— У вас не было каких-нибудь ссор по этому поводу?
— О нет, слава Богу, нет! — воскликнула она. — И до самой его кончины мы были в самых добрых, в самых прекрасных отношениях!
— Так у вас не было с ним никаких трений?
Она понизила голос:
— Ну было… Даже не ссора, а… Ощущение того, что… Как бы это сказать поточнее… Я испытала некоторую обиду, что ли, как ни горько сейчас об этом говорить… Я вступила в спор с ним, когда он впервые заговорил про Бразилию. Но ведь это естественный материнский инстинкт, я не могла иначе, хоть с моей стороны это было довольно глупо. Но я сумела сделать так, что этот вопрос больше не возникал… Я всегда знала, что мой деверь никогда не сделает что-либо наперекор мне, просто… Просто, возможно, мне надо было тогда быть более тактичной, что ли. Но в любом случае я испытываю удовлетворение оттого, что и теперь, после смерти бедного Грегори, я могу думать о нем с чистой совестью. Никогда между Нами не пробегала черная кошка…
— Вполне могу представить себе, — кивнул Ханнасайд.
Примерно через час они с инспектором Дэвисом отбыли из «Тополей». Инспектор был откровенно удручен. Идя вслед за Ханнасайдом по дороге от дома, он сказал:
— Да, про старую леди, мисс Гарриет, мне говорили, что с ней надо держать ухо востро, но, по-моему, миссис Мэтьюс почище будет! Просто ума не приложу, что с ней делать!
— Да, с ней будет трудновато, — кивнул Ханнасайд. — Всегда трудно беседовать с женщиной, которая сама уже не совсем понимает, где правда, а где то, что только она сама считает правдой. Такие дамы умеют убедить себя в чем угодно, и потом излагают это тебе с совершенно невинными глазами! А вот и Хемингуэй!
Сержант Хемингуэй, бодрый молодой человек, голубоглазый, с приятной улыбкой, поджидал шефа у ворот. Он сразу же скороговоркой начал:
— Да, сэр, дело не из легоньких, это уж точно! Мне пришлось туго! Знаете, чем у них пахнет в комнатах у слуг? Переваренным гороховым супом!
— Ну и? — хмыкнул инспектор, незнакомый с сержантом.
— Это, сэр, просто такой тонкий намек! — повернулся к нему Хемингуэй. — А у вас что-нибудь прояснилось, супер?
— Не слишком много, — отвечал Ханнасайд. — Слишком рано для успехов.
— Не знаю, рано или поздно, но только я страшно не люблю отравления, — продолжал сержант. — Вы мне дайте нормальное убийство, с доброй дыркой от пули в голове! А тут налетит масса докторов, и у каждого будет свое особое мнение, не совпадающее ни с чьим другим! А вам приходилось иметь дело с отравлениями, инспектор?
— Нет, не могу похвастать, — пробормотал инспектор.
— Если я немного разбираюсь в этом деле, то вам, инспектор, и не захочется больше никогда в жизни расследовать подобные случаи! — уверенно заявил сержант. — Правда, шеф не верит в мои предсказания, но на сей раз, думаю, дело дохлое. У меня возникло предчувствие…
— С вами, сержант, такое и раньше случалось, — сухо сказал Ханнасайд.
— Ну да, бывало, и ошибался! — широко улыбнулся сержант, ничуть не задетый этим замечанием. — А вам этот случай ничего не напоминает, супер?
— Нет, — сказал Ханнасайд. — Давайте докладывайте по существу. Что он вам-то напоминает?
Сержант прищурился:
— Дело Верекера, — сказал он хитро.
— Дело Верекера? Так ведь там же зарезали человека!
— Это верно, зарезали, но все декорации — те же! Все очень похоже, и персонажи похожие…
— Что мне тут не нравится, — медленно, задумчиво проговорил инспектор, — так это то, что для отравления использовали никотин. По-моему, врачи не совсем правильно оценивают этот факт, судя по их отчетам, что вы мне принесли, суперинтендант. В желудке не было обнаружено заметного количества, так что нельзя было бы предположить, что он его проглотил, а тем не менее в крови его было навалом. И во рту тоже. Так вот…
— Значит, слизистые оболочки и язык, — вмешался сержант с видом знатока. — Они пишут, что всегда надо искать никотин прежде всего во рту. Потом — в печени и почках. Странно, зачем вообще нужно учиться где-то, чтобы стать врачом!
— Ну хорошо, а как яд мог оказаться у него во внутренностях? — спросил инспектор раздраженно.
— Вполне возможно, что он вообще не проглатывал никакого яда, — сказал тут Ханнасайд.
— Как это? — Инспектор вытаращил глаза.
— Известны случаи, когда никотин был введен подкожно или даже просто нанесен на кожу, и в обоих случаях результаты были смертельными…
— Ну вот, что я вам говорил! — вскричал сержант Хемингуэй. — Видите, мы не можем даже определить, выпил он яд или его просто смазали им! Но ясно одно — кто сделал это, здорово разбирался в ядах!
— Пожалуй. Или просто много читал о них в разных детективах, — согласился Ханнасайд. — Но насколько я понимаю, это не слишком-то сложное дело. Не так-то трудно прочитать какой-нибудь учебник по химии и приготовить никотин. А что вам удалось вытянуть из слуг, Хемингуэй?
— Достаточно! На мой взгляд, даже больше, чем требуется! По их мнению, любой член этой семейки имел причины, чтобы отправить Грегори Мэтьюса в мир иной! Он был порядочным самодуром, надо сказать! Кухарка думает, что это могла сделать миссис Мэтьюс, чтобы ее сына не отправляли в Бразилию, но в этом мало толку… Не скажу, чтобы здесь не было психологии. Да, есть что-то. Но миссис Мэтьюс — к ней просто не подобраться. Нет никаких доказательств. Потом, есть еще такая дородная служанка по имени Роза Давентри. Если вы меня спросите, супер, что бы я хотел с ней сделать, то боюсь, мое пожелание оскорбит невинный слух уважаемого инспектора…
Инспектор Дэвис ухмыльнулся.
— А, да, я видел ее…
— Так вот, она думает, что это сделала невеста доктора, эта Стелла, и только потому, что дядя был против ее брака. Но на самом деле за этим может стоять некая зависть… Дело в том, что требования молодой леди изрядно прибавляли работы прислуге, к тому же она имеет обыкновение вмешиваться во все домашние дела, что очень не нравилось нашей Розочке… Потом я пошел ниже. Есть тут такая девушка, Мэри Стивенс. Она не имеет никаких соображений на этот счет и вообще двух слов связать не может. А далее, если исключить двух долдонов-садовников и подавальщицу, остается только дворецкий. Бичер. Он сказал, помимо всякой прочей ерунды, одну важную вещь. А именно — Что он отправился спать в самом начале двенадцатого и при этом видел мисс Гарриет Мэтьюс выходящей от своего брата…
— Вот тебе раз! — сказал Ханнасайд. — Это интересно. А она-то объяснила мне, что не видела брата после того, как он отправился спать!
— Да, но если бы вы знали, какой у нее был мотив укокошить собственного братца, вы бы просто ахнули! — сказал сержант.
— Ну да, она эксцентрична, — пробормотал инспектор. — Старая карга…
— Ну что ж, я должен сказать, что на моей памяти никто еще не был обвинен в убийстве только потому, что он эксцентричен! — заметил сержант. — Но я не хочу сказать, что В ДАННОМ СЛУЧАЕ ЭТО НЕ ТАК. Если верить Бичеру, в ванной у мистера Мэтьюса разбилась бутылочка какого-то тоника. А Гарриет нашла ее и собрала осколки, после чего выкинула их в мусорную корзину. Странный поступок, но слуги ничего не заподозрили… Может быть, это одна из ее глупых причуд, кто знает? А последнее, что мне удалось разузнать, вообще скандал. Они говорят, что доктор Филдинг пьет. Дворецкий Бичер утверждает, что мистер Мэтьюс возражал против помолвки доктора со Стеллой именно по этой причине. О другом просто нельзя подумать…
— М-да, о докторе у меня сложилось впечатление, что он вполне может быть алкоголиком, — проговорил Ханнасайд. — Кроме того, Грегори Мэтьюс угрожал ему разглашением того факта, что отец Филдинга умер в приюте для алкоголиков…
Сержант широко раскрыл глаза.
— Господи спаси, что за дела творятся в предместьях! — воскликнул он. — Вот вам и Шантаж!
— Да, я тоже считаю, что это шантаж, — кивнул Ханнасайд.
— Но это же самый первый мотив для убийства — освободиться от шантажа! — сказал сержант.
— Верно. Но помимо прочего, у меня не сложилось такое ощущение, что доктор Филдинг без ума от Стеллы и готов на какие-либо жертвы ради нее… — заметил Ханнасайд.
Инспектор вставил:
— Я не удивлюсь, если окажется, что доктор ожидал богатого наследства за Стеллой! А ведь было от чего так подумать. Ведь несколько месяцев назад Грегори Мэтьюс купил для Стеллы спортивный автомобиль!
Ханнасайд помолчал.
— Но почему — никотин? Если хотел отравить Мэтьюса, он сделал бы это по-врачебному, так, чтобы его никто не заподозрил, постепенно, в течение нескольких месяцев свел бы его в могилу… Почему же никотин?
— А с другой стороны, никотин — тот самый яд, из-за которого врача уж точно не заподозрят! — возразил Хемингуэй. — Что скажете, шеф?
— Я думал и об этом.
— Ну, здесь уже вопрос психологии, — сказал инспектор. — Что дальше делать?
