Надо думать. Но давайте просто скажем, что он так устроен, этот вонючий мир.
– Ну хорошо… И что же теперь у вас осталось?
Ну… то же, что и раньше. Том Крамер, который так и норовит прищемить мне хвост, и полное отсутствие как подозреваемых, так и ответов. Одна лишь синяя толстовка да фотография из школьного альбома. Есть, правда, кое-что еще…
– Что вы имеете в виду? – Должен признать, что в тот момент я его почти не слушал. Время, отведенное на хитрость с Бобом Салливаном, вышло, но ни шума в СМИ, ни судебных процессов, ни других прелестей, способных заставить всех закрыть лавочку и разойтись, не последовало. А плана Б у меня не было.
Вам известно, что мои ребята обзванивают небольшие городки по всей стране. Один такой звонок, в Орегон, принес результат. Тамошний ветеран вспомнил случай с парнем, которому нанесли точно такой же шрам. Прямая, глубокая линия непосредственно над тазом. Это было давно, но офицер сказал, что попробует отыскать это дело в архиве. Он точно не помнит, шла ли там речь об изнасиловании, но что-то в этом роде было.
– Понятно. Чтобы оставить эту метку, преступнику, вероятно, потребовалось какое-то время. Я веду к тому, что это было заранее спланированное изнасилование, а не нападение с непредвиденным итогом в виде изнасилования. Причем на другом конце страны. Согласны?
Алан, я не премину проверить все факты, имеющиеся в этом деле.
Ну что ж, посмотрим.
Вот что произошло в ночь катастрофы, когда две машины столкнулись. Когда вагонетка «американских горок» со скрежетом рухнула вниз. Когда сахарная вата была почти готова и осталось всего лишь несколько волокон, которые намотаются на палочку после того, как я вам все расскажу.
Вот что случилось в ту ночь, когда умер Боб Салливан.
Шарлотта мне солгала. Я знаю почему, но это не важно. После расставания с Бобом она не могла пойти домой и смириться со своей болью. Ей никак не давали покоя слова. «Да пошла ты». В голове крепко засело подозрение, что именно он изнасиловал ее дочь. Без меня здесь не обошлось, но давайте не забывать и о последствиях шока, наступающего в тот момент, когда вы узнаете правду о своем любовнике. Когда «я люблю тебя» превращается в «да пошла ты», мозг, чтобы утолить боль, делает из бывшего возлюбленного самого гнусного злодея. Пилюля оказалась слишком горькой, и Шарлотта в тот вечер обнаружила, что никак не может ее проглотить.
Она не может утверждать, что не виновна. Как и я сам в случае с коробком спичек, Шарлотта прекрасно знала, что Том в поисках насильника Дженни потерял голову. Что он не спал и почти не ел. Что перестал делать приятные вещи и позабыл, что такое радость. Даже в общении с Лукасом и Дженни. Притворство и хитрость. Его нерешительные аплодисменты во время матча по лакроссу. Улыбки, которыми он приветствовал детей по утрам. Том пребывал в состоянии острого душевного расстройства.
Разработанный мной план его лечения в том и заключался, что если он преодолеет этот внутренний разлад, то родится к жизни новым человеком. Мужчиной, который мирится с существованием демонов, таящихся в его душе. Вот к чему сводится этот процесс. Вот она, та дорога, которая ведет к психологическому комфорту. Теперь, когда Шарлотта порвала с Бобом, по этой стезе предстояло пройти и ей. Но Шарлотте не давала покоя месть, и она решила ее осуществить.
После сеанса она вышла из моего кабинета и направилась домой. На тот момент Фрэн Салливан еще не садилась к ней в машину и не давала прослушать записи, поэтому Шарлотта не знала о том, что Боб невиновен. Она злилась на него и, что намного важнее, подозревала, что именно он изнасиловал Дженни. Она дождалась, когда дети легли спать, и все ему рассказала.
Я ушам своим не поверил. Боба Салливана, моего босса, с которым мы больше трех лет дружим семьями, подозревали в изнасиловании моей дочери! Вы, Алан, вложили мне в голову мысль о новом подозреваемом. Он вполне мог оказаться той причиной, по которой полиция не проявляла интереса к фотографии из школьного альбома. Я попытался выяснить что-нибудь у Парсонса, однако он ничего мне не ответил. Зато рассказала Шарлотта. О девушке, написавшей на Боба заявление много лет назад. Об отсутствии у него алиби, о том, что он лгал полиции. Но поверил я этому, только когда узнал, что Дженни вспомнила голос Боба. Я мог убить его в тот же вечер. Сел на кровать и представил себе, как расправлюсь с ним. Как возьму в гараже бейсбольную биту и проломлю ему череп.
Когда Дженни уснула, я вошел к ней в комнату. Взял ее телефон и прочитал переписку с тем солдатом, с которым она подружилась. Членом вашей группы, прошедшим в Ираке этот злосчастный курс лечения. И в этот момент увидел. Слова. «Думаю, это был он. Я слышу в голове его голос». Подобных текстовых сообщений за последние две недели накопилось несколько десятков. Мне никто ничего не сказал. Теперь я понимаю почему. Знали все, кроме меня, правда? Вы, Дженни, Парсонс, Шарлотта. Все до единого, но только не я.
Весь следующий день в душе Тома клокотала ярость. Больше он терпеть не мог.
Мне было известно, что в тот вечер у него была назначена встреча с клиентом в салоне по продаже «Ягуаров». Я поужинал с семьей. Съел стейк, картошку, зеленую фасоль. Проглотил все, но так и не насытился. Впервые после того, как мою дочь изнасиловали, во мне проснулся аппетит. Я сказал домочадцам, что должен поехать в салон и оформить кое-какие документы. Запечатлел на губах жены долгий поцелуй. Достаточно долгий, чтобы она удивилась. Затем поцеловал в макушки детей и с силой прижал их к себе. Потому как знал, что в последний раз вижу их вот так в нашем доме. Спустился вниз по лестнице, с совершенно ясной, как всегда, головой. Взял биту. Положил ее в машину. И поехал.
Тем вечером в путь отправился не только Том.
С Шоном Логаном я не виделся с тех пор, как он рассказал мне, что чувствует к Бобу Салливану. Как поверил, что Боб изнасиловал Дженни и как стал смотреть на него точно так же, как на своих врагов в Ираке. Боб был террористом, а Дженни Валансией, новобранцем, которого ему полагалось защищать. Его так удручало отсутствие прогресса в нашей работе. Мы застряли у той красной двери, а Шону обязательно нужно было знать, не он ли стал причиной смерти товарища, человека, вверенного его заботам. И ярость, вызванная этой пыткой, теперь была направлена на Боба Салливана.
Теперь я понимаю, что взял свой гнев и перенес его на другого человека, на иную ситуацию, которую было в моих силах воспроизвести. Я не сумел уберечь Валансию. Но защитить Дженни было в моих силах. Я почувствовал себя лучше. Помните, как на меня накатила волна любви к сыну благодаря моей внутренней силе, позволившей помочь Дженни? Вы дали мне это понять. Но из-за Салливана моя сила превратилась в пылающий костер. Эта мысль зрела в моей душе не один день. Внутри меня произошел взрыв. Я не ходил на занятия группы, потому что знал – вы прочтете все по моим глазам и попытаетесь меня остановить. Единственное, чего мне хотелось, это прекратить агонию, мою и Дженни. Так или иначе, но этому нужно было положить конец. Я зарядил пистолет. Написал жене записку и положил ее на самое дно шкафа в надежде, что она рано или поздно ее найдет. Лишь бы не в тот вечер. Весь день я следил и наблюдал за Бобом, пока не стемнело. Провел в ожидании много часов, не спуская глаз с автосалона.
Том остановил машину в нескольких кварталах от магазина.
Сердце бешено колотилось. Я думал, оно если и не лопнет, то, по крайней мере, выпрыгнет из грудной клетки. Дыхание было учащенным, воздух проникал в легкие, но я его совершенно не чувствовал. Я задыхался. Меня одолевали мысли. Давай, не тяни! Крики, плач. Образы моей девочки в том лесу. Картина Боба, трахающего на капоте юную девчушку. Все смешалось в одну кучу. Но я не двигался с места. В голове зазвучали голоса говоривших обо мне родителей. И сразу за ними, в унисон, слова жены. «Он этого не сделает. У него не хватит храбрости… Не каждому дано быть солдатом… Каждый из нас должен смириться с пределами своих возможностей…»
Шон увидел, как клиент уехал. Когда его автомобиль скрылся из виду, а габаритные огни угасли в ночи, он вышел из машины, снял пистолет с предохранителя и уверенно двинулся к автосалону.
Первое видение вспыхнуло в голове, когда ноги коснулись земли. Оно было четким, как белый день. Улица. Старик с трубкой. Трое ребят с мячом, неподвижно уставившихся на меня. Все вокруг замерло. Никто не двигался и никуда не бежал. Я видел их. И не только потому, что вы мне об этом читали. Я увидел и много другого, что было в тот день. На той улице с красной дверью. Я остановился и попытался стряхнуть с себя оцепенение. Посмотрел на залитый светом автосалон. Сначала я планировал устроить на него засаду. Но потом увидел, как можно попасть внутрь. Служебный вход был открыт. Вполне возможно, дверь забыл за собой закрыть какой-нибудь механик. Я сосредоточился на стоявшей передо мной задаче.
