другим путем. Но мне казалось, что Галина по российской привычке могла носить его в своем бездонном ридикюле, скромно называемым ею кошельком. Но полиция считала, что, может, она наняла машину или села на рейсовый автобус, выехала в ту же Сербию, а потом вылетела из Белграда хоть в Минск, а хоть в Москву. Но ни на одной границе не было зафиксировано, что женщина с ее данными пересекала ее.
Расследование буквально зашло в тупик, хотя на записи с камеры в холле гостиницы видно было, как она выходит через час после того, как мы расстались. Ее никто не останавливает, потому что никого в холле нет, а спустя несколько минут за ней выходит ее предполагаемый убийца или, наоборот, жертва, Востриков Иван. Следователь, как мне казалось, не сильно верил в то, что рассказала его жена.
— Все это выглядит как какой-то странный детектив, — говорил он мне, — как такое возможно, что мать преследует дочь с ее семьей, ездит за ней, устраивает публичные скандалы? У нее что, своей жизни нет?
Объяснить ему, что такое возможно у нас, и как раз я не удивлена и верю и Галине, и ее дочери одновременно, и меня ничего не смущает в этой ситуации, потому что я видела такое или подобное множество раз, я не могла. Он бы все равно меня не понял.
Тело Галины не нашли ни в тот день, ни на следующий, потом начался сезон штормов, и его стало просто опасно искать, но зато появились шансы, что море само его отдаст. Если, конечно, оно там.
Предъявить Вострикову было нечего, а он держался своей версии о ночной прогулке, никак не связанной с тещей, хотя и не отрицал, что терпеть ее не мог, и, просидев в камере предварительного задержания весь срок, какой был возможен, он улетел на родину. Я не знала, дождалась ли его жена с детьми, или они вылетели раньше, больше я Марусю не видела. Но я думала о ней и о Галине и не знаю, кого мне было жальче из них. Следователь не смог выяснить, врала или нет жена Вострикова, запрос он отправил, но ответа так и не получил. А может, не стал выяснять, просто так ответил мне, видя, как я мучаюсь, считая, что меня использовали для такой странной мести. В глубине души я надеялась, что все именно так, как говорила дочь Гали, а она жива, и я все ждала, что рано или поздно мне позвонит или напишет, может, извинится за все произошедшее. Ну или приедет на следующее лето и объяснит мне, что это было.
Однажды утром раздался звонок, но не от нее. Мой друг из полиции хотел меня видеть. Место для встречи он назвал такое, что у меня все похолодело внутри, — местный морг.
— Смотреть там особо не на что, — сразу сказал он, — рыбы и скалы сделали свою работу, но я покажу Вам некоторые вещи, может, Вы что-то узнаете.
Разложенные по прозрачным пакетам, на столе лежали браслет и Галин кулон с глазом.
В маленьком городке в горах
Как бы ни было жаль это признавать, но наш двор изменился окончательно. Дом фальшивого «Герша» вернули его законным владельцам. Но они даже не стали приезжать и продали его какой-то фирме из тех, что сдает апартаменты туристам. Те выставили его на «Букинге», и в окнах замелькали разные люди, приехавшие к морю на недельку-другую, а то и просто раз переночевать по дороге к престижным курортам. В квартире моей несчастной подруги Анет, убитой жадным стариком, поселилась какая-то неприветливая женщина, ее дальняя родня. Войниковых и Карла арестовали, их квартиры так и стояли закрытыми. Шварцы, должно быть, продали свою, но новых жильцов я так и не увидела, скорее всего, будет еще одна квартира-дача для тех, кто прилетает на месяц к морю. Куда подевались Бруки со своими мальчуганами, мне было неизвестно, и спросить было не у кого, но я бы тоже не хотела, чтобы дети росли в месте, где произошло столько зла.
Попытка переехать в другой дом оказалась неудачной, и море с некоторых пор перестало меня радовать. Как человек, всю жизнь с трудом попадавший раз в год на море, всегда мечтала поселиться тут. И вот за пять лет я прошла все стадии отношений с ним: от безумного восторга — «я живу на море!» через снисходительное «мне не надо ездить в отпуск» и «я вижу море из окна» до «зимой на море не так уж и хорошо» и «я им сыта по горло!».
Стало казаться, что мне надо обязательно переехать куда-то в горы, и тогда жизнь станет опять беззаботно прежней. И меня будут окружать другие люди, не разбалованные морем, а потому лучше. Незаметно для себя я начала просматривать объявления о продаже домов в глубине страны. И тут реклама в Интернете начала подсовывать мне эти дома везде, что бы я ни гуглила. Потому мой переезд оказался делом времени.
Маленький городок, в котором явно когда-то жили гномы, немного в стороне от шумного шоссе, ведущего из столицы в центр Европы, недалеко от горячих источников — разве это не то место, в котором хотелось бы всем жить? А на море я буду ездить, в конце концов, у меня для этого есть машина.
Домик был совсем небольшой: меленькая кухонька и гостиная немногим ее больше, и тут же лестница на второй этаж, который весь занимала спальня. Это же отлично! «Оборудую свой кабинет прямо тут, в спальне, как раз напротив окна», — решила я. Из него был отличный вид на горы, поросшие лесом, и дорогу, которая петлей уходила к ним. Деловая, не по провинциальному, дама из агентства, показывающая мне дом, заученными фразами перечисляла и без того явные плюсы, но старательно обходила все минусы. Это выглядело примерно так:
— В каком состоянии крыша? Давно делался ремонт? — спрашивала я.
— Обратите внимание, какой чудесный вид открывается из окна, — отвечала она мне.
Но о состоянии крыши ей пришлось сознаться. Гордая своей прозорливостью, я тут же потребовала скидку на сумму возможного ремонта, а дама даже не начала разыгрывать спектакль под названием «Мне надо согласовать этот вопрос с хозяевами» и сразу же согласилась. Потом я провела подобный трюк, когда мы спустились в тесный и сырой подвал. Но когда я решила выбить скидку и на старые рассохшиеся
