– Смело! – заметил Квентин почти с восхищением. – Но знаешь, в Уайтчепеле жертвы тоже не избежали всеобщего обозрения, пусть и не в столь очевидной форме. Гражданские убийства – не моя сфера компетенции, но ведь жертвы были обнаружены чуть ли не сразу после убийств, на открытых местах, где о них могли споткнуться самые обычные жители Уайтчепела, чья работа начинается в предрассветные часы или далеко за полночь, верно?
– Именно, – вставила я, желая присоединиться к дискуссии. – Все решили, что женщины брошены там, где были убиты, но их вполне могли притащить из-за угла к более людному месту. На некоторых участках полицейский патруль проходит каждые несколько минут или хотя бы раз в полчаса.
Снова вступил Брэм Стокер, так как наши размышления наконец-то коснулись его области знаний:
– Вы хотите сказать, что Потрошитель тщательно выстраивает сцену, будь то на Ханбери-стрит или у подножия Эйфелевой башни в Париже? Но чтобы тело появилось при свете рампы в самом начале акта, потребуется не только режиссер.
Наступило молчание. Никто не думал о Потрошителе как о режиссере.
– Квентин, – наконец произнесла Ирен, – где были найдены тела в Праге?
Указательный палец Стенхоупа заплясал над пятью точками восточного берега Влтавы:
– Здесь, у Новой ратуши, и напротив по диагонали в дальнем северо-восточном углу Старого города.
Ирен схватила перо и телеграмму от Майкрофта Холмса с уже запачканным чернилами краем, а затем провела линию.
– И здесь, – продолжал Квентин, – на Староместской площади, и по диагонали вниз рядом с музеем.
– Это последовательность совершения преступлений?
– Да. – Стенхоуп смотрел на вторую темную черту, пересекавшую первую. Они сложились в предательскую букву «Х».
Как он и говорил, рисовать крестики на карте было проще простого. Но выстроить из них символ «Хи-Ро» оказалось труднее.
Ирен постучала ручкой по бумаге, оставляя россыпь черных точек:
– Как мы заметили, старинный Йозефов квартал во многом похож на Уайтчепел: древний клубок улиц, где ютятся бедняки и изгои. Духовный центр этого района – старое еврейское кладбище. Мы с Нелл и Годфри уже однажды посетили его не без пользы. Там мы и начнем поиски сегодня ночью.
– На кладбище? – недоверчиво уточнила я. – Что нам могут рассказать мертвецы?
– Люди постоянно ходят на это кладбище, оставляя записки на могиле рабби, – пояснила примадонна. – И в записках полно вопросов, мольбы и молитв.
– Вы говорите о раввине Лёве? – нетерпеливо перебил Брэм Стокер. – Известном пражском маге, который якобы создал Голема? Но вы же знаете, Ирен, эта история, как и большинство городских легенд, притянута за уши. Раввин умер за две сотни лет до того, как по городу начали блуждать слухи о Големе.
– За две сотни лет! – воскликнула я. – И когда же именно скончался раввин?
Ирен повернулась к Брэму Стокеру, который моментально заважничал, как счастливый школьник, которому удалось дать у доски правильный ответ.
Сначала он улыбнулся мне:
– Вы американка. Сто лет – целая эра для вашей молодой страны. Европа старше, и ее древние, глубокие корни уведут вас далеко на восток, если, конечно, вы сможете их найти. Когда умер раввин Лёв бен Бецалель? В самом начале семнадцатого века, и Старо-Новая синагога, где, как гласит легенда, был создан Голем, уже тогда существовала. Да, даже Новый город здесь дышит стариной. Прага овеяна одними из самых красивых легенд в мире, в том числе благодаря ее славе как центра средневековой алхимии. – Мистер Стокер пожал массивными плечами: – Некоторые легенды не такие милые, но мне они нравятся даже больше: превосходный источник сюжетов для моих историй.
– Расскажите нам какие-нибудь из них, – попросила Ирен, – пока не настало время отправляться в путь.
В свое время мне доводилось слушать нескольких высококлассных ораторов, включая Оскара Уальда и полковника Коди, но Брэм Стокер мог бы потягаться в искусстве рассказчика с кем угодно. Неудивительно, что своим магическим даром он смог развлечь пассажиров целого парохода во время пересечения Атлантики.
Мы устроились на диване и в креслах, собравшись пить чай, а мистер Стокер примостился на обитом гобеленом стуле. Рассказывая, он живо помогал себе активной жестикуляцией и мимикой, а порой даже вскакивал со стула, чтобы разыграть особенно волнующую сцену.
– Дела, которые нынче привели меня в Город сотни шпилей, весьма печальны, но я рад, что мне удалось познакомиться с богемской столицей, – начал он. – Прага известна не убийствами, а, скорее, своими тайнами и мистикой, обусловленной веками войн и религиозных конфликтов. Ирен, вы упоминали шаткое положение евреев в настоящее время и говорили, что они часто служат козлами отпущения в политических играх. Однако так было всегда и везде, и в Праге в том числе. Я говорю об отдаленных пятнадцатом-шестнадцатом веках, когда завоеватели с Запада соперничали с ожесточенными ударами Востока в заднюю дверь Европы. Османское царство крепко давило на ряд стран, которые позже образовали могучую Австро-Венгерскую империю. И религиозные различия для многих оказались смертельными. Стоило оказаться на неправильной стороне извечного треугольника католики – евреи – протестанты, и вас могли ждать пытки и мучительная смерть на костре.
– Похоже, наши индейцы с Дикого Запада – всего лишь последний вздох тех ужасов, что веками случались во всем мире, – сказала я.
– Зло, творимое людьми, беспредельно, – согласился мистер Стокер, – независимо от их расы и вероисповедания. Прага оказалась призом, который переходил из рук в руки польских и габсбургских королей, да и турки всегда имели на нее виды, пока в конце пятнадцатого века молодой двадцатичетырехлетний Габсбург не стал первым правителем Богемии, ко всеобщему неудовольствию, в том числе и собственному.
Ирен прервала рассказ уточнением:
– Император Священной Римской империи Рудольф Второй.
– Рудольф интересен тем, что не стал коротать дни в Вене, а перенес свой двор в Прагу – вместе с художниками, ювелирами, резчиками по камню, учеными и астрономами, которые в то время включали алхимиков. Среди блестящих умов, работавших здесь, были Тихо Браге и Иоганн Кеплер, но наиболее известными гостями Рудольфа Второго стали два англичанина, Джон Ди и Эдвард Келли.
Ирен покачала головой:
– Еще один Келли! Антонин Дворжак пытался сочинить оперу о печально известных Ди и Келли – алхимиках, оккультистах и мошенниках, – но не мог придумать, как включить в партитуру женские голоса. Я выступала в Праге в то время, а он искал музыкальные темы, которые сохраняли бы богемский характер и подходили для моего очень сложного драматического сопрано. Он даже предлагал мне спеть партию Келли, молодого человека.
– В самом деле? – спросила я в изумлении. – Великий Дворжак хотел сочинить оперу специально для тебя?
– Давно, – сказала она коротко. – Еще до всех моих приключений в Богемии я занималась европейской оперной карьерой, и дела шли успешно.
– А вот я никогда о тебе не слышала.
– Я полагаю, – с некоторой строгостью заметил Квентин Стенхоуп, – что молодой особе с вашими не особенно широким кругозором и значительной удаленностью от европейских культурных центров, «ничего не слышавшей» о многих важных делах и персонах, не стоит кичиться собственной ограниченностью.
– Ирен – грандиозная, величайшая певица, – присоединился Брэм Стокер к хору ополчившихся на меня собеседников. – Она была для музыкальной сцены тем, чем Сара Бернар является для драматической, и это истинная трагедия, что обстоятельства сузили аудиторию ее слушателей до круга самых близких друзей.
У меня действительно и мысли не возникало, что Ирен обладает и другими талантами, кроме детективного, так что мне не оставалось ничего другого, как умолкнуть.
Долгую паузу заполнил Брэм Стокер:
– Ди и Келли интереснейшие персонажи, но вряд ли имеют что-то общее с недавними убийствами. Если честно, мне и сегодняшние наши домыслы насчет современного чудовища, Джека-потрошителя, кажутся неубедительными. – Он неуверенно посмотрел на Ирен: – Вы уверены, что исчезновение Нелл и Годфри связано с делом Потрошителя?
– Нелл в последний раз видели в Париже, когда ее преследовал главный кандидат на роль Дерзкого Джека. Что касается Годфри… – Она сделала паузу, тяжело вздохнула и заговорила снова: – Никто не знает об этом, кроме Пинк. И Шерлока Холмса. Когда я вернулась после внезапного столкновения с диким обрядом, где и пропала Нелл, я нашла у себя на подушке в номере парижского отеля прядь волос Годфри.
– Ты уверена, что?..
Ирен не позволила Квентину закончить:
