Тот прокашлялся, отдышался и начал диктовать:
— Так, пиши, Сашок. Тело обнаружено на скальном выступе на высоте… какая там высота?.. десяти — пятнадцати метров над берегом, в положении «ничком», головой к юго-западу…
Я скромно отошла в сторонку, не желая привлекать внимания к своей персоне.
— Товарищ майор, — подал голос тощий Сашок, закончив писать, — а вам ничего не показалось странным? Я имею в виду, уж больно с неподходящего места он упал. И от тропинки далеко, и терновник там густой.
— Эх, Сашок, знаешь, откуда только эти чертовы туристы не сверзаются! Я десятый год здесь служу, так, поверишь ли, каждое лето по несколько гробов отправляю. То утопнут, то разобьются, то в пьяной драке ножика поймают… А эти хоть и голодранцы, а люди, видать, приличные. Ученые, мать их… Впрочем, теперь все голодранцы — ученые, врачи и даже генералы… Эх, к чему это я? Ах да! Такие в драку не лезут и ножиком пыряться не станут. Всякое бывает, конечно, но не похоже, что тут мокруха. Вишь, что свидетели говорят. Встретились друзья, посидели, выпили, потом мужик на благоверную свою осерчал и убег. Да и то сказать, с замечаниями своими полезла, нет чтоб помалкивать… Ясное дело, ему это не по нраву пришлось. Вот и попер он, на свою беду, куда ни попадя. Пьяный, а тут еще темнотища. Типичный несчастный случай.
Между тем татуированный подготовился и пришел к толстяку за указаниями.
— Ну чего там? Будем спускать?
— Давай, Петрович. Только сперва щелкни пару раз на пленку для протокола.
Татуированный кивнул и исчез среди можжевельника. Милиционеры двинулись следом. Я осталась наблюдать за операцией.
У спасателя, видимо, имелось специальное приспособление, позволявшее ему скользить по канату, а в случае нужды зависать на определенном месте. Татуированный, словно заправский циркач, съехал вниз с пятидесятиметровой высоты, повис над телом и начал совершать какие-то манипуляции. Я догадалась, что он отцепил от пояса фотоаппарат и теперь крутится на месте, снимая тело в разных ракурсах.
За моей спиной зашуршали камешки. Обернувшись, я увидела Прошку, Марка и Лешу.
— Вы со Славками говорили? Как там Нина? Отвели ее к врачу? И где Генрих? — накинулась я на друзей с вопросами.
— Нину уложили и вкололи снотворного, — сообщил Прошка. — А Генрих появится в лучшем случае завтра. Машенька, как узнала обо всем, решила немедленно идти с детьми на автобус и ехать в Симферополь. Мы с Генрихом уговаривали ее отложить отъезд до утра, чтобы не оказаться там на ночь глядя, но она и слышать ничего не желала. А ведь у них и вещи-то почти все здесь остались. Пришлось Генриху занять у Славок денег и поехать со своими. Он собирается посадить их на поезд и вернуться.
— Понятно… — Я вздохнула. — Ну надо же! С таким трудом удалось уговорить Машеньку ехать с нами, и — пожалуйста. Через два дня пришлось все бросить и спасаться бегством. — Я покачала головой. — Боюсь, в другой раз она с нами ни за что не поедет.
— Это уж точно, — уныло согласился Прошка. — И я не удивлюсь, если она не отпустит с нами Генриха.
— Счастье еще, что ни Машеньки, ни детей не было здесь, когда все это случилось, — угрюмо заметил Марк.
Я снова вздохнула и посмотрела вниз. Спасатель стоял уже на скале рядом с телом. Он аккуратно приподнял Мирона, поддел под него ремни, пристегнул к тросу позади себя и тихонько заскользил вниз, к берегу, где уже ждали бородачи с носилками. От этого жутковатого зрелища меня снова начала бить дрожь.
— Держись, Варька. — Прошка, который и сам выглядел неважно, крепко сжал мне локоть. — По крайней мере до приезда Генриха.
— Почему до приезда Генриха? — От удивления я перестала стучать зубами.
— Мне кажется, ему будет легче, если придется вокруг кого-то суетиться.
Бородачи подняли носилки и, войдя в воду и осторожно ступая по скользким камням, направились к спасательному катеру, который качался на волнах в трех метрах от берега.
Внизу на тропинке показались Славки.
— Идите, вас зовут показания давать!
Мы спустились в лагерь.
— Так, стало быть, это вы обнаружили тело? — подскочил ко мне толстяк. — Значит, с вас и начнем. — Он отвел меня в сторонку. — Документы при себе есть?
Я дернулась было в сторону палатки, но он меня остановил:
— Потом принесете. Фамилия? Имя? Отчество? Год рождения?
Тощий милиционер открыл планшетку и приготовился записывать.
— Клюева Варвара Андреевна. Шестьдесят четвертый.
— Значит, как я понял, Варвара Андреевна, в последний раз все вы видели погибшего вчера вечером. Вы это подтверждаете?
— Подтверждаю.
— А в какое время, не помните?
— Нет. Темно уже было.
— Расскажите подробнее, при каких обстоятельствах вы расстались с э-э… Мироном Полторацким.
— Мы сидели вот за этим столом. Нина, жена Мирона, сделала ему какое-то замечание. Мирон обиделся и убежал.
— Он что-нибудь сказал?
— Нет. Только когда Нина его окликнула, буркнул что-то неразборчивое. Не слишком дружелюбно.
— И никто за ним не пошел?
— Нет. Мы подумали, что он остынет и сам вернется.
— Вы не слышали никакого шума? Крика? Звука падения?
— Нет. У нас здесь было довольно шумно.
— Ясно. Он был пьян?
— Точно не скажу. Вполне возможно. Выпил он порядочно.
— Так. Когда же вы его хватились?
— Ребята — те, что остановились в пансионате, — собрались уходить. Мы стали звать Мирона, но он не откликнулся. Тогда мы решили, что он вернулся в пансионат один. Потом Генрих Луц — это наш товарищ, он ходил провожать ребят — сообщил нам, что в пансионате Мирона не оказалось. Двое из нас попытались поискать его на берегу, но безуспешно.
— При каких обстоятельствах вы обнаружили тело?
— Утром я поднялась на гору, обернулась и увидела его.
— С какой целью вы полезли в гору?
Я лихорадочно соображала, что же ответить. Не рассказывать же о сцене, которую устроила Нинка!
— По необходимости, — ответила я после короткой заминки.
Толстяк и доходяга в форме посмотрели на меня с внезапно вспыхнувшим интересом. Потом толстяк, видно, приписал мое замешательство стыдливости и уточнил:
— Это по нужде, что ль?
Я не стала его разубеждать. В конце концов, слово «нужда» вполне приемлемый синоним слова «необходимость».
— Прочитайте и распишитесь, — сурово сказал мне тощий Сашок и сунул под нос бумагу с авторучкой.
Я послушно расписалась и встала.
— Сходите принесите документы и позовите сюда следующего. Только не из тех, которые в пансионате живут. Их я опрошу на месте.
Я передала ребятам распоряжение товарища майора и полезла в рюкзак за паспортом. Паспорта не было. Я вывалила вещи из рюкзака, перетряхнула весь свой скарб, потом выкинула из палатки и обшарила углы. Паспорт пропал. Я покрылась холодным потом. Заметив мои манипуляции, подошел Марк:
— В чем дело? Опять что-то потеряла?
— Паспорта нет.
— Вот ворона! — Марк опустился на корточки и вместе со мной повторно перебрал мои пожитки. — Когда ты его в последний раз видела?
— На границе.
— И куда ты его запихнула?
— Не помню. По идее, должна была сунуть в карман рюкзака.
— Давай сюда рюкзак.
Он осмотрел рюкзак, вывернул все карманы, даже зачем-то прощупал швы, но, естественно, паспорта не нашел. Мы уставились друг на друга в полной растерянности.
Тем временем Леша закончил беседу с милиционерами и присоединился к нам.
— Что у вас случилось? — спросил он, окинув взглядом живописный бардак возле моей палатки.
— Паспорт пропал.
— А где он у тебя лежал?
— В рюкзаке. Дамской сумочки я с собой почему-то не захватила.
— А что еще у тебя лежало в рюкзаке? Не считая этих шмоток?
— Ничего. Канистра.
— А продукты?
— Ах да! Крупы, сахар и тушенка. Но не могла же я запихнуть паспорт в пакет с крупой!
— Ты так думаешь? — скептически спросил Марк. — Я бы на твоем месте не был так уверен. Куда ты положила продукты? В общую кучу?
— Кажется, да.
Мы бросились к соседней палатке, в которой обитали Леша и Прошка. Она была самой просторной, поэтому накануне все продукты сложили туда. Вывалив все из сумок прямо на пол палатки, мы лихорадочно перебрали пакеты с крупой, банки с тушенкой, пачки с чаем, сахаром и солью. Паспорта не было. Отчаявшись, я стала рассматривать пакеты с крупой на просвет, а Леша даже вскрыл несколько непрозрачных кульков. Марк бросил на нас выразительный взгляд и вылез из палатки. Мы с Лешей продолжали ворошить пакеты. За этим занятием и застал нас освободившийся Прошка. Не знаю, о чем он подумал, когда увидел нас, истерично роющихся в груде сваленных как попало продуктов.
— Как вы себя чувствуете? — осторожно осведомился он.
Мы, как по команде, подняли головы.
— Что?
— Вы помните, какой сегодня день? А число?
Мы встревоженно переглянулись.
— Ну хотя бы год помните? — умоляюще произнес Прошка.
