– Кому же вы намерены их предоставить? – спросил Рэтбоун. – Суд не станет заседать до тех пор, пока мы не восстановим события жизни Энгуса вплоть до самого детства.
– Речь идет о насильственной смерти, – напомнил ему Эбенезер. – В этом случае производится коронерское дознание.
– Это всего лишь формальность, – возразил Оливер. – Рэйвенсбрук даст показания, конвойные их подтвердят… Врач установит причину смерти, и дело представят как достойный сожаления несчастный случай. Все скажут вслух: «Какой позор!», подумав про себя: «Какое облегчение!» Дело будет закрыто, и суд займется рассмотрением следующего.
– А нам потребуется несколько дней, а может, и недель, чтобы узнать, какое важное заявление собирался сделать Кейлеб, – сердито заметил Монк и повернулся к хозяину дома: – Вы не сумеете отложить суд?
– Возможно, лишь ненадолго. – Оливер взглянул на сидящего напротив Гуда. – Каково ваше мнение?
– Мы можем попробовать. – Голос адвоката зазвучал чуть громче. – Да, нам наверняка стоит попробовать! – Он стремительно обернулся: – Мисс Лэттерли?
– Да? – встрепенулась девушка.
– Вы поможете нам? Постарайтесь проявить как можно большую несговорчивость, выступая в качестве свидетельницы на дознании, давайте неопределенные и противоречивые показания. Пусть у суда появится пища для размышлений, возникнут вопросы и сомнения.
– Конечно, – согласилась медсестра, – но кто поможет Монку восстановить жизненный путь Энгуса? Ему не сделать этого в одиночку.
– Этим займемся мы все, прежде чем начнется дознание, – без обиняков заявил Гуд. – К тому времени у нас наверняка появится представление о том, что нам следует выяснять и у кого.
– Нам необходимо убедить коронера, что речь может идти об умышленном убийстве, – продолжал Рэтбоун все более энергичным тоном. – Если он решит, что произошел несчастный случай или самоубийство, то просто закроет дело. А не дать ему это сделать будет, черт побери, совсем непросто! Поскольку в таком случае все подозрения лягут на Рэйвенсбрука, ни один коронер не пожелает добровольно согласиться с нашей точкой зрения.
– Поэтому нам следует начинать прямо сейчас, – решительно заявил Уильям, глянув при этом в сторону Эбенезера. – Я полагаю, вы потребуете проведения всеобъемлющего коронерского дознания по факту смерти вашего подзащитного с предоставлением времени, необходимого для сбора улик? – Потом он обернулся к Рэтбоуну: – А вы, как прокурор, заявите о своем участии в расследовании в качестве представителя королевской власти. – Наконец сыщик устремил взгляд на Эстер, заранее предположив, что она согласна ему помочь, и уже не спрашивая ее об этом. – Мы с тобой покопаемся в прошлом Энгуса. Нам придется действовать порознь, потому что для совместной работы просто не остается времени. Тебе уже известно о Женевьеве гораздо больше, чем мне. – На лице у него на мгновение появилось выражение какого-то грустного веселья, словно детектив насмехался над самим собой. – И ты, похоже, куда как лучше меня разбираешься в ее характере. Выясни у нее все, что сможешь, насчет Энгуса, в том числе где, когда и при каких обстоятельствах они познакомились, а также все, что ей известно о его отношениях с Кейлебом и Рэйвенсбруком. И на этот раз – правду. Ну, а я отправлюсь в сельское имение Рэйвенсбрука и посмотрю, что можно узнать. Там, судя по всему, братья жили в детстве.
– А как насчет Собачьего острова и Лаймхауса? – спросил Рэтбоун.
– Туда отправлюсь я, – тут же заявила медсестра, – после того, как увижусь с Женевьевой и, возможно, с Тайтусом Нивеном.
Гуд не смог скрыть невероятного удивления.
– Лаймхаус – это не для вас, мисс Лэттерли! – воскликнул он. – Вы не имеете ни малейшего представления о нем, иначе подобная мысль даже не пришла бы вам в голову. Такой благородной женщине, как вам, придется…
– Весь прошлый месяц я выхаживала там тифозных больных, мистер Гуд, – спокойно объяснила Эстер. – Кому, как не мне, заниматься расследованием в тех местах? Я полагаю, никто другой не знает тех, кто там сейчас живет, лучше меня. Я могу назвать вам не меньше двух сотен имен, сразу рассказав о семьях этих людей и их предках. И вдобавок могу сообщить, кто у них умер в последнее время. Даю слово, они ни с кем не станут говорить так же доверительно, как со мной!
Слова девушки ошеломили Эбенезера и произвели на него огромное впечатление.
– Понятно, – протянул он изумленно. – Мне, наверное, не следовало совать нос не в свое дело. Надеюсь, вы не сочли за дерзость это проявление беспокойства за вашу безопасность?
– Ни в коем случае, но вы, право, напрасно так беспокоились, – ответила медичка, великодушно улыбнувшись. – Теперь, когда Кейлеб мертв, никто не станет защищать его столь упорно, как раньше, или опасаться, что пострадает, рассказав о нем правду.
Рэтбоун поднялся со стула.
– По-моему, нам нужно хорошо выспаться, прежде чем приступать к делу, – заявил он. – Давайте снова встретимся здесь через три дня и обсудим то, что нам удастся узнать к тому времени.
– Договорились. – Гуд поднялся следом за ним. – Мисс Лэттерли, вы не возражаете, если я найду вам кеб и отвезу вас домой?
– Спасибо, – любезно согласилась Эстер. – Я буду вам весьма признательна. Сегодня у меня выдался на редкость тяжелый день.
На следующее утро Эбенезер Гуд проснулся очень рано. Его мысли целиком занимали необыкновенные события предыдущего дня, не позволявшие ему заснуть снова. Он сразу невзлюбил Кейлеба Стоуна, в глубине души почти не сомневаясь в том, что тот действительно убил собственного брата и выдвинутые против него обвинения носили абсолютно обоснованный характер. Однако этот человек в то же время показался адвокату проникнутым какой-то редкостной энергией, настоящим средоточием страстей, и это заставляло Гуда переживать его гибель с неожиданной для него самого горечью.
Он лежал в постели, натянув одеяло до самого подбородка, вновь и вновь обдумывая слова Рэтбоуна и Монка. Неужели та медсестра на самом деле понимала, о чем говорила? У него с трудом укладывалось в голове, чтобы Майло Рэйвенсбрук мог желать Кейлебу смерти или, хуже того, покончить с ним собственными руками.
Мысль об этом становилась еще более отвратительной, стоило адвокату вспомнить неповторимое лицо леди Рэйвенсбрук, проникнутое мужеством, силой чувства и воображения даже сейчас, после недавней изнурительной болезни. Какая-то неуловимая черта в ее облике вызвала у Эбенезера необыкновенный интерес к ней. Он убедился, что даже в те минуты, когда его разум занимали мысли о способах и средствах выяснения истины, доказать которую представлялось ему практически невозможным, перед его внутренним взглядом возникали черты ее лица. Он словно наяву видел ее красивый рот, и сейчас у него в ушах, казалось, даже звучал ее голос. Обращаясь к нему, леди Рэйвенсбрук едва ли произнесла более дюжины слов, однако в память юристу врезалась даже интонация, с которой она их говорила.
Поднявшись с постели в половине седьмого, когда за окнами еще царила тьма, он попросил горничную принести воды, вызвав у нее немалое удивление, а потом побрился, умылся и, одевшись, распорядился подать завтрак в четверть восьмого. Повар, удивившись не меньше горничной, не счел нужным скрывать собственное недовольство. Гуд не обратил на его возмущение абсолютно никакого внимания, хотя найти хорошего повара было не так-то просто.
Выйдя из дома ровно в восемь, он быстро зашагал по улице, помахивая довольно изящным стеком и настолько глубоко погрузившись в размышления, что не заметил добрую дюжину знакомых, попавшихся навстречу, и поздоровался еще с двоими, назвав их именами их отцов.
Часы показывали пять минут десятого, когда Эбенезер приблизился к подъезду дома Рэйвенсбрука, увидев, как их светлость только что куда-то отправился в собственной карете. Поднявшись по лестнице, Гуд потянул за медное кольцо дверного звонка.
– Доброе утро, сэр, – поприветствовал его ливрейный лакей с нескрываемым удивлением.
– Доброе утро, – ответил гость, вежливо улыбнувшись. – Приношу мои извинения за доставленное вам беспокойство в столь ранний час, однако я пришел по делу, не терпящему отлагательств. Вы не могли бы узнать у леди Рэйвенсбрук, не пожелает ли она меня принять? Я, естественно, подожду, пока она не закончит утренний туалет. – Гуд протянул лакею визитную карточку.
– Леди Рэйвенсбрук, сэр? – Слуге показалось, что он ослышался. Слова этого посетителя звучали просто нелепо. О чем может какой-то адвокат разговаривать с леди Рэйвенсбрук?
– Если вас это не затруднит. – Эбенезер вошел в подъезд, снял пальто и протянул лакею шляпу. Он не собирался ждать, пока ему ответят отказом, и к тому же юрист привык упорно добиваться поставленной цели. Ему удалось зарекомендовать себя одним из ведущих лондонских защитников именно благодаря настойчивости и неуступчивости. – Благодарю вас. Вы очень любезны. Мне следует подождать в комнате для посетителей, да? – Адвокат побывал в этом доме всего однажды, но тем не менее запомнил, что в эту комнату вела вторая дверь слева. Решив, что слуга не возражает, он направился дальше в прихожую, оставив ему пальто и шляпу, и лакею не оставалось теперь другого выбора, кроме как согласиться.
