– В лесу за нашим домом у моей мамы есть секретный шалаш на дереве. Лиза – друид, по крайней мере, так себя называла. Она частенько ходила в походы, типа чтоб уединиться с деревьями. – Я сделала паузу и нервно сглотнула. – В прошлом году я однажды тайком за ней увязалась. Хотела увидеть, чем занимаются друиды…
Прежде я никому об этом не рассказывала, даже сама старалась не вспоминать.
– Настоящие друиды приносили человеческие жертвы, – заявила Патти бодро. – Ну, в давние времена. Вырывали у людей сердца, жарили и сжирали.
– А ты с ацтеками не путаешь? – спросила я.
Ни тревоги, ни смущения я не чувствовала. Патти намекала, что даже если я видела, как Лиза ест человечину, то ничего страшного в этом нет. Вообще-то сцена, которую я подглядела, не была страшнее каннибализма, хотя, наверное, мерзее.
– Ну и что? Чем занимаются друиды? – спросила Патти.
– Поможешь мне найти шалаш на дереве? – выпалила я, не позволив ей задать следующий вопрос.
– Х-ха! – ответила Патти.
В переводе с утятниковского это странное слово обозначает «А то! Еще как!». Я не сомневалась: что бы мы ни нашли – дневник, письма моей биологической матери, мои детские фотографии, сделанные до похищения, или ничего вообще, – Патти не слишком удивится. Она не включит шизанутую ищейку, не кинется по следам и насильно никуда меня не потащит. Она позволит мне решить самой.
Мы спустились с дуба. Патти считала, нужно предупредить Босса, чтоб не волновалась, мол, мы идем гулять, – на случай, если позовет. Сама она могла хоть в час ночи дунуть на велике в магазин за конфетами, и никто бы не спросил, куда это она собралась, поэтому бесившее меня желание Босса ежесекундно меня контролировать казалось ей страшно трогательным.
– Зачем терять время? – удивилась я. – Босс знает, что мы на улице. Там мы и будем, только чуть дальше, чем она думает.
Мы с Патти шмыгнули в кусты и уже через две минуты отыскали начало извилистой лесной тропки, по которой я год назад кралась за Лизой. Не знай я, что тропка здесь, мы бы в жизни ее не нашли. Она раз пятнадцать исчезала, появлялась снова и петляла, петляла. Тоненькая тропка, густой лес – незаметно преследовать Лизу было несложно. Тропку я отлично помнила и сейчас шла так быстро, что Патти аж запыхалась. Она хоть и тощая, но совсем не спортивная.
– Здесь недалеко, – объявила я.
– Расскажешь, чем занимаются друиды? – спросила Патти. – Я тебе самое плохое о себе рассказала.
– По-твоему, кости во дворе и то, что меня украли, не самое худшее?
Патти покачала головой:
– Об этом Роджер знает. В смысле, ты расскажешь мне свой секрет, ты ж мой теперь знаешь.
Если честно, мне хотелось с кем-то поделиться. Не с Роджером, нет, это дохлый номер, и не с Боссом, она говном изойдется и убьет Лизу. А вот с Патти, наверное, можно.
– Хорошо, только, чур, не останавливаться! – попросила я, потому что рассказывать, глядя себе под ноги, казалось легче.
Схватив Патти за руку, я потащила ее вперед, только скорость немного сбавила.
– Я кралась за Лизой до самой поляны. По-моему, шалаш именно там. Я слышала шорох – наверное, Лиза разводила костер, – и уже собралась домой, когда она заговорила. Я подумала, что она разговаривает с псом-приемышем, которого привела с собой, или затягивает ритуальную песнь, но тут ей ответил мужской голос. Наверное, мужчина подошел с другой стороны.
Еще я слышала Лизин смех, громкий и хриплый, но об этом умолчала.
– Я сошла с тропки, подползла ближе и сквозь кусты посмотрела на поляну. В глубине поляны растет большой дуб. Лиза развела под ним костер и стояла рядом, с мужиком.
Ту сцену я помнила отлично, словно подсматривала за Лизой вчера, а не много месяцев назад. Лиза выпростала голую ногу из-под прозрачного сари, обвила ею того здоровенного мужика и выгибалась назад, а тот, уже голый по пояс, грудь вся волосатая, обеими руками мял ей задницу. Во рту у Лизы было большое яблоко, мужик глодал его с другой стороны так, будто хотел прогрызть насквозь и добраться до нее.
По подбородку у него стекал яблочный сок, всю шею себе залил. Потом он отпустил мамину задницу, чтобы снять с нее самодельное сари, и я увидела его лицо.
– Это был папа Селии Мейсон, моей одноклассницы из Кэлвери. Он давно и прочно женат на маме Селии, а моя мама расстегивала ему ремень. Я поняла, что никогда-никогда не сяду на всемирной истории с Селией, если увижу шланг ее папы, – продолжила я.
Шланг я увидела. Моя мама спустила штаны папе Селии чуть ниже его задницы, и эта его штука, большущая, на конце малиновая, как выскочит наружу, вроде как вся такая как хобот, и сердитая. Прежде я шлангов не видела, а тут пожалуйста, да еще и приделанный к чьему-то мерзкому папаше. Моя мама что-то искала в его штанах, а когда нашла, штаны опустились еще ниже. По-моему, это были яйца, хотя на картинках их рисуют совсем иначе. У папы Селии они похожи на мешок волосатых слив, а моя мама держала их в ладони, словно взвешивала.
– Вот тут я пряталась. – Я остановилась и показала Патти на кусты за последней петлей тропки. Взглянув на Патти, я поняла, что она не в шоке и даже не слишком удивлена. – Она легла, он приставил, она засунула… Короче, я рванула домой, стараясь погромче шуршать и хрустеть.
Я хотела, чтобы они меня услышали. Хотела помешать, все им испортить, хотела, чтобы они прекратили и им было стыдно. Я хотела, чтобы Лиза побежала за мной и извинилась за свою подлость и жуткое лицемерие. В груди нарастал яростный крик, воздуха не хватало, но я неслась прочь, пока не подкатила тошнота. Едва остановилась, меня вырвало.
– Они тебя слышали? – спросила Патти.
– Нет, – покачала головой я. – Им было не до меня. Я злилась, потому что Лиза вечно твердит: один французский поцелуй – и последствия будут как для намокшего гремлина. Пятьдесят детишек из живота повыскакивают! А сама чем занимается… Впрочем, главное другое – меня стошнило. А еще главнее то, что мы на нужной поляне. Вот дуб, а вон кострище, видишь? Пес лежал прямо у огня, смотрел за ними и дергал бровями – правая вверх, левая вниз, потом наоборот. По-моему, он не понимал, в чем дело, но хотел угоститься яблоком. Это был Руф. Странный пес, он мог съесть все, что на его глазах ели люди. Я даже беспокоилась.
– Экс-бойфренд двоюродной сестры моей тетушки прижимал свой шланг к большому окну всякий раз, когда я шла с автобуса мимо ее дома. Типа привет, вот мой хрен, любуйся. В первый раз я так удивилась, что встала как вкопанная и пялилась.
– Буэ! – скривилась я, хотя сама вздохнула с облегчением: разжевывать не пришлось. Патти сообразила, что с поляны я смогла уйти не сразу, далеко не сразу. – Короче, вот это дерево.
Дуб был что надо, высокий, толстый, старше дуба на нашем дворе. Мы встали прямо под ним и посмотрели вверх. Листья уже меняли цвет, но еще не опадали. Высоко над нашими головами среди ветвей виднелся Лизин шалаш, такой старый, что дерево посерело, как выброшенное морем на песок.
– Ни фига себе! – Надо же, не ошиблась и впрямь разыскала шалаш. Удивительно.
– И как же мы туда поднимемся? – спросила Патти.
Мы обошли вокруг толстого ствола. С одной стороны по нему вилась лиана. Я сморщилась – терпеть не могу лианы, они же как змеи, – но заставила себя к ней прикоснуться. Страхи тотчас отпали: лиана была пластиковая. Среди пластиковых листьев на стволе я нащупала дощечку, первую из нескольких, – вот тебе и лестница.
– Хитро! – похвалила я и полезла наверх, Патти за мной по пятам. Дощечки кончились там, где началась крона, и дальше лезть пришлось как обычно по дереву – с ветки на ветку.
– Черт, высоко лезем! – нервно пробормотала Патти.
В полу шалаша виднелся люк. Я толкнула его – он открылся легко и бесшумно. Я забралась в шалаш и отползла в сторонку, чтобы следом влезла Патти. Изнутри Лизин шалаш обшили светлым деревом и покрыли лаком. Перестроили его недавно: кто-то купил блоки в «Домашнем депо», собрал домик с крышей и прорезал окна в сером деревянном корпусе, который мы видели с земли. Изумленная Патти аж присвистнула.
– Домик новый, – заметила я, – а Лиза даже лампочки менять не умеет. Кто-то помог ей перестроить старый шалаш.
«Мужчина, ясен день, может, даже не один, – думала я. – Эх, света мало!» Неподалеку от люка я разглядела аквариум, а в нем три толстые ароматические свечи и зажигалки, однако мне не хотелось зажигать здесь огонь, даже в стеклянной емкости, но Патти обнаружила мою старую лампу из скаутского лагеря. На вид она как керосиновая, только работает на батарейках. Патти нащупала выключатель, и лампа загорелась.
У ствола, то есть поодаль от окон, мы увидели пару свернутых спальных мешков и большие думки. Думки лежали у дешевых фанерных стеллажей. Я подползла взглянуть на корешки книг – в основном тут были мрачные запутанные романы, как любит Лиза. Заметив свои старые книжки про муми-троллей, я страшно растрогалась. Корешок «Волшебной зимы» припорошило снежинками, которые я когда-то нарисовала маркером. Так отпали последние сомнения – шалаш точно Лизин. Я поняла, что боялась выдохнуть, а теперь выпустила воздух и жадно сделала новый вдох. Патти тем временем взяла со средней полки «Радость секса». Я демонстративно отвернулась, а Патти стала листать книгу и разглядывать картинки.
