Елена Логунова - На сеновал с Зевсом

— Всё! Сейчас я убью этого зашоренного верблюда! — бешено заорал в своем закутке бильдредактор Петя Громов.

В этот момент Игорь Горшенин со всей определенностью понял, что пришла пора собирать вещички на выход. В «Полях Кубани» ему больше не работать.

В том, что горбатой скотиной с искусственно ограниченным кругозором обозвали именно его, Игорь не усомнился. С детских лет Горшенина называли не Игорьком или Гошей, а только Игогошей. Приличные на первый взгляд имя и фамилия «Игорь Горшенин» в сочетании с длинным унылым лицом и крупными зубами жвачного животного не оставляли малолетним сочинителям кличек никакого простора для фантазии.

— Я убью тебя, слепошарое парнокопытное! — распахнув дверь в коридор, где топтался Игогоша, проорал взбешенный бильдредактор.

За его спиной в затемненном кабинете красиво светился большой дизайнерский монитор. В данный момент на нем застыла картинка, ради которой фотограф не поленился залезть в мусорный бак. В щель между его краем и крышкой открывался очень необычный вид на девчонок из модельного агентства — его владелец опрометчиво заказал редакции фотосессию на городских улицах. Игогоша находил эту свою работу весьма интересной. К сожалению, у «главного по картинкам» было несколько иное представление о творческих процессах и их желательных результатах.

— С чего ты взял, что можешь работать фотографом?! Какой из тебя фотограф, животное?! — гневно топая ногами, бесился чистоплюй и зануда Громов.

— Опять Игогоша съемку запорол? — понимающе хмыкнул проходивший мимо журналист Вася Лавочкин. — Да гони ты его в шею, Петька!

— В хвост и в гриву! — ехидно поддакнул вечный Игогошин злопыхатель и удачливый конкурент — маэстро унылого парадного фотопортрета Антон Иванович Дорожкин.

— Горшенин, ты уволен! — прокричавшись, бешеным шепотом сказал бильдредактор и вернулся в кабинет, откуда тут же послышался печальный звон разбитого стекла.

Игогоша скорбно вздохнул и поправил на плече сумку с камерой.

Фотографу по-прежнему казалось, что его взгляд на модельный бизнес сквозь прищур мусорного бака был парадоксально свежим, но найти понимание в посконных и сермяжных «Полях Кубани» он уже не надеялся. Приходилось признать, что его работа с этим скучным ортодоксальным изданием была такой же ошибкой, как попытки сотрудничества с доброй дюжиной других иллюстрированных журналов и полноцветных газет столицы аграрного края.

— Ига, эти косные и замшелые люди бесконечно ниже высокого искусства во всех его проявлениях! — разливая по стопкам дешевую водку, сказал в утешение расстроенному фотографу его приятель Борюсик.

При росте метр пятьдесят сам он был бесконечно ниже долговязого Игогоши, но при этом тоже дерзал замахиваться на высокое искусство. Официально Борюсик замахивался на него в театре юного зрителя, где служил актером, а неофициально — в немногочисленных ночных клубах губернского города. Амбициозный Борюсик мечтал сменить обрыдшее ему амплуа пионера-героя на гораздо более героическую роль го-го-дансера. Увы, косные и замшелые владельцы клубов лилипутский стриптиз заслуженного актера травести пока не оценили. Однако Борюсик сам не унывал и не советовал отчаиваться другу.

— Ига, наплюй на «Поля Кубани» и дуй в другой журнал! — опрокинув стопку, посоветовал он.

Игогоша на лошадиный манер помотал головой, бессловесно выражая малодушное сомнение в том, что его свежее дыхание оживит другой журнал успешнее, чем оплеванные «Поля Кубани». По правде говоря, ему уже некуда было идти. В краевом центре не осталось печатных органов, бильдредакторы коих еще не были знакомы с неординарными работами фотохудожника Игоря Горшенина.

— Тогда меняй творческую манеру, — посоветовал неунывающий Борюсик. — Не можешь? Тогда не манеру, а жанр. Почему бы тебе не попробовать себя в роли папарацци? Я думаю, у тебя получится. Во всяком случае, это амплуа вполне сочетается с засадой в мусорном баке!

— Папарацци охотятся на знаменитостей, — возразил Игогоша. — Журналы раскошеливаются на снимки голливудских звезд!

— Так то голливудские журналы! — поправил его Борюсик, поболтав бутылку и посмотрев сквозь нее на лампочку — тусклую, как предзакатная кинозвезда. — А нашим родным таблоидам гораздо интереснее наши же родные звездоиды!

— Это кто же? — уже почти деловито поинтересовался неленивый фотограф.

— Да мало ли у нас карликовых звезд! — Борюсик — сам вполне карликовый, но совсем не звездный — пожал плечами и кивнул на работающий телевизор. — Хотя бы вот он! Шикарный мужчина, мечта девиц и старых дев, завидный жених, спортсмен и просто красавец!

В звонком голосе почетного пионера прорезалась классовая ненависть. Игогоша обернулся и внимательно посмотрел на мужчину, который перехватил у бедняги Борюсика славу секс-символа.

— А это кто?

В этот момент на экране под поясным портретом телевизионного красавца как раз появились титры.

Прочитав их, Игогоша завистливо пробурчал:

— Смотри-ка, с именем ему тоже подфартило!

Он мгновенно солидаризировался с Борюсиком в антипатии к везучей телезвезде, и роль папарацци, отравляющего жизнь красивым, богатым и знаменитым, перестала казаться ему неблагородной.

— Ну, выпьем за новые горизонты! — чутко уловив смену настроения приятеля, предложил Борюсик и вновь наполнил рюмки. — Кстати, у меня новый номер телефона. Запиши!

Новоиспеченный папарацци послушно достал из кармана потрепанную записную книжку. Он зафиксировал номер и снова спрятал блокнот в карман, где тот и оставался до тех самых пор, пока его не извлекли оперативники.

Сам Игогоша по не зависящим от него причинам прокомментировать последнюю сделанную им запись уже не мог, но дознаватель проницательно угадал в одиннадцатизначной комбинации телефонный номер, дозвонился Борюсику и без долгих предисловий предложил ему прибыть в окружной морг для опознания тела.

Мне следовало понять, что дело неладно, еще когда Маруся заменила картинку на мониторе своего компьютера. Обычно у нее там сексапильные парни и целующиеся парочки, а тут вдруг появилась бесполая придурковатая белка из мультфильма «Ледниковый период». Чокнутый грызун утопал в море орехов, заполонивших весь экран, и при этом имел такое же выражение передней части головы, как и сама Маруся.

Сходство вполне оправдывалось: мы обе тонули в псевдолитературном болоте. Было тридцать первое число — крайний срок, установленный Броничем для написания впрок «поздравлялок» на весь последующий месяц.

Важных и нужных знакомых у нашего шефа великое множество, и каждого он считает достойным неповторимого персонального поздравления с любой мало-мальски знаменательной датой. В результате мы с Марусей вынуждены регулярно и в больших количествах сочинять пафосные тексты по сотне разных поводов. Самая тяжкая наша поэтическая страда приурочена к всенародным праздникам: Новому году, Дню защитника Отечества и Восьмому марта. Соответственно за три зимних месяца мы с коллегой сочинили столько поздравлялок, что в марте совершенно обессилели и непоправимо затянули с сезонными работами. А тридцать первого числа Бронич, покидая контору, ласковенько так сказал:

— Приятненького вечерочка вам, девочки, завтра утречком первым делом жду от вас открыточки на подпись.

И вечерочек сразу же перестал быть приятненьким.

Я взглянула на часы: стрелки образовали на циферблате четкую вертикаль. Восемнадцать ноль-ноль, мой законный рабочий день закончился, но как быть с проклятыми поздравлялками?

— Много их? — со вздохом спросила я Маруську, которая как раз изучала список наших апрельских героев.

— Всего шестнадцать. Давай так: ты пишешь бизнесу, а я власти, — хитрая Маруся попыталась распределить работу в свою пользу.

Власти писать гораздо легче, чем бизнесу. Административных работников мы обычно не балуем поэтическими изысками. Чиновники привыкли к сухому стилю деловой переписки, так что им вполне хватает одной яркой метафоры, в свободном стиле размазанной по всему тексту. А вот с продвинутым деловым сообществом так не пофилонишь, приходится искать новые яркие образы и подавать их с поправкой на специфику работы конкретного бизнесмена.

— Нет уж, фигушки! — сказала я. — Или мы делим бизнес и власть фифти-фифти, или я прямо сейчас засяду за подготовку презентации в Германии!

Смекнув, что при таком раскладе все поздравлялки достанутся ей одной, Маруся живо согласилась на праведный дележ. Она собрала все открытки в одну колоду и сдала их, как игральные карты, приговаривая: