— Вероятно, вы хотели спросить — какое из изнасилований? Что ж, могу напомнить. Одно из них вы совершили на прошлой неделе во Франции, другое — в Москве, шесть лет назад. Есть основания полагать, что это не единственные ваши преступления.
— Н-нет! Что вы! В-вы ошибаетесь! — нервно залопотал блондин. — Я никогда никого не насиловал, ни здесь, ни в России. Клянусь!
— Чем клянешься? — зверски усмехнулась я, постепенно входя во вкус роли. Нечего ему "выкать" — больно много чести для насильника. — Жизнью или свободой? Или, может, орудием преступления?
— Ч-чем угодно клянусь! Родиной, Христом-богом, могилой матери! Я правда никогда никого не насиловал!
— Обидно, — покачала головой я. — В таком молодом возрасте — и склероз. Что ж! Придется напомнить. Окраина Москвы, октябрь, лес, земля, размокшая от дождя, ручей с перекинутыми через него мостками. Навстречу тебе идет женщина в коричневой куртке с капюшоном, брезентовым рюкзаком и заляпанными грязью резиновыми сапогами. Что ты у нее спросил? Не помнишь? Случайно, не "Сколько времени?" Мне удалось освежить твою память, или нужны еще подробности? Сказать, что она ответила, или, может, напомнить, как ты был одет, или как ты повалил ее в лужу?
В глазах несостоявшегося насильника отразился смутный ужас узнавания. Херувим так побледнел, что я всерьез забеспокоилась о его здоровье.
— Т-так это были вы?
— Как мило, что ты меня не забыл. Приятно встретить старую знакомую, не правда ли?
— П-простите, р-ради бога, — блондин умоляющим жестом прижал к груди дрожащие руки. — Я понятия не имел, что вы майор ФСБ.
— А теперь расскажи мне о женщине, которую ты изнасиловал в Ницце на прошлой неделе, точнее, пятого сентября.
— Пятого сентября? — недоумевающе нахмурился блондин. — Но я никого не насиловал пятого сентября. Правда, не насиловал. Я и в Ницце в этот день не был. Мы с Ивом с самого утра уехали на Корсику, и вернулись только на следующий день, к вечеру. Мы ночевали в Кальви, в гостинице "Эвиса", обедали в Бастии, ужинали в Кальви, в гостинице. Это точно был не я. Я вообще, кроме вас, никого не трогал, да и вас, в общем, только поцеловал.
— Ты точно уверен, что был на Корсике с Ивом Беаром именно пятого сентября?
— Разумеется, уверен, это и прислуга может подтвердить. Я не вру. Проверьте мое алиби — и сами убедитесь.
Проверять его алиби не было необходимости. Парень был слишком напуган, чтобы врать. Вряд ли бы он назвал с потолка город и гостиницу, где они с Беаром провели ночь. Но если они не имели отношения к изнасилованию, как у них оказался костюм дьявола, в точности такой же, как был описан в "Изгнании бесов"? Как бы это выяснить, не упоминая о своем знакомстве с Аглаей? Пожалуй, стоит успокоить херувима и попробовать с ним подружиться.
— Не нервничай, — сказала я, сменив звериный оскал на обаятельную улыбку. — Я пошутила.
— Пошутили? — затравленно посмотрел на меня блондин. — Насчет чего? Изнасилования, которое произошло пятого сентября?
— И насчет этого тоже. Смотри.
Вытащив из кармана удостоверение, я протянула его херувиму.
Некоторое время он тупо вглядывался в золотые буквы, потом осторожно взял документ у меня из рук, развернул, почитал, пошевелил губами и потерянно посмотрел на меня.
— Так вы не из ФСБ. Вы из мафии!
В его голосе звучала безнадежная тоска приговоренного к смерти.
"Бедняга, — подумала я. — Здорово же я его напугала — до полной потери соображения."
— Ты когда-нибудь слышал, чтобы членам мафии выдавали удостоверения?
— Не слышал, — пожал плечами херувим. — Впрочем, я в мафии никогда не состоял. Но вам-то удостоверение выдали.
— Это шутка, — объяснила я. — С тем же успехом там могло быть написано, что я — одногорбый верблюд или член общества "кузнечики против инсектицидов".
— То есть, вы не из мафии? — дополнительно уточнил блондин.
— Нет.
— И не из ФСБ?
— И не из ФСБ.
— Кто же вы тогда?
— Женщина, которую ты однажды по уши искупал в грязи. Кстати, в удостоверении написано мое настоящее имя — Ирина Волкова.
— Но ведь я не причинил вам вреда! Неужели вы хотите подать на меня в суд из-за этой истории?
— Это будет зависеть от тебя.
— В каком смысле? Вы что-то от меня хотите?
— Хочу, — кивнула я.
— Что именно?
— Во-первых, называй меня на "ты". Для этого мы достаточно близко знакомы. Во-вторых, было бы неплохо выпить стакан апельсинового сока, только не здесь, а в беседке — там не так жарко. И, наконец, мне хотелось бы задать тебе несколько вопросов.
На щеки блондина постепенно возвращался естественный румянец. Он заметно успокоился, но продолжал смотреть на меня с подозрением. Обернув полотенце вокруг бедер, он поднялся с шезлонга.
— Каких вопросов?
— Абсолютно невинных. Видишь ли, я пишу детективы, и в связи с этим меня интересуют мотивы человеческих поступков. Все эти годы мне было страшно любопытно узнать, почему такой красавец, как ты, ни с того, ни с сего набросился в лесу на женщину, одетую, как бомжиха. Не исключено, что когда-нибудь я использую этот сюжет в одном из своих романов.
— И это все?
— Все! — заверила я.
— Так вот в чем дело! — блондин с облегчением вздохнул. — Ты тоже пишешь книги! Везет же мне на писателей! Ну, ты даешь! Даже не представляешь, как ты меня напугала. Я думал, меня кондрашка хватит.
— Считай, что мы квиты. Когда-то ты тоже меня здорово напугал. Так как насчет апельсинового сока и задушевной беседы?
Херувим окончательно расслабился.
— Не возражаю. Анже! — позвал он дворецкого, который, так и не изменив позы, продолжал буравить нас взглядом. — S'il vous plaît, apportez nous au pavillon le verre du jus d'orange et la glace et la bière bien refroidie[4].
— Кстати, я до сих пор не знаю, как тебя зовут, — сказала я.
— Игорь, — блондин склонил голову в шутливом поклоне. — Игорь Костромин, к вашим услугам, мадемуазель.
* * *
Тайна насильника-херувима оказалась простой, как, впрочем, любая тайна, ставшая известной.
— Осознание того, что я голубой, глубоко травмировало меня, — признался блондин. — Я понял это в семнадцать лет, но не мог ни принять этот факт, ни смириться с ним.
— А сейчас ты с ним смирился?
Игорь засмеялся.
— Полностью — и это сделало меня счастливым. Что может быть лучше, чем любить себя таким, каков ты есть?
— Надо же, ты стал настоящим философом. Кажется, я догадываюсь, почему ты набросился на меня в лесу. Пытался доказать самому себе, что ты не гей?
— Это была моя первая и последняя попытка, закончившаяся, как ты знаешь, самым позорным провалом.
— Первая ли? Целовался ты весьма профессионально.
На щеках херувима вспыхнул румянец.
— Вообще-то, до этого я тренировался. В одной книге я прочитал о технике поцелуев и отрабатывал ее более полугода.
— Отрабатывал? Каким образом?
— На плюшевом медведе, — покаянно развел руками насильник. — Только, ради бога, никому об этом не говори.
— Не скажу, — пообещала я. — А помимо поцелуев ты, извини за нескромный вопрос, еще какие-нибудь техники отрабатывал?
Херувим отрицательно покачал головой.
— К сожалению, нет. Ты, наверное, и сама это заметила. Для всего остального медведь не слишком подходил.
— И ты задумал потренироваться на женщине? Решил, что главное — начать, а дальше все пойдет само по себе, на "автопилоте"?
— Вроде того. Что-то всегда мешало мне знакомиться с девушками, словно между мной и ими стояла какая-то незримая стена. Все приятели наперебой хвастались своими победами, и только мне было нечего сказать. Когда я понял, что меня влечет исключительно мужское тело, я чуть с ума не сошел от отчаяния и стыда. В день нашей встречи я отправился в лес под влиянием какого-то безумного порыва. Я решил, что, занявшись любовью с первой попавшейся женщиной, смогу избавиться от своей болезненной склонности, стать нормальным полноценным мужчиной.
— То есть ты сознательно шел на изнасилование?
— Вряд ли это было сознательно. Это было какое-то помешательство. Мне казалось, что достаточно будет заключить женщину в объятия и поцеловать, а дальше все произойдет само собой, и я мгновенно освобожусь от тяготеющего надо мной заклятия.
— А техника поцелуев, которую ты изучал с медведем, была западная или восточная?
— Восточная. Медитация на ощущениях, измененное состояние сознания, вхождение в транс и все такое прочее. Тебе это знакомо?
— Знакомо, — кивнула я. — Теперь понятно, почему ты ни на что не реагировал.
— Это было удивительное состояние, — улыбнулся воспоминаниям Игорь. — Я словно проваливался в бездну. Осталось только головокружение от падения и завораживающая пульсация губ. Я чувствовал тебя и знал, что ты не сердишься, но ты не хотела быть со мной. Потом я услышал твой крик. Он словно выдернул меня во внешний мир. Я увидел, что мы лежим в луже и понял, что совершаю преступление. Тогда я вскочил и побежал в лес.
