущение, что здесь ему как раз самое место.
Том медленно продвигался вперед, направляясь к пабу в дальнем конце улицы. Он слышал звонкий голос мужчины, продававшего ювелирные украшения с перевернутого ящика из-под апельсинов:
– Торгую краденым. Только никому ни слова…
И чуть заметно усмехнулся. Некоторые вещи на этом рынке были действительно крадеными, но в основном здесь по дешевке сбывали товары, забракованные на фабриках. Слишком плохого качества, чтобы реализовать их через настоящие магазины. Зато наивные покупатели считали, что если вещь краденая, то она уж точно отличается высоким качеством.
Наконец Том выбрался из толпы и вошел в «Петуха». Это был типичнейший пролетарский паб: скудно освещенный, прокуренный, чем-то насквозь провонявший, с бетонным полом и с жесткими скамьями вдоль стен. Он сразу направился к стойке бара.
– Виски с содовой, пожалуйста. А Билл Райт здесь?
– Старый Глазастик Райт? – переспросил бармен и указал в угол: – Он там. Накачивается «Гиннессом».
– В таком случае налей ему еще.
Он расплатился и отнес напитки к трехногому столику в самом темном закутке паба.
– Доброе утро, старшина.
Райт окинул его взглядом поверх кружки, вмещавшей пинту.
– А, привет, щенок несмышленый. Надеюсь, ты купил мне выпивку?
– Само собой. – Том уселся рядом.
Как это часто принято у кокни, кличка Глазастика Райта имела сразу два объяснения. Во-первых, он когда-то служил в разведке, где, разумеется, наблюдал за противником во все глаза. А во-вторых, глаза эти были сильно навыкате, отличаясь необычным оранжевым цветом. Его вполне могли величать и Лупоглазым Райтом.
Том потягивал виски и вглядывался в собеседника. Голова Райта почти совершенно поседела, исключая круг жирных темно-русых волос на самой макушке. Еще его отличал глубокий загар, потому что он проводил по шесть недель зимой и летом на Карибских островах. А деньги на столь дорогие каникулы добывал взломом сейфов – именно карьеру медвежатника он предпочел избрать, уволившись из вооруженных сил. У него была репутация опытного и искусного преступника. Поймали его лишь однажды, да и то из-за невероятного в своей нелепости стечения обстоятельств – воришка-домушник проник в особняк, где в тот момент работал над сейфом Райт. Сработала сигнализация…
– А что, неплохой сегодня денек для недобрых дел, мистер Райт, – сказал Том.
Райт допил свое пиво и взялся за принесенную Томом кружку.
– Знаешь, что сказано в Библии? «Господь ниспосылает свет солнца и проливает дождь на головы не только праведников, но и грешников». Эта строка всегда служила мне источником большого утешения. – Он сделал еще глоток. – А ты не такой уж дрянной малый, сынок, если угощаешь немощного старика.
Том поднял свой стакан.
– За удачу!
Потом протянул руку и пощупал лацкан пиджака Райта.
– Хороший костюмчик. Неужто с самой Сэвил-роу?
– Да, приятель. Ибо о чем еще сказано в Библии? «Избегайте вида зловещего» [16]. Мудрый совет. Сам подумай, какая полицейская крыса осмелится арестовать бывшего старшину почтенных лет с отличным причесоном и в классном прикиде?
– Не говоря уже о том, что вы завалите его цитатами из Библии.
– Гм-м-м. – Райт еще несколько раз приложился к темному пиву. – Ладно, малыш Томас, пора тебе перестать ходить вокруг да около. Зачем пожаловал?
Том понизил голос:
– Есть работа для вас.
Райт прищурился:
– Что за работа?
– Картины.
– Порнушка? Я не стану…
– Нет, – перебил его Том. – Произведения искусства, знаете ли. Редкие штучки.
Райт помотал головой:
– Не мой цех. Что я с ними буду потом делать?
Том сделал нетерпеливый жест.
– Я берусь за дело не один. Мне по-любому нужны на это деньжата.
– Кто с тобой?
– А это вторая причина, приведшая меня к вам. Как насчет Мандинго?
Райт в задумчивости кивнул.
– Получается, придется делить куш на целую толпу. Сколько собираешься сорвать?
– Миллион за все про все.
Светлые брови Райта приподнялись.
– Скажу тебе так: если Мандинго в игре, то и я тоже.
– Блеск! Поедем и потолкуем с ним.
Они вышли из паба и пересекли улицу, где новенький горчичного цвета «Ситроен» был припаркован в неположенном месте. Когда Райт открыл дверь, из машины вышел бородатый мужчина в неопрятном плаще. Райт дал ему немного денег и сел за руль.
– Он присматривает, чтобы ко мне не привязались дорожные копы, штрафующие за неправильную стоянку, – объяснил Райт, отъезжая. – Сказано же в Библии: «Не заграждай рта у вола молотящего». А эти парковочные контролеры суть самые настоящие волы.
Том пытался понять смысл приведенной цитаты и ее связь с реальностью, пока Райт вел свой автомобиль. Но бросил это занятие, когда они остановились в районе многочисленных театров поблизости от Трафальгарской площади.
– Он живет здесь? – удивленно спросил Том.
– Ему ли не процветать? «Узри, как порок превозвышен!» Он должен быть богат, судя по процентам, которые берет.
Райт вышел из машины.
Узким переулком они дошли до невзрачного с виду подъезда. Лифт доставил их на последний этаж. Райт постучал в дверь с врезанным в нее глазком.
Открыл им темнокожий молодой человек в панталонах матадора, в крикливой расцветки рубашке и с бусами на шее.
– Доброе утро, Мандинго, – приветствовал его Райт.
– Привет, дружище. Давайте, заваливайте, – ответил Мандинго, приглашающим жестом взмахнув рукой, в которой держал длинную сигарету.
Квартира была роскошно отделана в красных и черных тонах и обставлена дорогой мебелью. Повсюду виднелись не менее дорогие электрические игрушки человека, у которого больше денег, чем понимания, как их с толком потратить: сферической формы транзисторный приемник, огромный цветной телевизор и второй – портативный, цифровые часы, множество приспособлений для качественного прослушивания музыки. И посреди этого неуместно торчал антикварный телефонный аппарат. Бледная блондинка в солнцезащитных очках развалилась в глубоком кресле с бокалом в одной руке и сигаретой в другой. Она кивнула Райту и Тому, небрежно стряхнув пепел прямо на ковер с длинным ворсом.
