Ознакомительная версия.
Так, напряжем память. Вот я влезаю в сапожки, беру ключ, поворачиваюсь к двери и, как всегда, вижу часы, специально повешенные возле вешалки… Наша Крися регулярно опаздывает в школу. Девочка очень долго вертится перед зеркалом, надевает и снимает разные шапки, мажет губы помадой, поэтому Томочка и прикрепила к стене циферблат со стрелками. Теперь наша кокетка хоть как-то ориентируется и успевает прибежать на занятия не ко второму, а к середине первого урока.
Я тоже приобрела привычку следить за временем, покидая дом, и сейчас отлично вспомнила, в каком положении находились стрелки в момент моего ухода в торговый центр. Маленькая замерла на единице, большая дошла до цифры три. Четверть второго. Пару минут мне понадобилось на то, чтобы спуститься вниз и столкнуться с возбужденной сверх меры Аней. Значит, Ира говорила правду: ее дочка торопилась к Лизе.
Но именно в это время и случилось непоправимое. Некий гость убивает хозяйку. За что, почему… — не спрашивайте, не знаю. Потом он, забыв запереть дверь, спешно уходит. И тут появляется запыхавшаяся Аня. Вбегает в спальню, видит труп, кровь… Экзальтированная девица цепенеет, затем приходит в себя… А дальше наступает время бенефиса Веры Данильченко…
Так, так, все верно… Но теперь у меня возникли вопросы к Вере. И я, невзирая на поздний час, кинулась к лифту.
Данильченко открыла дверь и, зевая, сказала:
— О господи! Ну, у меня сегодня весь дом побывал! Чего пришла? Уже рассказывала тебе про случившееся. Нового ничего больше не произошло. Вот только Антон вернулся. Я уж и не в курсе, знал ли он про смерть жены, или его потом огорошили. Когда в глазок смотрела, вроде мужик дверь спокойно открывал, а…
— Скажи, — перебила я Веру, — ты хорошо видела Аню?
— Где? — снова зевнула Данильченко.
— В квартире у Макаркиных, — терпеливо пояснила я.
— Да как тебя сейчас.
— Она стояла близко к порогу?
— Не, у входа в спальню.
Я уставилась на Веру:
— Вроде у Макаркиных апартаменты как у тебя.
— Ага, только зеркальные, — охотно пояснила Данильченко. — У меня кухня слева, у них справа, и комнаты наоборот.
— Но коридор такой же?
— Точно.
— С поворотом?
— Верно.
— И где находилась Аня?
— Там, — ткнула пальцем в сторону входа в большую комнату Вера.
— Сделай одолжение, продемонстрируй ее позу.
— А тебе зачем? — насторожилась Данильченко. Я кашлянула и начала самозабвенно врать:
— Понимаешь, устроилась работать на телевидение, в программу «Дело». Мы снимаем фильмы о реальных происшествиях, просим свидетелей объяснить зрителям, как развивались события. Вот, хочу посмотреть, как ты будешь выглядеть в кадре. Ясно?
— Ой! — взвизгнула Вера. — Меня покажут по телику?
— Непременно, если сейчас попытаешься реконструировать произошедшее с максимальной точностью. Где ты стояла? Давай разыграем сцену в твоей квартире, порепетируем. Я — Вера Данильченко, ты — Аня…
Сплетница суетливо забегала по прихожей.
— Ага, значит, так… Я здесь… Нет, чуть левее… Во, теперь точно.
— Дверь была нараспашку?
— Не.
— А как?
— Только приотворена.
— Щель большая? Такая?
— Ну… Ага, так правильно.
— Теперь займи место Ани.
Вера исчезла из поля моего зрения.
— Не вижу тебя! — крикнула я.
— А вот так?
— Только спина и попа, головы нет.
— Верно. В точку.
— Погоди, если ты увидела лишь зад и лопатки, то отчего решила, что перед тобой Аня?
— По джинсам. Такие лишь у нее есть — розовые, на жопе надпись красными буквами «Йес». Совсем совесть молодежь потеряла, в таком дерьме ходит, тьфу!
Я вновь распахнула дверь, вошла в прихожую и сердито сказала:
— Вера, ты рассказывала про туфли в крови, измазанные руки и жуткий револьвер!
— Ага, так оно и было!
— Но сейчас выходит, что видела лишь зад и часть спины.
— Так она повернулась, — затараторила Вера. — Я тогда прямо креститься начала и все отличненько разглядела. Мыски в крови, руки Анька вытянула, пальцы растопырила…
— Стоп, покажи.
Данильченко с готовностью ринулась вперед, я снова шмыгнула на лестничную клетку, притворила дверь и приникла глазом к щели. Сначала перед взором замаячила объемистая задница Веры, обтянутая байковым халатом, потом Данильченко возникла целиком, уже лицом ко мне. Очевидно, работница метрополитена очень хотела стать звездой экрана, потому что она старалась изо всех сил, изображая Аню.
Толстые ноги Вера поставила на уровне плеч, руки вытянула вперед, пальцы раскрыла веером, глаза выпучила, рот разинула… Выглядела она удручающе противно, Данильченко явно не обладала актерскими способностями, изобразить состояние другого человека она не могла. Но меня сейчас не волновали таланты Данильченко.
— Слушай, Вера, — заинтересовалась я, снова входя в прихожую, — Аня так и стояла?
— Угу, — кивнула баба.
— Именно в этой позе?
Данильченко переместилась на сантиметр влево.
— Ну, может, чуть сюда ближе.
— А руки?
— Чего с ними? — пожала плечами свидетельница.
— Она их впереди держала?
— Ясное дело.
— Ничего не путаешь?
— У меня память золотая, — начала злиться Вера, — склерозом не страдаю. Каждый день тренируюсь, кроссворды разгадываю. Можешь назвать столицу Ливана?
— Нет, — призналась я.
— Во! А мне запросто. Бейрут.
— Я счастлива, что ты замечательно знаешь географию, но давай вернемся к нашим баранам.
— К кому? — удивилась незнакомая с классической литературой Данильченко. — Ты, Вилка, часом, не напилась? Где тут бараны? И вообще, на кого намекаешь?
— Я о твоих руках.
— Чего не нравится? Они чистые.
— Аня развела пальцы?
— Ну.
— Веером?
— Да.
— Все?
— Что «все»?
— Пальцы. Или только на одной руке?
Данильченко вздохнула:
— Тяжело с тобой, непонятливая, словно тумба! Который раз говорю: вот так она замерла, во! На роже жуть, глаза из орбит вывалились, пасть разинула, ручонки вытянула. И как только тебя на телик взяли? Вот к нам, в метро, контролером, ни за что бы не поставили. Пока ты скумекаешь, что к чему, «заяц» через турникет перескочит.
Я моргнула и очень спокойно спросила у раскипятившейся контролерши:
— А теперь объясни мне, дуре, каким образом можно удержать пистолет в растопыренных пальцах?
Будучи женой сотрудника МВД, я очень хорошо знаю, какую проблему порой представляют показания свидетелей. Пословицу «Врет словно очевидец» явно придумали древнерусские менты. Хорошо помню, как прошлой зимой, придя домой, Олег со стоном сообщил:
— Боже! Ну, почему народ у нас такой странный? Все видели машину и то, что у нее имелось четыре колеса. Но на этом одинаковые показания заканчиваются. Далее следует бред. На дороге стояли: «Жигули», «Волга», «Мерседес», «Вольво», «Ока». Цвет: черный, серый, синий, зеленый, голубой. Но не красный, хотя, вероятно, оранжевый или желтый. А номер… О, его все запомнили совершенно точно! «А 830 ЕМ 97», «О 786 ГА 64», «И 110 УИ 32», «А 000 АА 411-68-86»…
— По-моему, последний набор цифр больше похож на номер телефона, — захихикала я, прервав жалобы мужа.
Олег хмыкнул:
— Это еще ничего! Один кадр знаешь какие цифры назвал?
— Ну? — насторожилась я.
— Ноль два.
— А дальше?
— Ничего! — хлопнул ладонью по столу Олег. — Ноль два, и точка. Автомобиль, который сбил человека, имел, по мнению того свидетеля, именно такой опознавательный знак. Было бы смешно, если бы не так печально. Еще хорошо, что точно известно: погиб мужчина. А то одна свидетельница уже заявила: «Отлично видела, как несчастная женщина в ярко-розовом платье катилась по дороге. Этот подонок на нее специально наехал!»
— Какое платье! — подскочила тогда я. — На дворе декабрь!
Куприн потряс головой:
— Вот именно! Мы вели за погибшим наружное наблюдение, он был в разработке, и тут бац — ДТП. Да еще в тот момент, когда новенький сотрудник, приставленный «хвостом», отвлекся. Он, конечно, получит по шее, но только из-за его оплошности получилось, что самого момента наезда никто из наших не видел. Приходится опрашивать свидетелей. Я отлично в курсе — сбит парень двадцати восьми лет, одетый в темно-синее пальто и вязаную шапку. Но эта дура стоит на своем! Она, понимаете ли, точно приметила: девушка в платье, как у Барби. Другой дурак талдычит: «Номер „ноль два“. Стопудово, парни, я летчик, у меня глаз как у орла»…
Поэтому сейчас я совершенно не удивилась возгласу Веры:
— Вилка! Пистолет был!
— Но как она его держала?
— В пальцах.
— Растопыренных веером?
— Ну да, — уже не с такой уверенностью заявила Данильченко. — Но я его точно видела. У меня глаз как…
— ..у орла, — мирно докончила я начатую непутевой свидетельницей фразу. — Знаешь, у орлов, как у людей, наверняка случается какая-нибудь глаукома, вкупе с косоглазием и астигматизмом.
Ознакомительная версия.
