— Ну а все же? — не отступался этот негодяй.
Придумывать правдоподобную ложь было некогда, и я брякнула правду:
— Потому что ты дверь за собой запер. А мои ключи висели на гвоздике.
— Ну и что? У бандитов всякие приемы есть, в том числе и технические.
И тут меня осенило. Не могла же я сказать: знаю, мол, милый, что это ты в моих вещичках рылся тогда, в пансионате, и ключики мои «слепил». Он ведь сразу спросит, клещ настырный, чего я молчала так долго, из-за чувств-с?
— Вадим, — устало спросила я, — ты помнишь, чем я занимаюсь?
Он озадаченно молчал. Пришлось излагать дальше:
— Я, Вадимушка, уже пять лет редактирую всякого рода книжечки. Ты меня слушаешь?
— Слушаю, — осторожно подтвердил он.
— И вот среди этих книжечек, — не торопясь, завела я свою сказку про белого бычка, — довольно-таки часто мне попадаются детективные романы. Не самые лучшие, к сожалению, не Чейз, не Агата Кристи и не братья Вайнеры. Но все-таки кое-что я из них почерпнула. И вот что я почерпнула…
Вадим не выдержал моего изложения в восточном стиле, с союзом «и» в начале каждого второго предложения и с бесконечными повторами, и перебил:
— Мила, я, может, не вовремя? Ты, похоже, спала, а теперь какой-то тягомотный сон мне пересказываешь.
— Потерпи. Это не сон. Сейчас я закончу. И вот, что касается технических приемов, о которых ты что-то начал мне говорить. Тебе, разумеется, хорошо знакомо такое техническое понятие: отпечатки пальцев? Я могу повторить по слогам: от-пе-чат…
— Не надо! — Вадим буквально взвыл, и я с готовностью заткнулась. Он помолчал и спросил: — Ты вызвала милицию?
— А как же! — радостно подтвердила я. — Это ж в первую очередь положено делать. Я вообще до ужаса законопослушная.
— И это они тебе сказали…
— И они установили, что в квартире на тот момент наличествовали два типа отпечатков: мои собственные и еще какого-то гражданина. Только одного гражданина! А не толпы бандитов! Или ты сейчас скажешь, что твои преследователи были в перчатках?
— И ты поняла… — Похоже, к Вадиму тоже прилип стиль «Тысяча и одной ночи».
Я подхватила:
— И я поняла, что, во-первых, ты сам дал себе по носу. Или ты просто пальчик расковырял? «Тады пардон», как выражается моя тетка. Во-вторых, ты сам перекопал и раскидал мои вещи, скотина! В-третьих, сам, своими ножками, вышел и, в-четвертых, сам же аккуратненько запер дверь! Вот так-то.
— А если все же нет? А если меня лупили и тащили действительно бандиты в перчатках?
— Ага, и в масках с прорезями для глаз. А ключи сами собой просочились через замочную скважину и вползли на гвоздик! Я тебе русским языком повторяю: милиция установила… ты смысл-то этого слова улавливаешь? У-ста-но-ви-ла, что у меня побывал только один человек. И громил мою квартиру один человек. И этот человек — ты! Уж тебе-то должно быть знакомо, что такое следственная экспертиза? Вот и я имею некоторое понятие.
— Ладно-ладно, все, сдаюсь. Да, это был я. Честно говоря, не думал, что ты все же вызовешь моих бывших коллег.
— Почему это? — очень искренно удивилась я. — На мой дом совершили, извините, настоящий налет, а я должна это скрыть от широко раскрытых глаз общественности? А вдруг у меня пачки долларов были спрятаны в вентиляции, и у меня их украли?
— А у тебя что, правда валюта была?
— Увы! Нету уже. Всю пожертвовала в фонд помощи бывшим сотрудникам милиции, вроде тебя. Чтобы они могли свои частные агентства пооткрывать.
— Милочка, ты все такая же остроумная.
Ах он, подлиза! Ну, погоди.
— Ага, я такая. Кстати, мне в голову пришла очень остроумная мысль, — я помолчала, чтобы довести его до белого каления. — Может, мне на тебя в суд подать, а, Вадимчик? Я ведь женщина бедная, одинокая и беззащитная, ну прямо как вдова Грицацуева.
— Не надо в суд, — очень серьезно попросил Вадим. — Я как раз и позвонил, чтобы предложить некоторую компенсацию.
— Миллион! Дай мне миллион, — немедленно заявила я.
— Рублей? — хмыкнул Вадим.
— Долларов, — уточнила я, и он как-то сразу осекся и закашлялся.
— Ты что, простудился? — заботливо спросила я. Чувство юмора у него, как у носорога, право слово. — Ты же сам сказал: звонишь, мол, с повинной…
Дошло, похоже, до кретина, что я все-таки шучу. Он даже похихикал, правда, как-то неуверенно, и предложил:
— Милочка, может, встретимся и все обговорим? Скажем, в «Праге», завтра, часиков в семь вечера, а?
— В «Пра-аге»? — капризно протянула я. — А почему не в «Пекине»? Я, может, опять червей маринованных хочу и тухлых яиц с бамбуком!
— Хорошо, — несколько обалдело согласился он.
— А впрочем, — тяжело вздохнула я, как бы смиряясь, — «Прага» так «Прага». Куда уж мне с моим рылом по «Пекинам» разгуливать.
— У тебя вовсе не рыло!
— Увы! — Я трагически то понижала, то повышала голос. — Ты не узнаешь меня, когда увидишь! Твой поступок, Вадик, состарил меня лет на двадцать. Да что там на двадцать, на все двадцать пять. Я ведь так верила тебе, так!.. — И я забулькала остатками пива, изображая безутешные рыдания героини в последнем акте трагедии.
Похоже, я таки заморочила ему головку, потому что он принялся на полном серьезе меня утешать и занимался этим минут десять. Я то стенала, то рыдала, то принималась бессвязно выкрикивать все свои обвинения вперемешку. Думаю, он сто раз пожалел, что вообще мне позвонил.
Наконец мы договорились на завтра, ровно на семь вечера. Вадим сказал, что будет ждать меня у дверей ресторана, и почему-то попросил не пугаться и не удивляться, когда я его увижу. Я и не собиралась пугаться, даже если он вздумал бы нарядиться Франкенштейном.
Дрожащим голосом я попрощалась, нажала на рычажки и набрала номер Макара Захаровича.
* * *
Слушал меня старик, по своему обыкновению, молча, анализировал информацию. На известие, что Вадим наконец прорезался и жаждет меня увидеть, он отреагировал с необычным для него безразличием, только переспросил:
— «Прага»? В семь вечера? Ну-ну.
Юлину же сагу о похищении старый чекист откомментировал так:
— Может, и не врет. Кстати, проверили тут для меня ребятки детективные агентства.
— Ну и как?
— Сам черт ногу сломит. Раньше-то за час любую личность разъяснить могли. А сейчас какие-то сплошные ТОО, АОЗТ, КПЗ и прочая лабуда.
— КПЗ, по-моему, что-то другое означает, — заметила я, — это же камера предварительного заключения?
— Вот там им самое место, — буркнул старик.
— Неужто по всем тюрьма плачет?
— Да почти. В общем, в Москве море этих агентств. Есть среди владельцев и Вадимы, кое-кто подходит по возрасту. Но нам ведь неизвестно, на себя он оформил агентство или на подставное лицо.
Мне показалось, что Макар Захарович о чем-то не договаривает по своему обыкновению, но я решила пока не «зависать».
— Да, скверно. Выходит, ничего ваша проверка не дала?
— Увы. Даже если твой цветочек аленький не соврал, вычислить его таким путем невозможно. Разве что по старым, дореволюционным следам. Говоришь, он в МУРе работал?
— Да, он так сказал.
— А кем? В каком отделе?
— Опером. Про отдел понятия не имею. Макар Захарович, а помните, я вам говорила, что он мне про свою карьеру рассказывал? — И я напомнила старику, что, по словам Вадима, его подставили за какой-то неэтичный финт его начальника.
— Ага, — Макар Захарович оживился, и я представила себе, какое у него сейчас хитрое выражение лица. — Помню. Значит, начальник его взятку получил, а голубка нашего за это ощипали.
— Почему вы решили, что была именно взятка?
— Тогда ведь брали не меньше, чем сейчас, только вот боялись больше. Это ж самый распространенный способ погореть, получше бензина. Да и когда это на Руси не брали, Милушка? Разве что при царе Горохе, да и то вряд ли. Хоть тем же горохом, а брали!
— Ну, раз взяточников было не меньше, чем сейчас, это тоже не очень-то поможет, — вздохнула я.
— Не боись, поможет. Брать-то брали, но вот мало кто из начальников сам нижестоящему платил, чтобы тот за него отвечал. Взятка ведь тюрьмой пахнет! А раз никто не сел, ни сам Вадим, ни его шеф, да раз Вадима не уволили, а он сам, по его словам, «обидемшись», ушел на вольные хлеба, значит, за его омерту и согласие взять вину на себя начальник той взяткой должен был с ним поделиться. Вот мои ребятишечки эти факты и разъяснят.
— Макар Захарович, а он меня в ресторане не отравит? — Я, похоже, превращаюсь в параноика.
— А зачем это ему? Иди себе спокойно, ешь и пей все, что твоей душеньке будет угодно. Единственно вот, забеги ко мне утречком. Я тебе штуковинку одну одолжу, чтобы ты кушала без хлопот и память не напрягала.
— Поняла, Макар Захарович. Спасибо.
* * *
Я смотрела в зеркало, но себя не узнавала. Неужели эта холодная красавица с пышной прической, сияющими глазами и нежной кожей — я?
