Антон Бакунин - Убийство на дуэли

— А не террористы ли здесь постарались?

— Трудно сказать. Ведь они обычно норовят бомбу бросить. А здесь даже выстрела никто не услышал.

— А если германская разведка? А вы, Антон Игнатьевич, не начинали делать умозаключений?

— Нет, братец, не начинал. Сегодня вторник, а по вторникам умозаключений я не делаю, так что уж извини.

— Это вы меня извините за вторжение.

— Ну что ты, братец, можно сказать, развеселил своим маскарадом. Внес разнообразие.

— До свидания, Антон Игнатьевич.

Репортер направился к двери, открыл ее и даже перешагнул через порог, но потом вдруг остановился, повернулся и тихо, почти шепотом произнес:

— А если…

— Ни-ни, братец, ни-ни, — замахал руками Бакунин, репортер понимающе кивнул и, наконец, перешагнул порог кабинета, нос в нос столкнулся с Василием, ловко юркнул в сторону и скрылся.

— Завтракать подано, — бесстрастно объявил Василий и закрыл дверь кабинета.

К завтраку сегодня все собрались ровно в восемь тридцать. Завтрак опять напоминал обед: отбивные котлеты, овсянка с осетриной для Акакия Акинфовича, пироги с капустой. Василий знал, что пообедать барину, может, и не придется, поэтому предусмотрительно позаботился о том, чтобы Бакунин поел впрок. Дядюшка, взяв свою обязательную рюмку коньяка, поторопил Акакия Акинфовича:

— Ну так что в протоколах, Акакий?

— А почти ничего, — ответил Акакий Акинфович.

Он привык делать свои отчеты за завтраком и давно уже научился совмещать их с процессом поглощения пищи — сегодня он тоже мог остаться без обеда и поэтому, приступив к отбивной котлете, спросил Василия:

— А блины не забыл?

— Когда это я забывал? — вопросом на вопрос ответил Василий.

— Это верно, не забывал. Только оно лучше побеспокоиться. Протоколы, как водится в сыскном отделе, — продолжал Акакий Акинфович, — пустые наполовину. Толзеев показал, что вызов сделал князь Голицын. Причину объяснить отказался. Вызов сделал в ресторане «Век». Толзеев там бывает часто. Скандалов наделать успел предостаточно. Я съездил в «Век». Ни хозяин, ни официант причину вызова пояснить не смогли. Столики князя Голицына и Толзеева располагались рядом. Князь Голицын был со своим дальним родственником и помощником — Кондауровым Григорием Васильевичем. У Толзеева столик заказан постоянно. Князь Голицын раньше в «Веке» никогда не появлялся. Все столики оказались заняты. Хозяин узнал гостя и усадил за столик рядом со столиком Толзеева — они в «Веке» расположены как бы в отдельных кабинетах. Столик, за который хозяин посадил князя, был заказан, но заказавший не приходил уже четверть часа, и хозяин рассудил, что лучше угодить князю, чем опоздавшему посетителю. Когда произошел шум и подоспели официант и хозяин ресторана, все уже закончилось. Князь расплатился за обед и в страшном гневе покинул ресторан. Кондауров Григорий Васильевич сказал Толзееву, что разыщет его, и последовал за князем. Толзеев, по словам официанта, казался вроде как даже слегка испуганным — но куражился, что князя Голицына, мол, не боится. Толзеев просидел в ресторане до двенадцати ночи, как всегда много выпил, в гостиницу его отвез приехавший позже Карпищев — он же и один из секундантов. Ежели опять к протоколу Толзеева, так он на все отвечает, мол, не ваше собачье дело. Протокол по Карпищеву. В ресторан Карпищев приехал часа три спустя после вызова. О самой дуэли ничего интересного не сказал. Второго секунданта, Кучумова, пригласил Карпищев. У него же нашелся и револьвер. Я было решил встретиться с Кучумовым, по нему даже протокола нет — его не нашли. Не застал и я. Но потом все же проговорилась кухарка: уехал, мол, в срочном порядке. Очень торопился. В свое имение, в тридцати верстах от Петербурга. Похоже, напугался, что, мол, из его револьвера убит князь Голицын. Секундант Голицына, Иконников Иннокентий Иннокентьевич — секретарем состоял при князе. Этот ничего не знает, ему велели поехать, он и поехал. О дуэли, из его слов, все то же. Вот граф Уваров, второй секундант, этот все обстоятельно изложил. Он по дуэльной части мастер, все правила знает до тонкости.

Акакий Акинфович прервал рассказ — в столовую вошел Василий с тарелкой блинов. Появление во время завтрака блинов всегда вызывало замешательство. Блины предназначались Акакию Акинфовичу и пеклись по его заказу. По-видимому, не довольствуясь глумлением над английской идеей, выражавшимся в заедании овсянки осетриной или севрюжиной, Акакий Акинфович, чтобы компенсировать отклонение от родных традиций, всякий раз заканчивал завтрак блинами.

Никто теоретически не поддерживал эту линию Акакия Акинфовича, даже все подсмеивались над ним, впрочем, весьма добродушно. Но переходя от теории к практике, все не пропускали случая съесть кто один-два блина, а Бакунин иногда так увлекался, что съедал половину стопы, возвышавшейся на тарелке. И вот как только появились блины, все оживились и даже Карл Иванович, как всегда строго одетый, поторопился положить себе пышный гречневый блин.

Акакий Акинфович обычно лишался не менее половины своих блинов. Но когда он делал своего рода доклад, как сегодня, то у него растаскивали все три четверти. Однако на этот раз Василий решил раз и навсегда восстановить справедливость. Не прошло и минуты, как следом за Василием вошла Настя, неся тарелку со второй стопкой блинов.

— Однако ты, Василий, предусмотрителен, — не удержался от замечания Бакунин.

Акакий Акинфович проводил благодарным взглядом Василия, довольного замечанием барина, и еще более довольную, что похвалили Василия, Настю и продолжил доклад:

— В протоколе графа Уварова все расписано подробно. Я так думаю, что, когда писался протокол, графа не останавливали и записывали все, что его сиятельство говорил, а поговорить о законах и правилах дуэли он любит. Но ничего существенного из этого обширнейшего протокола почерпнуть не удалось. Кроме того, на дуэль граф Уваров попал совершенно случайно. Вместо родственника князя Голицына — Кондаурова Григория Васильевича. Он-то первоначально и был секундантом, но за день до дуэли вывихнул ногу, поэтому и попросил графа Уварова.

— М-да… — задумчиво промычал Бакунин, доедая последний блин.

— А как продвигается расследование у Полуярова? — спросил дядюшка.

— А никак. Господин Полуяров надеется на Антона Игнатьевича. Когда я уходил, он спрашивал меня, как, мол, делал ли Антон Игнатьевич умозаключения?

— Ну что ж, — сказал Бакунин, — если дело стало за умозаключениями, придется делать умозаключения. А из фактов у меня тоже есть кое-что. Мы с князем посетили место дуэли и побеседовали с доктором. Доктор, хотя сразу и произвел впечатление не очень приятное, оказался редким наблюдателем.

— И что же интересного сообщил этот господин? — опять не удержался от опережающего вопроса дядюшка.

— Ну, во-первых, в тот день, когда состоялась дуэль, он, то есть доктор, осматривая место и окрестности, заметил что-то странное.

— Что же?

— Он не помнит.

— Хорош наблюдатель! — съязвил дядюшка.

— Тем не менее присутствовала какая-то странность, такое у него осталось впечатление. Доктор обещал сообщить, если вспомнит. Во-вторых, из его рассказа ясно, что князя Голицына и Толзеева никто не расставлял к барьерам — они стали сами, каждый к тому барьеру, который к нему совершенно случайно оказался ближе.

— А что из этого следует? — спросил уже я.

— Из этого следует то, что никто из присутствующих на дуэли не был в сговоре с убийцей, — ответил мне дядюшка, — будь по-другому, кто-то из секундантов постарался бы расположить стрелявших именно так, как они стояли, чтобы князь Голицын оказался лицом к спрятанному в засаде убийце. Иначе ему пришлось бы стрелять князю не в лоб, а в затылок и надежды скрыть выстрел, даже если бы Толзеев и промахнулся, не было бы.[27]

— Никто из секундантов, — уточнил Бакунин. — А Толзеев мог устроить так, чтобы князь оказался лицом именно туда, куда нужно. Он спускался на луг с косогора последним. Когда князь уже стоял на лугу, Толзеев мог отойти чуть левее — и князь оказался бы лицом в одну сторону. Отойди он правее — князю после установки барьеров пришлось бы повернуться в другую сторону. Граф Уваров, устанавливая барьеры, подсознательно ориентировался на уже стоящих противников.

— Ну что ж, так ли, иначе ли, князь стал лицом туда, куда нужно. Хотя мы не знаем, как важно было убийце убить его именно в тот день. Стань князь лицом в другую сторону, может, убийца отложил бы покушение. Ждал бы другого случая. А может быть, все равно стрелял — влепил бы пулю в затылок, распутать это дело было бы не легче. Тем более, что вся его маскировка под дуэль сорвалась благодаря тому, что Толзеев все-таки не промахнулся.