– Должно, не должно, но может...
Тетя Ядя, занятая сменой пленки в фотоаппарате, подняла голову:
– Вас совсем не задевают эти таинственные происшествия? – осуждающе спросила она. – Колодец? Да, очень может быть, что в этой семье урожай на фаршированные колодцы, но тут происходит достаточно событий и без колодцев. Вас это совсем не волнует?
– Волнует, – ответила Люцина. – Мы подумаем об этом, когда они перестанут дурачиться.
– Меня это не касается! – уверенно запротестовала моя мамуся. – Меня абсолютно не интересуют больные идиоты с расплющенными носами, и за пушки прадеда я платить не собираюсь. Я приехала сюда, чтобы посмотреть колодец.
– Дура ты! – возмутилась Тереза. – Тебя не волнует, что из-за нас здесь убивают людей? А я хочу все выяснить!
– Милиция не смогла, а ты выяснишь?
– От милиции вы скрыли самое главное, – ехидно вставила я. – Тот облизанный как-то со всем этим связан. Он украл адрес в Тарчине и, как по ниточке, добрался до нас. В конце концов, он заполучил наши адреса...
– Если он заполучил наши адреса, то почему не пришел к нам?
– Как это? Пришел же. К Терезе в Гамильтон.
– А почему не к нам, мы ближе...
– Боялся здесь появляться, чтобы его никто не узнал. Он же не знал, что Франек не скажет про него милиции. Хотел быть подальше от преступления.
– Он мог прийти раньше.
– Не мог. Он поехал в Канаду.
– Какое тебе дело до визита какого-то бандюги?!..
– Подождите, тут еще прабабка впуталась, – остановила я их, кое-что пришло мне в голову. – Что-то мне подсказывает, что в это дело замешана исключительно женская часть семьи, я даже удивляюсь, почему убили мужика, а не бабу...
– Вот именно! – живо подтвердила Люцина. – Вы заметили какие у него адреса? Наши и Лильки с Хенеком. Заметили?
– Заметили, – неприязненно ответила Тереза. – И что с того?
– А то, что все вы дочери бабушки, – зловеще подхватила я. – А Лилька и Хенек – дети тетки Хелены. А тетка Хелена была бабушкиной сестрой, и обе они, насколько я знаю, были единственными дочерями прабабушки, у которой, кроме них, были одни сыновья. Но адресами этих сыновей никто не интересовался. Ну? Что скажете?
Родственники долго и молча меня рассматривали.
– Я же спросила! Что скажете?
– Ничего, – неуверенно сказала моя мамуся. – Что говорить?
– Тут что-то есть, – оживилась Люцина. – И это поручение дяди Антона... Бабушка давно умерла, ты говорил, что дядя говорил, что надо отдать что-то важное. Интересно, кому? Может, облизанному? Облизанный пришел напомнить...
– У меня ничего нет, – грустно повторил Франек.
– Может, не ты. Если сначала должна была умереть бабушка... Может, это было у нашей мамочки?
Моя мамуся немедленно оживилась:
– На этот счет можете быть спокойны, – сказала она беззаботно. – Все, что было у нашей мамочки, из-за войны пошло ко всем чертям. Наверняка все пропало, и пускай этот облизанный успокоится. Пойдем, посмотрим колодец.
– Куда тебя несет? – пробурчала внезапно посерьезневшая Тереза. – Не знаю... По-моему, у нас было что-то чужое... Я думаю, это надо отдать...
– Да что ты? Как ты отдашь, даже не зная что?
– Но оставить это нельзя! Придется подумать...
– Сказал бы мне кто-нибудь, кто такой этот Менюшко! – вздохнула я с сожалением. – Во всяком случае, было бы известно, с какой стороны начинать! Люцина, ну пробейся же сквозь свой склероз!
Люцина глянула на меня и уставилась в окно.
– Менюшко, Менюшко... – бормотала она под нос. – Это связано с каким-то полем... В темноте. Кто-то мчался по полю со стороны дворца... Этих графов... как их звали... как-то на "с"... Мне тогда было шестнадцать лет, я возвращалась со свидания...
– Исключено, в этом возрасте ты ни на какие свидания не ходила! – категорически возразила моя мамуся.
– Дурочка! Ходила, только никто не знал... Я спряталась. Кто-то мчался, было темно, светил месяц...
– Туда, где крестовые войны кипят, он мчался при месяца свете... – ехидно продекламировала Тереза.
Люцина, не отрываясь от окна постучала пальцем по лбу и нетерпеливо махнула рукой.
– Мчался. Его было видно... Кажется, кто-то гнался...
– Менюшко мчался? – с подозрением спросила моя мамуся.
– Не знаю, кто мчался. Не помню. Зато помню, где это было. Вот здесь, на этом поле, за сеновалом...
Все, как по команде, повернулись к окну. Люцина показывала пальцем в проход между углом сеновала и сараем, стоящим с другой стороны двора.
– Там была тропинка между домом и развалинами, он оттуда выскочил и помчался через поле...
– Через картошку или по ржи? – обстоятельно поинтересовался Франек.
– Кажется, по ржи... Да, по ржи, это был уже август.
– Ну и что? – спросила я после долгой минуты общего молчания. – И где здесь Менюшко?
Люцина наконец оторвала взгляд от окна.
– Откуда я знаю? Я только рассказываю, с чем этот Менюшко связан. Я подумаю и вспомню, в чем было дело.
– Не вспомнишь, а придумаешь, – рассердилась Тереза. – Тогда все запутается окончательно. Почему, когда приезжаешь отдыхать в эту Польшу, всегда приходится нервничать?
– Как это? – добродушно удивилась тетя Ядя. – Ты же приезжаешь к родственникам...
– Ох, мчится этот Менюшко по полю или не мчится, пойдем, наконец, посмотрим на колодец, – не выдержала моя мамуся. – Подумать можно и потом, в Варшаве...
Остатки от двух колодцев нашлись сразу. Один, новый, с кругами, находился во дворе, второй – за сеновалом, возле развалин. Между сеновалом и развалинами был проход. Тропинка вела через небольшой пригорок – утоптанную часть обломков. Из развалин кое-где торчали куски кирпичной стены, все густо поросло крапивой, лопухами и молодыми березками. Франек слегка разгреб землю и предъявил нам остатки каменной кладки.
– Это тот, что новее, – сообщил он, – засыпанный отцом. Старый был немного дальше.
Он махнул рукой, показывая куда-то на заднюю часть развалин. Там находилась свалка самого разного мусора, в нескольких метрах за ней протянулся забор соседнего хозяйства, полностью заросшего акацией. От места, где когда-то существовал колодец, не осталось никаких следов.
У Франека было такое выражение лица, что посвятить его в вопрос колодцев было просто необходимо.
– Не смотри на нас так, мы еще не свихнулись, – с горечью сказала Тереза. – Это просто пунктик моей старшей сестры. С того времени, как выяснилось, что в Тоньче, в бабкином колодце, с войны лежало барахло...
– Не столько барахло, сколько так называемый клад, – поправила Люцина. – Еврейское добро, награбленное немцами. Мы его нашли, и теперь она все время надеется, что в другом колодце найдется клад поблагороднее.
– А с тем что стало? – поинтересовался Франек.
– Сдали государству. Никто его и в руки бы не взял. Хотя там были хорошие вещи – жемчуг, бриллианты... Очень красивая бижутерия.
Франек тяжело вздохнул.
– У нас вы этого не найдете, – сказал он с сожалением. – Здесь бриллианты в колодец не бросают.
– Возможно, но моей сестре этого не объяснишь...
– Очень живописные развалины – похвалила тетя Ядя, пройдясь с фотоаппаратом за коровником. – А что это такое? С войны осталось?
Общими силами мы объяснили ей, что если и с войны, то никто не помнит, с какой. Может, с одной из шведских. Руины когда-то были жилым домом – скорее, усадьбой, чем замком, а населяли его предки Франека и наши. Когда-то они были очень богаты, но это очень давно прошло. По неизвестной причине они разорились, а вместе с ними разорился и дом. Он постепенно нищал и начал разваливаться. Средств на ремонт не было. В конце концов, какой-то из предков рядом с развалившимся домом поставил времянку, использовав для этого подручные стройматериалы, но не все – часть стен осталась и разваливалась дальше. Как и любая времянка, дом простоял не меньше 150 лет и только в послевоенное время его переделали в коровник, а развалины, продолжающие зарастать травой, остались как память о былом величии.
– Где-то здесь был вход в подвалы, – вспомнила моя мамуся, – мы там игрались в детстве. Почему я его не вижу?
– Я там тоже игрался, – подтвердил Франек. – В конце войны, когда здесь проходил фронт, как раз в это место попала бомба. Снаряды тоже попадали, но этой куче камней не вредили. Только бомба развалила все окончательно. Мы еще удивились, что дом не рухнул, хоть и стоит рядом. С войны все так и осталось. Только с той стороны, когда я строил дом, мы взяли немного камня под фундамент.
– Хорошо здесь, – сентиментально сказала Тереза. – Так тихо и спокойно...
Моя мамуся, слегка разочарованная отсутствием третьего колодца, разгребала палочкой мусор на свалке. Тереза продолжала восхищаться царящими вокруг тишиной и спокойствием. Люцина углубилась на поле клевера, созерцая тот путь, который связывал ее с Менюшко. По тропинке за забором я отправилась к лугу, намереваясь осмотреть предполагаемое место преступления – заметные издалека камыши.