Я встал. Вода стекала с меня струями. Шатаясь, я сделал пару шагов. Мысленно услышал слова Леона Гарбера: «То, что тебя не убило, лишь делает тебя сильнее». Гарбер считал, что это изречение принадлежало Джону Кеннеди. На самом деле оно принадлежало Фридриху Ницше, но только он вместо слова «убило» употребил «уничтожило». «То, что нас не уничтожило, делает нас сильнее». Проковыляв еще два шага, я прислонился к стене внутреннего дворика, после чего исторгнул из себя около галлона соленой воды. Тогда мне немного полегчало. Я помахал руками и поочередно подрыгал ногами, восстанавливая кровообращение. Затем пригладил мокрые волосы и сделал несколько медленных вдохов и выдохов. Меня очень беспокоил кашель. Мое горло болело и горело от холода и соли.
Я прошел вдоль стены и завернул за угол. Отыскал свой тайник и последний раз наведался в него. «Куин, я иду за тобой».
Мои часы еще шли. Они показали, что мой час уже давно истек. Даффи должна была позвонить в БАТО еще двадцать минут назад. Однако Бюро откликнется не сразу. Вряд ли в портлендском отделении есть оперативная служба. Вероятно, ближайшим местом будет Бостон. Откуда была прислана горничная. Так что времени у меня было достаточно.
Фургон исчез. Судя по всему, ужин был отменен. Но остальные машины стояли на месте. «Кадиллак», «линкольн», два джипа. В доме восемь врагов. Плюс Элизабет и кухарка. Я не знал, к какой категории отнести Ричарда.
Я шел, прижимаясь к стене особняка, и заглядывал в каждое окно. Кухарка находилась на кухне. Мыла посуду. Кист и Мейден оставили все продукты. Нырнув под окном, я пошел дальше. В обеденном зале царил разгром. Ворвавшийся в разбитое окно сквозняк смел со стола скатерть, расшвыряв посуду и приборы. В углах ветер намел дюны из штукатурки. В потолке зияли две дыры. Вероятно, такие же были в потолке комнаты над залом, а может быть, и в потолке комнаты третьего этажа. Возможно, «Бреннеке» пробили крышу и устремились к луне.
В комнате, в которой я играл в русскую рулетку, находились трое ливийцев и трое людей Куина. Они сидели за дубовым столом и ничего не делали. У них на лицах еще были видны отголоски шока. Но все уже начинали понемногу успокаиваться. Никто не собирался никуда уезжать. Нырнув под окном, я пошел дальше. Добрался до комнаты Элизабет Бек. Она была там. Вместе с Ричардом. Труп убрали. Элизабет сидела на диване и что-то быстро говорила. Я не мог разобрать слов, но Ричард слушал мать внимательно. Я пошел дальше.
Бек и Куин находились в комнате Бека. Куин сидел в красном кресле, а Бек стоял перед шкафчиком с пистолетами-пулеметами. Бек был бледен как полотно, угрюм и зол. Куин казался полностью довольным собой. В руке он держал жирную незажженную сигару. Покрутив ее большим и указательным пальцами, Куин поднес кончик к ножику.
Описав полный круг, я вернулся к кухне. Вошел в дом. Без звука. Металлодетектор молчал. Кухарка не услышала моих шагов. Я набросился на нее сзади. Зажал рукой рот и подтащил к столу. После того, что сделал Ричард, я больше не хотел рисковать. Достав из ящика льняное полотенце, я сделал из него кляп. Другим связал кухарке руки. Еще одним – щиколотки. Оставил кухарку сидящей в неуютной позе у мойки. Взяв четвертое полотенце, я положил его в карман. Затем вышел в коридор.
В доме было тихо. Едва слышно доносился голос Элизабет Бек. Дверь в ее комнату была открыта. Больше я ничего не услышал. Я быстро прошел к двери в логово Бека. Открыл ее. Шагнул внутрь. Закрыл дверь за собой.
Меня встретило сизое марево табачного дыма. Куин только что раскурил сигару. Мне показалось, он над чем-то смеялся. Увидев меня, Куин потрясенно застыл. Бек тоже был в шоке. Бледные и испуганные, они не отрывали от меня глаз.
– Я вернулся, – сказал я.
У Бека отвисла челюсть. Я нанес ему «сигаретный тычок». Захлопнув рот, Бек дернул головой, закатил глаза и повалился на настеленные в три слоя ковры. Удар получился приличным, и все же это был не лучший мой удар. В конце концов его сын спас ему жизнь. Если бы я не обессилел так от плавания в ледяной воде, я смог бы убить Бека одним ударом.
Вскочив из кресла, Куин метнулся ко мне. Он бросил сигару и сунул руку в карман. Я ударил его в солнечное сплетение. Судорожно ахнув, он согнулся пополам и упал на колени. Ударив по голове, я швырнул его на пол животом вниз. Поставил колено между лопатками.
– Нет, – задыхаясь, выдавил Куин. – Пожалуйста!
Я положил левую ладонь ему на затылок. Достал из ботинка долото и, приставив к уху, воткнул в голову, медленно, дюйм за дюймом. Куин умер еще до того, как долото вошло наполовину, но я давил до тех пор, пока оно не погрузилось по самую рукоятку. Я оставил его торчащим из уха. Достал из кармана полотенце, вытер им рукоятку и накрыл лицо. После чего устало поднялся на ноги.
– Десять – восемнадцать, Доми, – тихо произнес я.
Я придавил каблуком горящую сигару. Достал у Бека из кармана ключи и бесшумно вышел в коридор. Вернулся на кухню. Кухарка проводила меня взглядом. Я обогнул особняк. Сел в «кадиллак». Завел двигатель и поехал на запад.
Мне потребовалось тридцать минут на то, чтобы добраться до мотеля Даффи. Даффи и Виллануэва сидели в комнате вместе с Терезой Джастис. Теперь она уже больше не была Терезой Даниэль. И она больше не была одета как кукла. На ней был халат. Она вымылась под душем. Тереза быстро приходила в себя. Бледная и изможденная, она тем не менее уже была похожа на человека. На федерального агента. Тереза в ужасе уставилась на меня. Сначала я подумал, она приняла меня не за того. Она видела меня в подвале. Наверное, она решила, что я один из людей Куина.
Но затем я увидел себя в зеркало на двери гардероба и понял, в чем дело. Я насквозь промок с головы до ног. Меня трясло и колотило. Моя кожа была мертвенно-бледной. Рассеченная губа распухла и посинела. Волны, колотившие меня о скалы, оставили на лице свежие синяки. В волосах застряли водоросли, а рубашка была перепачкана илом.
– Я упал в море, – сказал я.
Все молчали.
– Я приму душ, – продолжал я. – Мне нужна всего пара минут. Вы связались с БАТО?
Даффи кивнула.
– Группа захвата уже в пути. Портлендская полиция оцепила склад. С минуты на минуту будет перекрыта дорога к особняку. Ты успел выбраться как раз вовремя.
– А разве я там вообще когда-нибудь бывал?
Виллануэва покачал головой.
– Тебя вообще не существует в природе. И уж мы определенно с тобой никогда не встречались.
– Спасибо, – поблагодарил я.
– Старая школа.
После душа мне полегчало. И выглядеть я тоже стал лучше. Но у меня не было одежды. Виллануэва одолжил мне свою. Она оказалась мне чуть коротковата, зато широка в плечах. Я спрятал ее под старым дождевиком. Плотно запахнул его, потому что до сих пор никак не мог согреться. Принесли пиццу. Мы умирали от голода. После соленой морской воды мне страшно хотелось пить. Мы поели. Я не мог кусать зажаренную корку пиццы. Мне приходилось губами втягивать в рот начинку. Через час Тереза Джастис отправилась спать. Она пожала мне руку. Попрощалась очень вежливо. Она понятия не имела, кто я такой.
– «Руфи» начисто стирает память о самых последних событиях, – объяснил Виллануэва.
Затем мы заговорили о деле. Даффи попала в страшную переделку. Ей предстоял настоящий кошмар. В незаконной операции она потеряла трех агентов. И спасение Терезы нельзя было рассматривать как успех. Потому что, для начала, Тереза не должна была находиться там, откуда ее спасли.
– Уходите с работы, – предложил я. – Переходите в БАТО. Вы только что преподнесли им на блюдечке отличный результат.
– Пожалуй, я уйду на пенсию, – сказал Виллануэва. – Я уже старый, и с меня достаточно.
– А я не могу уйти, – сказала Даффи.
Вечером перед арестом в ресторане Доминик Коль спросила меня:
– Почему ты этим занимаешься?
Я не совсем понял, что она имела в виду.
– Ты хочешь сказать, почему я пригласил тебя на ужин?
– Нет, почему ты служишь в военной полиции? Ты ведь мог бы пойти куда угодно. В войска специального назначения, в разведку, в десантники – куда только захотел бы.
– Как и ты.
– Согласна. Но я знаю, почему я этим занимаюсь. И хочу узнать, почему этим занимаешься ты.
Впервые в жизни меня спрашивали об этом.
– Потому что я всегда хотел стать полицейским, – ответил я. – Но судьбой мне было назначено идти в армию. Семейные традиции. У меня не было выбора. Вот я и стал военным полицейским.
– Это не ответ. Почему ты хотел стать полицейским?
Я пожал плечами.
– Ну, наверное, это у меня в натуре. Полицейские следят за тем, чтобы все было как нужно.
– Что всё?
– Они заботятся о людях. Заботятся о маленьком человеке.
– И в этом все дело? В маленьком человеке?
Я покачал головой.
– Не совсем. На самом деле мне нет никакого дела до маленького человека. Я просто ненавижу большого человека. Ненавижу самодовольных людей, считающих, что им все сойдет с рук.
