— Вы не понимаете! — отрезал Леон, по-прежнему не поворачивая головы.
— Я прекрасно понимаю, что ты считаешь себя оскорбленным, дитя мое. Знаешь, это довольно забавно.
Вместо ответа до его милости донесся сдавленный звук, очень похожий на всхлип. Эйвон снова рассмеялся, положил руку на плечо мальчика и мягко надавил. Леон покорно опустился на колени и застыл в таком положении, уставясь на обивку кареты. В следующую секунду цепь вновь оказалась на его шее.
— Леон, ты станешь это носить ради моего удовольствия.
— Да, Монсеньор, — неохотно буркнул Леон.
Герцог положил ладонь на медноволосую голову пажа и решительно повернул ее, словно некий неодушевленный предмет.
— Интересно, с какой стати я так церемонюсь с тобой? — поинтересовался его милость, разглядывая надутое лицо Леона. — Эта цепь — подарок. Надеюсь, теперь ты доволен?
Леон быстро поцеловал руку герцога.
— Да, Монсеньор. Благодарю вас. Искренне прошу меня извинить.
— Сядь на место.
Леон взял шляпу, несмело улыбнулся и сел подле его милости.
— Наверное, у меня отвратительный характер, — с обескураживающей наивностью заметил мальчик. — Месье кюре непременно наказал бы меня. Он любил повторять, что несдержанность — это смертный грех. Святой отец часто говорил об этом.
— Похоже, уроки кюре не пошли тебе на пользу, — сухо обронил Эйвон.
— Не пошли, Монсеньор… Но ведь сдерживаться так трудно! Мой нрав сильнее меня. Стоит зазеваться, как он тут же вырывается на волю и начинает крушить все вокруг. Но я почти всегда потом раскаиваюсь… А я увижу сегодня короля?
— Вполне возможно. От меня не отставай ни на шаг и не глазей по сторонам.
— Хорошо, Монсеньор, я постараюсь. Но это тоже нелегко. — Паж искоса глянул на герцога, но его милость уже закрыл глаза.
Леон устроился поуютнее в углу кареты, собираясь насладиться остатком пути. Время от времени карета его милости обгоняла другие экипажи, но смельчаков, рискнувших посостязаться с ними в скорости, почему-то не находилось. Четверка английских чистокровных рысаков вихрем проносилась мимо своих нерасторопных французских собратьев. Пассажиры отставших экипажей считали своим святым долгом высунуть головы и полюбопытствовать, что за безумец предпочитает такую тряску размеренному и приятственному темпу. Герб, украшавший карету его милости, а также ее строгая расцветка не оставляли на этот счет никаких сомнений.
— Нетрудно догадаться! — пробурчал маркиз де Шурванн, высунув голову из окна своей тихоходной кареты, чтобы полюбоваться живописным пейзажем. Увы, он поневоле тут же ретировался в безопасное чрево экипажа, поскольку в этот момент что-то вихрем пронеслось мимо. — Кто еще может разъезжать с такой бешеной скоростью?
— Английский граф? — его костлявая супруга мечтательно закатила глаза.
— Ну а кто же еще?! Я встретил герцога вчера вечером, и он ни словечком не обмолвился о том, что собирается присутствовать на королевском приеме.
— Теодор де Вантур как-то сказал, будто никто не знает, что предпримет его милость в следующую минуту. — Костлявая маркиза судорожно вздохнула.
— Poseur![27] — фыркнул маркиз и в сердцах захлопнул окно.
Черная с позолотой карета мчалась, не сбавляя ход. И лишь когда впереди замаячили ворота Версальского парка, лошади соизволили перейти на бодрую рысь. Леон с любопытством вглядывался в сгустившиеся сумерки. Вскоре карета въехала во двор, где сияли сотни огней. Юный паж изумленно завертел головой. Тут и там полыхали факелы, из окон лилось ослепительное сияние; у входа выстроилась длинная череда экипажей, повсюду прогуливались элегантные фигуры. Когда карета подкатила к крыльцу, его милость соизволил открыть глаза. Герцог выглянул в окно, бесстрастно оглядел великолепие двора и зевнул.
— Видимо, пора вылезать, — недовольно заметил он.
Лакей опустил лесенку. Леон спрыгнул первым и повернулся, чтобы помочь его милости. Герцог величаво сошел на землю, на мгновение задержался, скептически оглядел выстроившиеся кареты и проследовал мимо разряженных дворцовых лакеев. Леон поспешил за его милостью, прихватив трость и плащ герцога. Эйвон сделал Леону знак избавиться от ноши. Леон торопливо сунул слуге плащ и бегом устремился за его милостью. Тот уже успел затеряться в плотной толпе гостей. Углядев герцога, паж перевел дух. Эйвон замедлил ход, направо и налево раскланиваясь со знакомыми. Размеры залы и ее великолепие ошеломили Леона. Вскоре они очутились перед широкой мраморной лестницей, отделанной золотом. Эйвон подхватил под руку какую-то нарумяненную даму и вместе с ней прошествовал вверх по лестнице. Они пересекли огромную залу, целеустремленно миновали несколько комнат и вскоре достигли уютной ниши с небольшим овальным оконцем. Леон семенил следом, с трудом удерживаясь от желания ухватиться за развевающуюся полу камзола его милости. Задержавшись на миг в уютной нише, его милость с дамой направились в следующую залу. Леон от восторга онемел: эта зала своим великолепием затмевала все предыдущие. Мириады свечей сияли повсюду. Тысячи облаченных в шелка и золото фигур отражались в бесчисленных зеркалах. Оглядевшись, Леон постепенно пришел в себя. Ему подумалось, что для столь многочисленной толпы кресел явно маловато. Герцог безжалостно избавился от своей избранницы, которая с разочарованным вздохом тут же пропала в толпе придворных. Теперь он пробирался вперед с удвоенной силой, не забывая раскланиваться. Вскоре толпа заметно поредела, и Леон смог разглядеть кое-что помимо спин стоящих впереди людей. У камина в позолоченном кресле восседал дородный господин, наряженный, казалось, сплошь в кружева и бриллианты. Вокруг тучного господина суетилась группа людей. В соседнем кресле позевывала какая-то дама с утомленным лицом. На голове у господина в кружевах и бриллиантах возвышалось нечто невообразимое. Приглядевшись, Леон с изумлением понял, что таинственная громада — не что иное, как напудренный парик, правда, букли у этого парика достигали размеров курдюка откормленного барана. Под бараньими буклями еле виднелось пухлое личико, казавшееся почти багровым от слоя румян, щеки рыхлого господина были изрыты какими-то странными черными точками. Поразмыслив, Леон решил, что, скорее всего, это мушки, призванные сделать господина привлекательнее. Сбоку у багроволицего господина топорщился эфес шпаги, увенчанный алмазной бородавкой невероятной величины.
Эйвон глянул на ошарашенное лицо Леона и ухмыльнулся.
— Вот ты и увидел короля. Подожди меня вон там. — Его милость махнул рукой в сторону окна. Леон попятился в указанном направлении, испытывая такое чувство, будто единственная поддержка и опора в этом огромном дворце покидает его.
Герцог засвидетельствовал почтение его величеству королю Людовику XV и утомленной даме, оказавшейся королевой Франции; задержался на несколько минут для беседы с малокровным дофином и неторопливо подошел к Арману де Сен-Виру, находившемуся в свите короля.
Арман тепло пожал ему руки.
— Mon Dieu, как приятно видеть твое лицо, Джастин! Я даже не знал, что ты в Париже. Так когда ты вернулся, mon cher?
— Почти два месяца назад. Честно говоря, визиты в Версаль меня утомляют. Я уже давно хочу выпить, но, боюсь, бургундского здесь не достать.
Глаза Армана сочувственно блеснули.
— В Оружейной зале! — заговорщически прошептал он. — Пойдем вместе. Нет, подожди, mon ami, тебя увидела мадам Помпадур. Она улыбается тебе! Да ты везунчик, Джастин!
— Я бы назвал это по-другому, — недовольно буркнул Эйвон, но все-таки приблизился к фаворитке и, низко склонясь, припал к ее руке.
Его милости пришлось развлекать знаменитую куртизанку, пока ее вниманием не завладел граф де Стенвиль. Эйвон тотчас же поспешно ретировался. В Оружейной зале герцог обнаружил Армана и еще пару кавалеров, лакомившихся засахаренными фруктами и вином.
Его милости вручили бокал бургундского, а один из лакеев подал тарелку с пирожными, от которых Эйвон презрительно отказался.
— Приятная перемена, — заметил герцог. — A ta santé[28], Жуэнлисс! Твой покорный слуга, Турдевиль. Я хочу с тобой поговорить, Арман!
Он отвел Сен-Вира к небольшому диванчику. Какое-то время Арман болтал о Париже, придворной жизни и тяготах камергерского существования. Эйвон не прерывал друга, но при первой же паузе, возникшей в довольно забавном рассказе Армана, поспешил сменить тему.
— Я должен поклониться твоей очаровательной невестке, мой друг. Полагаю, она здесь?
Добродушное лицо Армана омрачилось.
— О да! Торчит в темном углу позади королевы. Если ты решил приударить за этой снулой рыбой, Джастин, то боюсь, у тебя испортился вкус, — он презрительно фыркнул. — О господи! И почему мой нелепый кузен выбрал именно ее?!
