– Как он умен, – прошептала своей соседке женщина, стоявшая впереди Монка. – Хорошо, что он не стал выдвигать обвинение против мистера Гэлбрейта. Я всегда считала, что тот невиновен. Не мог такой джентльмен поступить подобным образом.
– Так же, как и сын миссис Форбс, – отозвалась стоявшая рядом с ней дама. – Убеждена, что там речь шла скорее о трагедии, чем о преступлении.
– Вот именно. И я вам скажу, девица там тоже хороша. Знаю я таких!
– И не говорите, милочка! Была у меня подобная горничная. Конечно, пришлось ее прогнать.
– Отец его тоже был прекрасным человеком, – опять вернулась к Элестеру первая любительница поболтать. – Такая жалость!
Негромко заиграл орган. Слева со стуком упал чей-то молитвенник. На шум никто не обернулся.
– Я и не подозревала, что вы его знали, – заинтересовалась разговором двух женщин еще одна местная жительница, стоящая впереди Эстер. Она встала в пол-оборота к говорившей, чтобы ничего не пропустить.
– Прекрасно знала, – кивнула та, и перья на ее шляпе заколыхались. – Какой был красавец! Не то что его несчастный брат, который, говорят, пьет, как лошадь. Он, впрочем, и прежде не отличался талантами. А полковник был еще и прекрасным художником.
Пожилой джентльмен справа недовольно покосился в их сторону, но на него не обратили внимания.
– Художником? Подумать только! А я считала, что он был владельцем печатной компании, – удивилась присоединившаяся к разговору прихожанка.
– Ну да! Но и художником тоже. Как он рисовал! Настоящий талант. Все больше карикатуры. Бедный майор по сравнению с ним – просто ничтожество. Только и способен, что пропивать семейные деньги, с тех пор как умер полковник.
Наклонившись вперед, мисс Лэттерли тронула сплетницу за плечо.
Женщина сердито обернулась, ожидая услышать очередное замечание за болтовню в церкви.
– Много у вас камней? – поинтересовалась медсестра.
– Простите? – не поняла ее любительница поговорить.
– Камней, – четко повторила девушка.
– Каких камней?
– Чтобы кидать, – ответила Эстер и на случай, если собеседница все еще не уловила ее мысли, пояснила: – В Гектора Фэррелайна.
Женщина вспыхнула:
– Ну, знаете ли!
– Замолчите, вы, сумасшедшая! – прошипел Монк, хватая Лэттерли за локоть. – Вы что, хотите, чтобы вас, не дай бог, узнали?!
Та посмотрела на него с удивлением.
– Не забывайте про свой вердикт, – проговорил сыщик сердито, но так тихо, что она едва расслышала. – «Не доказано», а не «невиновна»!
Кровь бросилась в лицо Эстер. Она отвернулась.
Началась служба. Она была исполнена строгого благочестия и включала длинную проповедь о грехе преступного легкомыслия и непростительной суетности.
Воскресный завтрак на Эйнслай-плейс обилием уступал подобным мероприятиям в лондонских семьях того же ранга. Прислуга тоже только что вернулась из церкви, и потому еда была хоть и обильной, но холодной. Никаких нареканий это не вызвало: оправданием служил сам праздничный день. Перед началом трапезы Элестер как глава семьи прочитал краткую молитву, после чего подали холодное мясо с овощами. Поначалу все избегали разговоров о принадлежавшей Мэри ферме, об арендной плате или об Аркрайте, так же как и о каких-либо прегрешениях Байярда.
Сам Макайвор сидел с видом человека, уже смирившегося с собственной гибелью.
Айлиш выглядела потерянной. Она, как всегда, была прекрасна – никакие огорчения не могли лишить ее красоты, – но живой огонь, прежде освещавший черты ее лица, исчез без следа.
У Дейрдры бессонница обвела глаза черными кругами. Она тревожно переводила взгляд с одного члена семьи на другого, безуспешно пытаясь придумать, как облегчить их страдания.
Уна была бледна, у Элестера был глубоко несчастный вид, а Гектор, как обычно, часто прикладывался к вину, нисколько при этом не пьянея. Только Квинлен Файф, казалось, испытывал известное удовлетворение от происходящего.
– Сколько можно тянуть, – наконец заговорил он. – Нужно что-то решать! – Он обернулся к Монку: – Полагаю, вы возвращаетесь в Лондон? Если и не завтра, то в ближайшее время. Не собираетесь же вы оставаться в Эдинбурге? У нас больше нет ферм, чтобы заплатить вам за молчание.
– Квинлен! – Элестер в бешенстве хлопнул кулаком по столу. – Ради бога, веди себя хоть немного при-личнее!
Тот вскинул брови:
– Разве можно в этой истории говорить о приличиях? Я так не думаю, казначей. По-моему, она неприлична от начала до конца. Что вы предлагаете? Договориться между собой сохранить все в тайне, предоставив мисс Лэттерли вечно жить под угрозой виселицы? – Он круто повернулся на стуле. – Вы согласны, мисс Лэттерли? Вряд ли вам при этом удастся отыскать место сиделки. Если, конечно, кто-нибудь не захочет избавиться от больного родственника.
– Разумеется, я предпочла бы, чтобы все это разрешилось, – среди всеобщего испуганного молчания ответила Эстер. – Но мне совсем не хочется, чтобы кто-то оказался на моем месте, на скамье подсудимых, будучи виновным не больше меня, – только ради того, чтобы можно было поставить в этом деле точку. Подозрения пали на мистера Макайвора, но мне они не кажутся серьезными. – Она обернулась к Элестеру. – Насколько они серьезны, казначей-прокуратор? Вы стали бы возбуждать дело, располагая подобными доказательствами?
Фэррелайн вспыхнул, а потом побледнел.
– Вряд ли мне поручат это дело, мисс Лэттерли, – судорожно сглотнув, проговорил он. – Я слишком заинтересованное лицо.
– Она имела в виду не это! – презрительно усмехнулся Файф. – Элестеру вообще свойственно отказывать в возбуждении дел. Не правда ли, казначей?
Вместо ответа его шурин обратился к Байярду:
– Надеюсь, завтра ты, как всегда, пойдешь в типо-графию?
– Завтра она закрыта. – Макайвор бросил на него отсутствующий взгляд.
Гектор в очередной раз налил себе вина.
– Почему? – нахмурившись, спросил он. – Что случилось? Завтра ведь понедельник, не так ли? Вы что, не работаете по понедельникам? – он негромко икнул.
– Там сейчас идет кое-какая переделка дома. Будет отключен газ. Мы не можем работать в темноте, – объяснил Байярд.
– Нужно было при строительстве сделать больше окон, – раздраженно бросил майор Фэррелайн. – Всему виной чертова потайная комната Хэмиша. Я всегда считал, что это дурацкая идея.
– О чем вы, дядя Гектор? – с удивлением спросила Дейрдра. – Окна там можно сделать только в передней стене. С двух сторон вплотную стоят другие дома, а третья занята дверью, ведущей во двор.
– Не понимаю, зачем ему понадобилась потайная комната! – продолжал старый джентльмен, не слушая ее. – Никому она не нужна. Говорил я Мэри…
– Что за потайная комната? – недоверчиво поморщилась миссис Фэррелайн.
Уна протянула Гектору графин, но, увидев безуспешные попытки старика удержать его, сама наполнила ему стакан.
– Никакой потайной комнаты в здании фирмы нет, дядя Гектор. Ты, должно быть, перепутал с тем старым домом, где вы жили в детстве.
– Перестань… – сердито начал тот, но, взглянув в ясные голубые глаза племянницы, так похожие на его собственные тридцать лет назад, умолк.
Улыбнувшись ему, миссис Макайвор обратилась к Уильяму:
– Извините, мистер Монк. Мы ведем себя непростительно, делая вас невольным участником наших семейных ссор. Разумеется, мы не вправе требовать, чтобы вы держали в тайне все, что узнали об этом не слишком привлекательном мистере Аркрайте и о его пребывании на маминой ферме. Он утверждает, что платит за аренду, а мой муж отрицает это, уверяя, что мама сама разрешила Аркрайту бесплатно пользоваться фермой в обмен на его молчание. Мы уже никогда не узнаем, так ли это. У Квинлена есть свои причины не верить этому. Я же склонна считать, что Байярд говорит правду. А вы вольны поступать так, как сочтете нужным.
Затем она обернулась к Эстер:
– Так же, как и вы, мисс Лэттерли. Я могу лишь извиниться за то, что вы оказались втянуты в нашу семейную трагедию. Надеюсь, молва о ней не дойдет до Лондона в подробностях, столь широко обсуждавшихся здесь, и не окажет того влияния на вашу жизнь, о котором говорил Квинлен. Будь это в моих силах, я с удовольствием вернула бы все назад. Простите.
– Мы все сожалеем о случившемся, – негромко отозвалась сиделка. – Вам не за что извиняться, но я благодарна вам за доброту. Я была знакома с миссис Фэррелайн очень недолго, но, исходя из услышанного от нее в тот вечер в поезде, вполне готова, как и вы, поверить мистеру Макайвору.
Уна ответила ей улыбкой, в которой, однако, не чувствовалось облегчения.
После завтрака сыщик заторопился уходить.
– Оставляю все на ваше усмотрение, – обратился он к Элестеру. – Вы в курсе ситуации, связанной с имением вашей матери и арендатором Аркрайтом. Вам решать, стоит ли обращаться в полицию или имеет смысл поступить как-то иначе. Как казначей-прокуратор вы лучше меня можете судить, насколько весомы имеющиеся свидетельства.
