Вульф что-то негромко проворчал. Я посмотрел на девушку с восхищением: как спокойно, с какой выдержкой она сообщила о происшествии! Впрочем, она жила с этим вот уже год.
– Я читала в газете, что внизу, под гейзером, из-за давления в подземном канале, по которому бежит вода, ее температура значительно выше точки кипения.
– Верная смерть, – буркнул Вульф. – Так что же вас смущает в гибели вашего дяди?
– Да то, что на самом деле он не погиб. На прошлой неделе я видела его здесь, в Нью-Йорке. Он жив.
Моего оживления как не бывало. Я-то думал, что нам предстоит совлечь фальшивую личину суицида с убийства, а почуяв убийство, я всякий раз делаю охотничью стойку. В частном сыске убийство – нечто вроде стержня, на котором все держится. Согласитесь, газетный заголовок «Произошло убийство» так и притягивает взгляд. Синтия содрала этот броский анонс и заменила другим – «Человек остался в живых». Ничего интересного.
Кроме того, мне в голову пришла невеселая мысль: если дядя Пол жив, значит, доля в компании по-прежнему принадлежит ему, а не нашей гостье. Отсюда следует логичный вопрос: а есть ли у нее деньги для оплаты наших услуг? Как мужчина, я по-прежнему не мог отказать ей в привлекательности: голос и внешность выше всяческих похвал. Однако в профессиональном плане она лишилась для меня всякой притягательности.
Короче говоря, я расслабился и швырнул блокнот на стол. Кстати сказать, мой стол расположен таким образом, что стоит мне сделать пол-оборота в своем вращающемся кресле, и я поворачиваюсь лицом к Вульфу, еще пол-оборота – и я уже напротив красного кожаного кресла, стоящего возле стола босса.
Именно в это кресло мы обычно сажаем посетителей. Некоторые в нем не смотрятся. Однако Синтия, в своем клетчатом коричнево-желтом жакете нараспашку поверх темно-желтого, шелкового вроде бы, платья и кокетливом подобии коричневой шляпки, надетой набок, выглядела просто превосходно.
Почерпнувший от Лили Роуэн и из других надежных источников некоторые сведения о модной женской одежде, я решил, что, если Синтия сама придумала этот наряд, моему боссу следует засунуть куда подальше свои сомнения касательно ее таланта.
Тем временем Синтия продолжила рассказ о воскресшем дяде:
– Это произошло третьего июня, в прошлый вторник. Вчера как раз была тому неделя. Мы устроили для журналистов показ нашей осенней коллекции. Мы не устраиваем показы в отелях. У нас есть собственный демонстрационный зал на двести посадочных мест. Во время показов для прессы мы впускаем посетителей только по билетам. Иначе народу набьется столько, что яблоку будет негде упасть. Дядю я увидела, когда демонстрировала свой собственный ансамбль в сине-черных тонах из легкой саржи. Он сидел в пятом ряду, между Агнес Пэмбертон из «Вог» и миссис Гумперт из «Геральд трибьюн». Не спрашивайте, как мне удалось его узнать. Сама не понимаю. Однако я нисколько не сомневаюсь, что…
– А почему вы могли бы его не узнать? – строго спросил Вульф.
– Да потому, что он отпустил бороду, нацепил очки и прилизал волосы, расчесав их на левый пробор. Понимаю, мое описание звучит нелепо, а дядя Пол всегда чурался эксцентричности. Правда, борода его была аккуратно подстрижена, и потому он не очень сильно выделялся. Хорошо хоть, я узнала его далеко не сразу. Иначе просто встала бы столбом на сцене и, разинув рот, уставилась бы на него. Потом, в костюмерной, Полли Зарелла спросила Бернарда Домери… Это племянник Джина Домери… Так вот, Полли спросила Бернарда, что это за мужик такой заросший сидел в зале. Бернард ответил, что понятия не имеет. Наверное, журналист из «Дейли уокер»[16]. Понятное дело, бо́льшую часть приглашенных на показ мы знаем. Бо́льшую, но далеко не всех. Когда я вышла в следующей модели – свободном сзади пальто длиной до щиколотки из ткани с гобеленовыми мотивами, – то неосознанно скользнула взглядом по бородачу и совершенно неожиданно поняла, кто это. Не догадалась, а именно поняла. Меня это настолько потрясло, что я прибавила шаг, торопясь уйти со сцены. В раздевалке все мои силы ушли на то, чтобы подавить дрожь. Мне хотелось броситься в зал и поговорить с ним, но как я могла? Это значило сорвать показ. Мне предстояло еще четыре выхода. В частности, я должна была продемонстрировать гвоздь коллекции – облегающее черное в белую полоску платье и жакет из той же ткани, с чуть присборенными у плеч рукавами и двойной кромкой. Одним словом, мне надо было остаться до конца показа. Ну а потом, когда я бросилась в зал, его уже не было.
– Ну-ну, – пробурчал Вульф.
– Да, так все и произошло. Я вышла из зала к лифтам, но он пропал бесследно.
– И с тех пор вы его не видели?
– Не видела.
– Кто-нибудь еще его узнал?
– Не думаю. Уверена, что нет, иначе бы поднялся шум. Только представьте: человек восстал из мертвых!
Вульф согласно кивнул и спросил:
– А многие ли из присутствующих были знакомы с вашим дядей?
– Да практически все. Он был очень знаменит – почти так же, как вы.
Вульф пропустил комплимент мимо ушей.
– Вы уверены, что видели именно вашего дядю?
– Абсолютно. У меня нет ни малейших сомнений.
– Вы выяснили, под чьей личиной он приходил?
Девушка покачала головой:
– Мне так и не удалось ничего о нем выяснить. Не хотелось расспрашивать слишком много народу, а те, к кому я обратилась, ничем не смогли помочь. Понимаете, – замявшись, добавила она, – пригласительные билеты на показ распространяются довольно свободно. Я не говорю, что мы раздаем их первым встречным на улицах, но человеку со связями не составит труда добыть приглашение. А у моего дяди, разумеется, связи были.
– Вы кому-нибудь рассказали о случившемся?
– Никому. Ни единой живой душе. Все это время я пыталась сообразить, что́ мне делать.
– А почему бы вам обо всем не забыть? – предложил Вульф. – Говорите, вы унаследовали после дяди половину… – Он поморщился. – Этой самой вашей компании?
– Да.
– Что-нибудь еще? Движимое или недвижимое имущество, ценные бумаги, счета в банке?
– Ничего. Он не оставил после себя никакого имущества, за исключением меблировки квартиры. Адвокат сказал, что у дяди не имелось ни ценных бумаг, ни банковских счетов.
– Негусто, – хмыкнул Вульф. – Но вам теперь принадлежит половина компании. Она кредитоспособна?
– Полли Зарелла говорит, что в прошлом году наши доходы перевалили за два миллиона и дела продолжают идти в гору, – улыбнулась Синтия.
– Ну так махните на все рукой. Допустим, вашему дяде нравится носить бороду и прилизывать волосы. Что в этом такого? Если вы загоните его в угол, заставите побриться, смыть фиксатуар и снова стать самим собой, то лишитесь доли в растущих доходах. Они снова начнут отходить к нему. Я не стану заламывать цену за этот совет.
– Нет, – она решительно помотала головой, – я хочу знать, что́ происходит. Мне надо выяснить, на каком свете я живу. Я… – Она запнулась и прикусила губу, пытаясь сдержать свои чувства. Природа их оставалась для меня непонятной, но они явно готовились вот-вот вырваться наружу. Взяв себя в руки, она выдавила: – Я очень расстроена.
– В таком случае не торопитесь с решением. – Босс был с ней на редкость терпелив. – Решения надо принимать на холодную голову. Кроме того, – он погрозил пальцем, – несмотря на всю вашу убежденность, вы можете заблуждаться. Допустим, вы узнали его, в отличие от всех остальных, потому что делили с ним кров и близко его знали. Однако есть и другие, знавшие вашего дядю не менее близко. Особенно хорошо его должен знать компаньон, мистер Домери. По вашим словам, они проработали бок о бок двадцать лет. Мистер Домери присутствовал на показе? Он видел бородача?
Глаза Синтии широко распахнулись.
– Ой, – воскликнула она, – разве я не… Мне показалось, я вам уже сказала… Конечно же, на показе был Бернард Домери, племянник Джина. Я о нем точно говорила… Но Джин Домери, компаньон моего дяди… его нет в живых!
Тут глаза Вульфа, полузакрытые на протяжении почти всего разговора, впервые приоткрылись пошире:
– Да ну, черт побери! И что же с ним случилось? Тоже прыгнул в гейзер?
– Нет, погиб в результате несчастного случая. Джин утонул. Поплыл рыбачить и свалился за борт.
– Где это случилось?
– Во Флориде. У западного побережья.
– Когда?
– Дайте подумать… Сегодня девятое июня… Получается, полтора месяца назад. Может, чуть больше.
– Он был на лодке один?
– Нет, с племянником Бернардом.
– С ними был кто-нибудь еще?
– Нет.
– И половина компании, принадлежавшая Джину, отошла племяннику?
– Да, но… – Девушка нахмурилась и взмахнула рукой. Как я заметил, она любила жестикулировать, причем делала это воистину грациозно, сущее загляденье. – Там все чисто.
– Что именно?
– Глупый вопрос, – решительно произнесла она. – Я просто хочу сказать, что, если бы в гибели Джина было что-то подозрительное, полиция Флориды непременно начала бы расследование.
