Мы договорились встретиться в четверг в девять вечера, через час после того, как закончится очередное заседание группы. Я хотела, чтобы Родни пересказал мне события “по горячим следам”.
* * *
Я пришла на свидание на пять минут раньше, но Родни уже ждал меня, нервно вышагивая по тротуару.
— Наконец-то, — воскликнул он, поднимая на меня глаза.
Я поразилась происшедшей с журналистом перемене. Словно по мановению волшебной палочки, исчез, казалось, намертво прилепившийся к нему образ ласковой бродячей собаки, заискивающе выпрашивающей подачку. На меня смотрел совершенно другой человек. Новый Вэнс был независим, сдержанно презрителен и высокомерен. Он чем-то неуловимо напоминал голодного хищника, почуявшего добычу и не намеренного эту добычу упускать.
— Извини, но мне нужно бежать. Я очень спешу, — торопливо произнес он. — К сожалению, сегодня я ничего не смогу тебе рассказать.
— Куда это ты спешишь? — удивилась я. — У тебя же вроде не было никаких дел.
— Теперь появились. Позвони мне, ладно?
С покровительственным видом чмокнув меня в щеку, Вэнс побежал к метро.
Некоторое время я растерянно смотрела ему вслед, гадая, что произошло. Откуда такая разительная перемена? Скорее всего Родни где-то почуял деньги, причем деньги приличные и доступные. Неожиданно разбогатевший альфонс, компенсируя пережитые унижения, как правило, начинает относиться к женщинам, перед которыми он прежде заискивал, с высокомерным презрением. Именно так и смотрел на меня Родни, словно говоря: “Шла бы ты куда подальше со своим кофе и круассанами. Больше ты мне не нужна”.
Похоже, на встречу со мной он пришел лишь потому, что не был до конца уверен в том, пригожусь я ему еще раз или нет. Это означает, что Вэнс пока только чует деньги, но еще не держит их в руках. Неужели за один проведенный в группе вечер он ухитрился подцепить богатую и скучающую даму? Насколько я помню, богатых там не было. Так, нормальный средний класс вроде преподавателей английского языка или бунтующих детишек, тратящих деньги родителей. Впрочем, Джейн давала свои объявления в каждом номере журнала, и в группу постоянно приходили новые люди.
Решив не ломать себе голову, а просто позвонить Родни на следующий день и все выяснить, я спустилась по Рамбле к морю, прошлась вдоль набережной, станцевала сальсу в Мохито-баре с кубинским мулатом и, слегка подустав, к полуночи вернулась домой.
* * *
До Вэнса я так и не дозвонилась ни в пятницу, ни в субботу, ни в воскресенье. Трубку или вообще никто не брал, или же к телефону подходил Тэдди Пиддингтон, американец, снимающий квартиру вместе с Родни. Журналиста неизменно не было дома, и Тэдди понятия не имел, когда он появится. Пообещав передать Вэнсу, что я просила его перезвонить мне, американец вешал трубку. Родни мои просьбы игнорировал и звонить мне упорно не желал.
В понедельник вечером сосед Вэнса сказал, что Родни не ночевал дома, а во вторник в газете “Эль Периодико” я прочитала заметку об обнаруженном на пляже около Ситжеса трупе.
Заметка лаконично сообщала, что личность покойника удалось установить по находящимся у него в кармане документам. Погибшим оказался подданный Великобритании Родни Вэнс. Полиция полагала, что речь шла о несчастном случае.
Некоторое время я сидела с газетой в руках, задумчиво созерцая фотографию, на которой полицейский застегивал “молнию” на пластиковом пакете с бренными останками английского журналиста.
В отличие от полиции, я была совершенно уверена в том, что Родни умер не своей смертью. Впрочем, ничего другого представители власти сказать и не могли. Убийство англичанина в окрестностях одного из самых популярных курортных городков Каталонии, да еще в самом начале туристического сезона — событие крайне неприятное.
Несчастные случаи, конечно, случаются, только вряд ли бы Вэнс решил поплавать с удостоверением личности в кармане. Такое можно было сделать только спьяну или перебрав наркотиков, а, насколько я знала, ни наркотой, ни алкоголем экономный журналист не злоупотреблял.
Все указывало на то, что бедолаге Родни тихо и ненавязчиво помогли отправиться на тот свет. Интересно, кого он ухитрился так здорово разозлить? Этого я не знала, но готова была побиться об заклад, что тут не обошлось без группы Творческой поддержки. Выходит, я, совершенно того не желая, послужила слепым орудием судьбы, подтолкнувшим к гибели безобидного английского альфонса. Вот до чего может довести идиотское любопытство, особенно в сочетании с ленью.
Ну, захотелось мне написать книгу про группу Творческой поддержки, так неужели трудно было самой пошевелить мозгами и выдумать биографию Джейн Уирри и историю Лиланда? Все эти доморощенные колдуньи и экстрасенки испокон веков с небольшими вариациями травят одни и те же байки, а про негритянскую культуру информации в Интернете хоть отбавляй. Так нет, напрягаться мне, видите ли, было лень. Решила воспользоваться готовым материалом. Сунула Родни тысячу песет и отправила его шпионить. В результате нет ни Родни, ни информации. Теперь буду гадать до посинения, что же такое особенное произошло на последнем собрании.
Как назло, у меня не было телефона ни одного члена группы, а с самой мадам Творческий Блок разговаривать было бы не только бессмысленно, но и опасно. А что, если это она замочила Вэнса? В таком случае она могла запросто прикончить и меня, начни я проявлять нездоровое любопытство. Непонятно только, чем Родни мог ей так насолить.
Терзаясь от чувства вины, я немного поразмышляла на тему о том, что будь я героиней нормальной детективной повести, то, пылая праведным гневом, немедленно бросилась бы расследовать смерть журналиста.
На самом деле праведным гневом я не пылала и бросаться на поиски убийцы, как ни странно, тоже особенно не стремилась. Конечно, мне было жаль Родни, но просто так, ни за что ни про что человека не пришьют, особенно в такой сонной и ленивой стране, как Испания.
Живя в России, я в основном судила об испанском характере по любовным романам и приключенческим боевикам и совершенно необоснованно полагала, что испанцы непременно должны быть темпераментными, деятельными, страстными, агрессивными и кровожадными.
— Marketing turistico, — безжалостно разбил мои иллюзии один мой испанский приятель. — Все эти мифы о страстных латинских любовниках, темпераменте и агрессивности испанцев не более чем реклама. Может быть, когда-то в средние века испанцы и были немного кровожадными, но теперь мы даже голливудские боевики не можем смотреть — в них слишком много насилия. Ты когда-нибудь обращала внимание, что идет по испанскому телевидению? Или игры, или конкурсы, или бесконечные комедийные сериалы. Для насилия и страсти надо слишком напрягаться, а кому захочется напрягаться в такую жару?
Окончательно миф об испанской агрессивности развенчал другой мой знакомый, любящий изображать из себя крутого мачо. Однажды я попросила его откорректировать текст одной из моих статей для журнала боевых искусств.
— Ты что, собираешься это публиковать? — с ужасом уставился на меня Эстебан.
— Да. А в чем дело? Что-нибудь не так? — удивилась я.
— Но ведь с помощью техники, которую ты описываешь, запросто можно убить.
Теперь уже я изумленно уставилась на испанца.
— Естественно, что с ее помощью можно убить. Это ведь статья для журнала боевых искусств, а не листовка пацифистов-непротивленцев. Насколько я понимаю, боевые искусства для того и предназначены, чтобы убивать.
— Только не в Испании. Это ваша Россия — бандитская страна. В России вам, может, и надо убивать, а в Испании народ занимается боевыми искусствами понемногу, не напрягаясь, исключительно для собственного удовольствия. Так, помашут немного ногами или палкой, стараясь никому не сделать больно, но походить при этом на Брюса Ли, — и все. Сама подумай — а вдруг твою статью какой-нибудь ребенок прочитает и случайно прибьет кого-нибудь. Так нельзя. Прямо удивляюсь — откуда в тебе столько зверства. У вас что, в России все такие?
Итак, учитывая испанскую лень, было трудно предположить, что Родни стал жертвой бандитского нападения. Для того чтобы его убили, он должен был очень здорово кого-то разозлить. Во время нашей последней встречи журналист выглядел слишком уж торжествующим и надменным, словно он неожиданно обрел некую таинственную власть. Власть над кем? Или над чем? Во что, интересно, вляпался Вэнс?
Я подумала, что Испания плохо действует на меня. Моя природная лень в Барселоне начинала прогрессировать даже не в арифметической, а в геометрической прогрессии. Если так и дальше пойдет, через пару лет я окончательно деградирую, превратившись в сонную и апатичную черепаху Тортиллу, лениво греющуюся на солнышке. С другой стороны, так уж ли это плохо?
За окном наливалось прозрачной синевой ослепительное средиземноморское небо. Мягкий теплый бриз лениво щекотал листья пальм. В такую погоду хорошо посидеть на террасе кафе у набережной, выпить прохладного апельсинового сока, искупавшись, растянуться на нагретом солнцем песке, почитать приятный старомодный детектив без зверских сцен и столь излюбленного американцами мордобоя, потом пообедать в ресторанчике, подремать в прохладе кондиционера…
