Ознакомительная версия.
– Он не может быть в двух местах сразу. Этому не поверит даже суд.
– Но он мог приехать. Не знаю, что́ вам известно о Селоте, но он ненавидел Ласцио больше, чем… – Мальфи пожал плечами. – Он страшно ненавидел его. Берен рассказывал мне. А около месяца назад Селота появился в Нью-Йорке, просил взять его на службу. Я не смог помочь, потому что от него ничего не осталось, алкоголь разрушил его. И еще я вспомнил, что́ говорил мне Берен, и испугался, что Селота ищет работу в отеле «Черчилль», чтобы добраться до Ласцио. Я слышал, что Вукчич определил Селоту к Рустерману на приготовление супов, но Селота продержался всего неделю. – Он снова пожал плечами. – Вот и все. Я рассказал об этом миссис Ласцио и мистеру Лиггету, а они решили, что я должен выложить все Вульфу. Больше я ничего про Селоту не знаю.
– Хорошо, очень признателен. Я передам Вульфу. Вы еще будете здесь утром?
Он сказал, что будет. Потом снова начал обстреливать комнату глазами и устремился прочь – вероятно, пробивать себе успех на выборах. Я постоял немного, приискивая местечко, где бы вздремнуть в тишине, но вдруг увидел подзывающий меня палец Вульфа. Босс объявил, что пора уходить.
Это меня вполне устраивало. Я отправился в холл за нашими шляпами и, зевая, дожидался, пока он закончит церемонию прощания. Наконец он освободился. Мы уже выходили, как вдруг он остановился и сказал:
– Кстати, Арчи, дай этим людям по доллару. Поощрение за хорошую память.
Я наделил две зеленые куртки деньгами.
В номере мы зажгли свет и закрыли окна, чтобы ночной ветер не тревожил зябкого Вульфа, пока он раздевается. Я встал посреди комнаты, потянулся и наконец-то смог насладиться зевком, который не надо прятать.
– Забавные вещи происходят со мной, – произнес я. – Стоит мне однажды лечь спать поздно, как, например, вчера, в четыре, и я сам не свой, пока не наверстаю упущенное. Боюсь, вы решите торчать здесь и тянуть резину и все это продлится до полуночи…
Я замолчал, потому что шеф совершал подозрительные действия. Он даже не расстегнул пиджак. Напротив, он уселся, не раздеваясь, в кресло и, похоже, собирался провести там некоторое время. Я спросил его:
– Вы что, собираетесь заставить свои мозги работать в такую поздноту? Вам не кажется, что для одного вечера вы сделали достаточно?
– Да, – угрюмо проговорил он. – Но есть еще дела. Я договорился с мистером Серваном, что все повара и официанты корпуса «Покахонтас» придут к нам, как только освободятся. Они будут здесь через четверть часа.
– О господи! – Я сел. – С каких это пор мы работаем в ночную смену?
– С тех пор, как обнаружили Ласцио с ножом в спине. – Его голос звучал еще мрачнее. – У нас очень мало времени. Может быть, недостаточно, если помнить рассказ миссис Койн.
– И эти вороны прилетят всей стаей? Их по крайней мере дюжина.
– Если под воронами ты подразумеваешь людей с черной кожей, то да.
– Я подразумеваю африканцев. – Я снова остановился. – Послушайте, босс. Вы сбились с пути, честно вам говорю. Африканцы, вороны, или как там еще, не скажут вам ничего, чего они не сказали бы косоглазому шерифу, когда он их допрашивал. Или вы надеетесь, что я пущу в ход выбивалку для ковров? Единственное, что можно сделать, это пригласить сюда завтра пораньше Толмена и шерифа, дать им послушать рассказ миссис Койн, и пусть делают что хотят.
Вульф хмыкнул:
– Они придут в восемь. Услышат ее рассказ и поверят ему, а может, и нет. В конце концов, она китаянка. Они будут допрашивать ее и, даже если поверят, не освободят Берена, потому что это не объясняет ошибок, которые он наделал. В полдень они начнут заниматься неграми. Бог знает, что́ они сделают и сколько это займет времени, но все говорит за то, что ко вторнику, когда наш поезд отбывает в Нью-Йорк, они еще ничего не добьются.
– Они умнее, чем вы себе представляете. Предупреждаю вас, вот увидите. Вы-то сами верите сказке миссис Койн?
– Конечно, это же очевидно.
– Не расскажете ли мне, как вам удалось выяснить, что она прищемила палец дверью столовой?
– Я этого не выяснил. Я знал, что она сказала Толмену, будто вышла в сад, все время была там и вернулась прямо в гостиную. Но я знал и то, что она прищемила палец. Когда она мне сказала, что ее палец придавило дверью главного входа, – сущая неправда, как я знал, – мне стало ясно: она что-то скрывает. И я постарался извлечь пользу из спектакля, который мы подготовили.
– Он был подготовлен мной. – Я сел. – Как-нибудь вы попытаетесь выманить деревья из коры. Не поведаете ли мне, зачем кому-то из негров понадобилось убивать Ласцио?
– Думаю, его наняли. – Вульф поморщился. – Не люблю убийц, хотя и зарабатываю на них. Но особенно терпеть не могу тех, кто покупает нужную ему смерть. Тот, кто убивает сам, пачкает в крови свои руки. А тот, кто платит за убийство… тьфу! Это более чем отвратительно – это бесчестно. Я уверен, что негра наняли. Естественно, для нас это досадное недоразумение.
– Все не так страшно. – Я махнул рукой. – Они скоро придут сюда. Я построю их в шеренгу. Вы прочтете им небольшую лекцию о гражданском праве и о том, что убивать за деньги некрасиво, даже если плата внесена вперед. Затем вы попросите того, кто пырнул Ласцио ножом, поднять руку. И его рука тут же взметнется вверх. А вам останется только спросить у него, кто платил ему и сколько.
– Хватит, Арчи. – Шеф вздохнул. – Поразительно, какие чудеса долготерпения я проявляю, слушая тебя… Но они здесь. Впусти их.
Это был тот случай, когда Вульф сделал преждевременные выводы, в чем так часто обвинял меня. Потому что когда я, миновав прихожую, открыл входную дверь, за ней стояли вовсе не негры, а Дина Ласцио. Я уставился на нее, подавляя удивление. Она взглянула на меня своими длинными сонными глазами и сказала:
– Мне очень неудобно беспокоить вас так поздно, но… могу ли я видеть мистера Вульфа?
Я попросил ее подождать и вернулся в комнату.
– Никаких чернокожих мужчин. Женщина. Миссис Филип Ласцио желает вас видеть.
– Что? Она?
– Да, сэр. В черном плаще и без шляпы.
– Черт бы ее побрал! – поморщился Вульф. – Приведи ее сюда.
Я наблюдал и слушал, не в силах побороть скептического отношения к происходящему. Кончиками пальцев Вульф потирал щеку, а это означало, что он раздражен, но не пропускает ни звука. Дина Ласцио сидела перед ним, повесив плащ на спинку стула. Ее гладкая шея сверкала поверх простого черного платья без воротника, все тело было расслаблено, полузакрытые глаза сумрачны.
– Обойдемся без извинений, мадам, – буркнул Вульф. – Просто рассказывайте. Я жду посетителей и ограничен во времени.
– Я хочу говорить о Марко, – сказала она.
– Хорошо. Так что с ним?
– Вы так резки. – Она улыбнулась, и улыбка застыла в уголках ее губ. – Вы должны знать, что от женщины нельзя ожидать подобной прямоты в разговоре. Мы не идем прямой дорогой, а плутаем окольными тропами. И вы это знаете. Я просто поражаюсь, откуда вы столько знаете о женщинах вроде меня.
– Не могу сказать. А вы что, особый тип?
Она кивнула:
– Думаю, да. Да, я это знаю. Не то чтобы я к этому стремилась, но… – Тут последовал едва заметный жест. – Это сделало мою жизнь увлекательной, но не слишком спокойной. Это кончится… Не знаю, чем это кончится… Сейчас я беспокоюсь за Марко. Он уверен, что вы подозреваете его в убийстве моего мужа.
Вульф перестал тереть щеку.
– Чепуха, – отрубил он.
– Нет, не чепуха. Он так думает.
– Почему? Это вы ему сказали?
– Нет. И я отрицаю… – Она замолчала.
Наклонившись вперед, голова чуть набок, губы полуоткрыты, она смотрела на него. Я наблюдал за ней с удовольствием. Уверен, она не лгала, когда говорила, что не пытается быть женщиной особого типа, да ей и не требовалось пытаться. Что-то в ней – не только в лице – заставляло сразу взять определенный курс. Скептицизм не оставлял меня, но было нетрудно представить, что в один прекрасный момент его окажется недостаточно.
С тихим вздохом она спросила:
– Мистер Вульф, почему вы всегда стараетесь меня уколоть? Что вы имеете против меня? Вчера, когда я рассказывала вам о мышьяке, и сейчас, когда я говорю с вами о Марко… – Она откинулась назад. – Марко когда-то упоминал, что вы не любите женщин.
Вульф покачал головой:
– Могу только сказать: снова чепуха. Я не беру на себя такую дерзость. Не любить женщин? Они непостижимые создания, умеющие добиться своего. Из соображений удобства я поддерживаю видимость невосприимчивости к ним, которую выработал в себе несколько лет назад под давлением необходимости. Признаться, я испытываю к вам известное предубеждение. Марко Вукчич – мой друг, вы были замужем за ним и бросили его. Вы мне не нравитесь.
– Это было так давно! – Она сжала руки. Потом передернула плечами. – Так или иначе, сейчас я здесь ради Марко.
– Хотите сказать, что это он послал вас?
Ознакомительная версия.
