Все еще улыбаясь, Арнас открыл чуть подгнившую деревянную калитку и вошел в сад.
– Проходи сразу в дом, – пригласил его Питер.
Трое мужчин поднялись в мастерскую. Когда они сели, Арнас взмахнул принесенной с собой газетой.
– Должен вас обоих поздравить, – сказал он. – Я бы и сам не справился с этим делом лучше. Утром я так смеялся в постели, что надорвал живот.
Митч приподнялся и сделал вид, что с беспокойством осматривает живот Арнаса.
– Но операция на животе, вижу, прошла успешно.
Питер рассмеялся.
– Завязывай с дурацкими шутками, Митч!
– Вы все провернули блестяще, – продолжал Арнас. – И подделки получились превосходными. На прошлой неделе я случайно увидел Ван Гога в «Клэйпоуле» и чуть сам не купил его.
– Надеюсь, для тебя не опасно появляться здесь? – задумчиво спросил Питер.
– Едва ли. К тому же визит был необходим, если я собираюсь получить прибыль от нашей сделки.
– Прибыль? Я думал, ты принял в ней участие из чистого удовольствия, чтобы позабавиться, – в голосе Митча прозвучали неприязненные нотки.
– И из-за этого тоже, разумеется. – Арнас снова улыбнулся. – Но главным образом мне хотелось посмотреть, насколько хороши в своем деле вы двое.
– К чему ты, черт побери, клонишь, Арнас? – Питер сразу почувствовал острый укол тревоги.
– Как я уже упомянул, хотелось бы получить прибыль со своей инвестиции в вас. А потому попрошу каждого выполнить еще по одной подделке. Уже для меня лично.
– Так дело не пойдет, Арнас, – сказал Питер. – Мы осуществили все в декларативных целях, а не для того, чтобы нажиться. И мы почти закончили. Никаких больше фальсификаций.
– Боюсь, у нас нет выбора, – неожиданно тихо произнес Митч.
Арнас одобрительно кивнул в его сторону. А потом сложил руки в почти просительном жесте.
– Послушайте, парни. Никакого риска нет. Никто не узнает о всего лишь двух новых подделках. Люди, которые их купят, никому не расскажут, как их обвели вокруг пальца, поскольку сами окажутся замешаны в не совсем благовидном деле, уже приобретая картины. И никто не будет знать, что подделки – ваша работа, за исключением меня самого.
– Я в этом не заинтересован, – отреагировал Питер.
Но Арнас тут же возразил:
– Но ведь Митч понял, почему вам все же придется взяться за мой заказ, верно, Митч?
– Да, скотина. Я все понял.
– Так вразуми Питера.
– Арнас крепко ухватил нас за яйца, Питер, – сказал Митч. – Он один может навести на нас с тобой полицию. Ему и потребуется только сделать анонимный звонок. А ведь мы еще не пришли к соглашению с владельцами галерей.
– И что с того? Если он настучит на нас, мы подставим его тоже, так?
– Нет, – ответил Митч. – Против него нет никаких улик. Он не участвовал в операции прямо. Его никто не видел, а вот я мелькал на глазах у слишком многих людей. Нас могут подвергнуть процедуре опознания, заставить отчитаться о своих перемещениях в определенный день, и одному богу известно, о чем еще. А он только лишь снабдил нас деньгами. Причем наличными, если ты забыл. Он сможет все отрицать.
Питер повернулся к Арнасу:
– Когда тебе нужны подделки?
– Вот слова разумного парня. Я хочу, чтобы вы их выполнили прямо сейчас. В моем присутствии.
В дверь заглянула Энн с ребенком на руках.
– Эй, так вы собираетесь на прогулку в парк или нет?
– Прости, милая, – ответил ей Питер. – Сейчас никак не сможем. У нас появились другие дела.
С непроницаемым выражением лица Энн спустилась вниз.
– Какие картины тебе требуются, Арнас? – спросил Митч.
Гость показал на прямоугольный сверток, который держал все это время в руках.
– Мне нужны две копии вот этого, – он подал сверток Митчу.
Митч снял бумажную обертку с оформленной в раму картины. Он смотрел на нее с нескрываемым удивлением. Потом разглядел подпись художника и присвистнул.
– Что б мне провалиться! – не сдержал возгласа он. – Откуда это у тебя?
Глава вторая
Саманта поигрывала своей фарфоровой кофейной чашкой и наблюдала, как лорд Кардуэлл с изяществом поглощает кусочек крекера, густо намазанный сыром стилтон с голубой плесенью. Помимо воли ей нравился этот человек: высокий, седовласый, с удлиненной формы носом и с морщинками, словно оставленными в уголках глаз улыбками. За ужином он то и дело задавал ей вполне разумные вопросы о сути работы актрисы и казался искренне заинтересованным, хотя порой и шокированным теми историями, которые она рассказывала в ответ.
Том сидел напротив нее. Джулиан расположился в дальнем конце стола. Они оставались вчетвером, если не считать дворецкого, и Саманта мельком подумала, где Сара и почему не приехала. Джулиан хранил по этому поводу молчание. Зато с огромным энтузиазмом рассказывал о приобретенной им картине. Его глаза просто сияли, а руки порхали в воздухе. Вероятно, именно эта картина и послужила причиной происшедшей с ним трансформации.
– Модильяни просто подарил свою работу! – говорил он. – Передал ее раввину в Ливорно. А когда тот удалился на покой в заброшенную итальянскую деревушку, то взял полотно с собой. Там оно и пробыло все это время. Провисело на стене простой крестьянской хижины.
– Вы уверены в ее подлинности? – спросила Саманта.
– Абсолютно. Узнаваема характерная манера класть мазки, картина подписана автором, а ее история доподлинно установлена. Невозможно требовать большего. Кроме того, по моей просьбе ее скоро осмотрит один из ведущих экспертов.
– Уж лучше бы ей оказаться подлинником, – вмешался лорд Кардуэлл. Он отправил последний кусочек крекера с сыром в рот и откинулся на высокую спинку кресла в столовой. Саманта наблюдала, как дворецкий беззвучно скользнул к хозяину и убрал его тарелку. – Картина обошлась нам в крупную сумму.
– Нам? – с любопытством переспросила Саманта.
– Мой уважаемый тесть профинансировал сделку, – поспешно пояснил Джулиан.
– Занятно. Одна из моих подруг тоже говорила о потерянной картине Модильяни, – сказала Саманта. Она наморщила лоб в усилии вернуть воспоминание – в последнее время память стала порой подводить ее. – Кажется, она что-то писала мне об этом. Ее зовут Ди Слейн.
– Должно быть, речь шла о другом произведении, – сказал Джулиан.
Лорд Кардуэлл потягивал кофе.
– А знаете, Джулиану ни за что не удалось бы добиться подобного успеха без моего своевременного и мудрого совета. Ты же не будешь возражать, Джулиан, если я расскажу, как все было?
По выражению лица Джулиана Саманта поняла, что он как раз возражал бы против этого, но Кардуэлл продолжал, не дождавшись его ответа:
– Он пришел ко мне просить денег на покупку картин. Я же заявил ему, что исповедую деловой подход ко всему, и если он хочет получить мои деньги, ему придется сначала показать, какую выгоду я смогу извлечь из своих инвестиций. Иди, сказал я ему, и сделай подлинное открытие. Тогда я, быть может, рискну вложить в него свои средства. И он сделал именно это.
Улыбка Джулиана, адресованная Саманте, как бы говорила: «Пусть старый дурень мелет языком и дальше».
– Как получилось, что вы стали крупным бизнесменом? – спросил Том.
Кардуэлл улыбнулся.
– Эта история восходит к эпохе моей бурной юности. К тому времени, когда мне исполнился двадцать один год, я уже попробовал почти все: совершил кругосветное путешествие, был изгнан из колледжа, участвовал в скачках и в гонках на аэропланах. Не говоря уже об обычных увлечениях молодости – вино, женщины, музыка.
Он ненадолго прервался, устремив невидящий взор внутрь своей кофейной чашки, а потом продолжил рассказ:
– Когда же мне стукнул двадцать один год, я унаследовал семейное состояние, а кроме того, женился. Не успел оглянуться, как у меня уже должен был появиться первый ребенок – не Сара, конечно. Она родилась значительно позже. И внезапно я осознал, что с баловством и забавами пора заканчивать, поскольку они не могут принести зрелому мужчине подлинного удовлетворения. Но в то же время у меня не было желания управлять имениями, как и работать в фирме под началом отца. И я явился со своими деньгами в Сити, где скоро обнаружил, насколько там мало людей, которые бы разбирались в финансовых вопросах лучше меня. Как раз в тот момент случился крупный обвал биржевых котировок, в мире ценных бумаг воцарился хаос. Биржевые дельцы находились в шоковом состоянии. Я же сумел скупить несколько компаний, на которые, насколько я мог судить, биржевой кризис не должен был сильно повлиять. И оказался прав. Когда мир вновь встал с головы на ноги, я оказался в четыре раза богаче, чем в начальный период. Разумеется, потом прогресс в моих делах стал более замедленным и постепенным.
