– Каким образом?
– Действовать придется оперативно.
– Я спрашиваю: что для этого необходимо?
– Введите в город войска. Все подразделения, какие только сможете собрать. Танки, пехоту. Впрочем, это не так важно. Создайте видимость активности. Заинтересуйте его. Но как можно быстрее!
– Я скоро уйду, – сказал Лейсер. – Не позволяй мне оставаться. Только налей мне кофе, и я уйду.
– Кофе?
– У меня есть деньги. – Лейсер произнес это так, словно больше у него ничего не было. – Вот.
Он выбрался из постели, достал из пиджака бумажник и вытянул из тугой пачки сотенную купюру.
– Возьми себе.
Но она вдруг выхватила у него бумажник и со смехом высыпала его содержимое на одеяло. У нее была манера поведения, как у нескладного котенка, в которой проскальзывало что-то безумное и инстинктивное. Он наблюдал за ней, никак не реагируя, а только лишь проводя пальцами по ее обнажившемуся плечу. Она заметила фотографию женщины – блондинки с округлым лицом.
– Кто она? Как ее зовут?
– На самом деле ее не существует, – ответил он.
Она взялась за письма и стала читать одно из них вслух, откровенно смеясь над наиболее сентиментальными пассажами.
– Кто она? – продолжала дразнить она Лейсера. – Кто она такая?
– Говорю же, ее не существует.
– Так, значит, я могу их порвать? – Она взялась за письмо обеими руками, держа его прямо перед ним и ожидая его возражений. Лейсер молчал. Она слегка надорвала листок, все еще глядя на него, а потом порвала пополам, как поступила и со вторым, и с третьим.
Потом она обнаружила фотокарточку ребенка – девочки в очках лет, вероятно, восьми или девяти и снова спросила:
– А это кто? Это твоя дочка? Хотя бы она существует?
– Нет, не моя. Это не более чем просто фотография.
Она порвала и ее тоже, разметав мелкие клочки по постели драматическим жестом, а потом повалилась на него, целуя в лицо и шею.
– А ты кто такой? Как тебя зовут?
Он уже готов был ей все рассказать, когда она неожиданно отпихнула его от себя.
– Нет! – воскликнула она. – Нет. Не надо! – Потом понизила голос: – Я хочу, чтобы у тебя ничего не было. Даже имени. Ты должен отделиться от всего. Только ты и я. Мы придумаем себе новые имена, будем жить по иным законам. И никого больше, вообще никого, даже отца с матерью. Мы станем печатать свои газеты, пропуска, продуктовые карточки, создадим новых людей. – Она шептала, и глаза ее сияли восторгом.
– Ты – шпион, – сказала она, прижавшись губами к его уху. – Ты секретный агент. И у тебя есть пистолет.
– Нож бесшумнее, – отозвался он, а она продолжала смеяться без остановки, пока не заметила синяки у него на плечах от лямок рюкзака. Она прикоснулась к ним с любопытством и уважительным страхом, с каким ребенок прикасается к чему-то уже мертвому.
Она ушла, захватив корзину для покупок и все еще сжимая рукой ворот плаща. Лейсер оделся, побрился под холодной водой, глядя на свое вдруг постаревшее лицо в чуть кривоватом зеркале над раковиной. Она вернулась почти в полдень и казалась до крайности встревоженной.
– Город переполнен солдатами. Армейскими грузовиками. Что им здесь понадобилось?
– Быть может, они кого-то разыскивают?
– Но они лишь расселись повсюду и пьют пиво.
– Что за солдаты?
– Я не знаю. По-моему, русские. Откуда мне знать?
Он подошел к двери.
– Я вернусь через час.
– Ты хочешь сбежать от меня, – сказала она, ухватив его за рукав и уже, кажется, готовая закатить сцену.
– Я правда вернусь. Быть может, немного позже. Вероятно, ближе к вечеру. Но если я вернусь…
– Что тогда?
– Это будет опасно. Мне придется… Придется кое-что сделать здесь у тебя. Сделать нечто опасное.
Она поцеловала его легкомысленно и бездумно сказала:
– Обожаю опасность.
– Четыре часа, – сказал Джонсон, – если он еще живой.
– Разумеется, живой, – огрызнулся Эвери. – Как у тебя язык поворачивается?
– Не будьте ослом, Эвери, – вмешался Холдейн. – Это чисто профессиональный термин. Активный агент или уже разоблаченный. Живой или мертвый. Это не имеет никакого отношения к его физическому состоянию.
Леклерк чуть слышно выстукивал пальцами дробь по поверхности стола.
– С ним все будет хорошо, – заверил он. – Фред не из тех, кого легко убить. Он человек старой закалки. – Было заметно, что с наступлением нового дня Леклерк приободрился. Он посмотрел на часы. – Какого дьявола этот курьер все еще не появился, хотел бы я знать!
Лейсер смотрел на солдат, моргая, как человек, вышедший из мрака на свет. Они действительно буквально заполонили все кафе, глазели на товары в витринах магазинов, провожали глазами каждую девушку. По периметру площади были припаркованы грузовики с колесами, покрытыми густым слоем красноватой глины, с коркой снега на крыльях. Он пересчитал машины. Их было девять. У некоторых сзади были установлены мощные крюки для буксировки тяжелой техники. На местами облупившихся дверях виднелись либо надписи на кириллице, либо эмблема и номер воинской части. Он обратил внимание на нашивки водителей, на их погоны и понял, что их собрали из разных родов войск.
Пройдя до главной улицы, он заглянул в кафе и заказал выпить. Полдюжины солдат с хмурыми лицами сидели за столом, деля между собой три бутылки пива. Лейсер улыбнулся им, но это вышло похожим на заигрывание старой шлюхи. Он поднял в приветствии сжатую в кулак руку, но они посмотрели на него, как на умалишенного. Оставив свой стакан недопитым, он вернулся на площадь. Мальчишки стайками обступали грузовики, но шоферы почти сразу отгоняли их.
Он обошел почти весь город, заглянул в десяток кафе, но с ним никто не вступал в разговоры, потому что он везде был чужаком. И почти повсюду группами сидели или стояли солдаты, недовольные и мрачные, как люди, которые не знали, зачем их сюда пригнали.
Он поел сосисок, выпил «штайнхегера» и добрался до станции проверить, что происходит там. Тот же мужчина сидел теперь за окошком кассы, наблюдая за ним, но уже без подозрительности во взгляде. И Лейсер шестым чувством понял, хотя это и не имело значения, что о нем уже доложили в полицию.
Возвращаясь от вокзала, он прошел мимо кинотеатра. Несколько девушек собрались у витрины с фотографиями, и он тоже постоял рядом, изобразив интерес. А затем вдруг раздался шум, улицу наполнил металлический, лязгающий грохот, к которому присоединилось завывание двигателей главных машин войны. Лейсер подался назад, под козырек фойе кинотеатра, девушки повернулись, и даже кассир привстал в кабинке со своего стула. Какой-то старик перекрестился. Он потерял глаз и потому носил шляпу низко сдвинутой набок. Через город проходила колонна танков, на броне которых разместились солдаты с винтовками. Стволы пушек казались чрезмерно длинными, на них тоже лежал снег. Лейсер проводил их взглядом и поспешил обратно через площадь.
Он вошел, слегка задыхаясь от быстрой ходьбы. Она встретила его улыбкой и спросила:
– Что они тут делают? – А потом всмотрелась в его лицо. – Тебе страшно, – прошептала она, но он помотал головой. – Тебе страшно, – повторила она.
– Я убил того мальчишку, – сказал он, подошел к раковине и всмотрелся в свое лицо так внимательно, как будто его уже приговорили к смерти.
Она приблизилась сзади, обхватила руками его грудь, тесно прижалась к спине. Он повернулся и крепко обнял ее – грубо, неумело, а потом повлек за собой через комнату. Она стала отбиваться от него, обзывала каким-то грязным словом, неизвестно кого возненавидев. Она проклинала его и привлекала к себе. Мир вокруг словно поглотило пламя, и в живых остались только они двое. Они вместе плакали и вместе смеялись. Упали на кровать неуклюжими, но торжествующими любовниками, не видя и не признавая никого, кроме друг друга. У обоих в этот момент наступил конец полупрожитой жизни, но сейчас они могли на время забыть об адской черноте, разверзавшейся впереди.
Джонсон высунулся из окна и слегка потянул антенну, чтобы убедиться в ее правильном положении, а потом стал осматривать свою аппаратуру, как жокей проверяет сбрую перед началом скачек, бесцельно прикасаясь к тумблерам и чуть изменяя положение дисков настройки. Леклерк восхищенно наблюдал за ним.
– Должен сказать, Джонсон, что в прошлый раз вы действовали блестяще. Просто блестяще. Мы все должны быть вам благодарны, – лицо Леклерка блестело, словно он только что побрился. При скудном освещении он выглядел на удивление маленьким и хлипким. – Предлагаю организовать еще один сеанс связи, а потом возвращаться в Лондон. – Он рассмеялся. – У нас ведь и там полно работы, если вы забыли. Нет времени для каникул на континенте.
Джонсон как будто не слышал его. Он поднял руку.
– Тридцать минут, – сказал он. – Скоро мне придется попросить вас всех, джентльмены, затихнуть. – Он вел себя, как фокусник, приглашенный на детский праздник. – Фред чертовски пунктуален, надо отдать ему должное, – закончил он, нарочито повысив голос.
