— Правильно, я же не тебе угрожаю, а твоему гостю.
— Своего для начала заведи.
— Вот и заведу. И не одного.
— Мне давно следовало бы к тебе присмотреться. Что за мужик нынче пошел? Поманили калачом, и перебежал в противоположный лагерь. А еще себя лесбияном считает.
— Я же шучу. Но ты все равно завтра дома посиди.
— Облом, а есть ли в этом смысл? Мы ведь и к Катьке ездили, и к Аркадию Семеновичу я звонила, и на похороны я обязательно пойду. Как не пойти?
— Ладно, но все равно без меня из квартиры не высовывайся и посторонним дверь не открывай, а еще лучше вообще к двери не подходи.
— Ага! «Не дыши!» — забыл сказать. Все, пока! Своей заботой ты довел меня до полной истерии. К окну можно подходить?
— Нет! А вдруг снайпер в доме напротив? — Облом стал говорить тише, почти шепотом, и голос его приобрел зловещие ноты.
— Нет? Я так и думала. Будь покоен, даже к окну не подойду. Шутки у тебя дурацкие, мне и так не по себе, а ты со своим снайпером.
— Может, мне остаться?
— Нет уж, иди.
Я выпроводила Облома за порог. Понимаю, он шутит, чтобы поднять мне настроение, но иной раз его зашкаливает, и он со своей заботой становится просто навязчивым. Одного дня, проведенного с Обломом, достаточно, чтобы возмечтать о тишине и покое. Но, с другой стороны, кто мне поможет, если не он? Родной брат отказал, подругу сбила насмерть машина, остается он один, влюбленный в меня Облом.
Я даже расчувствовалась по этому поводу. Какой он все же преданный и бескорыстный, мой Обломчик. Был бы он менее прожорлив, можно было бы его и в дом взять. Но Облом — раб желудка, готовит вкусно и с радостью торчит на кухне. С его вечными кулинарными экспериментами можно превратиться в бочку, а я этого очень боюсь.
«Вполне возможно, когда-нибудь он забросит свою адвокатскую практику, откроет ресторан, и тогда у меня не будет никаких проблем с обедами, ужинами… С талией тоже будет покончено раз и навсегда», — с такими мыслями я уснула.
После насыщенных событиями пятницы и субботы наступило воскресенье, наполненное тишиной домашнего уюта. По настоянию Облома, я никуда не высовывала своего носа и даже не выходила на балкон, чтобы лишний раз не маячить на людях.
До десяти я провалялась в постели, потом, не спеша, попила на кухне кофе. Есть я ничего не стала и даже решила устроить себе разгрузочный день. Из готовых закусок в холодильнике ничего не осталось — Облом вчера основательно его подчистил. Правда, в морозильной камере у меня оставался НЗ в виде замороженных продуктов быстрого приготовления: пельмени и котлеты, с люля-кебабом в придачу. Но готовить, то есть ставить воду в кастрюле на огонь или жарить на сковороде, мне совершенно не хотелось, поэтому я вспомнила о фигуре и приняла решение немного поголодать.
В середине дня я вновь позвонила в справочную нечастных случаев. Мне ответила все та же женщина-диспетчер, которая надоумила меня сломя голову бежать в шестую больницу. Она меня узнала, поинтересовалась: кого я ищу на этот раз, все того же брюнета?
— Ничем не могу тебя порадовать — вчера в больницы и морги города поступали только женщины. Нет среди них твоего знакомого, но ты позвони завтра, завтра у нас мужской день.
— Это как?
— Статистика такая, что я могу поделать? Только отчего-то в воскресенье везут женщин, в понедельник — мужиков. Наверное, это с пьянством связано. В воскресенье мужики гуляют и баб бьют, а в понедельник сами к нам попадают. Так что завтра позвони, может, и найдешь своего.
— У вас как в бане. Мужской день, женский день.
— Такова жизнь. Звони, — посоветовала мне диспетчер.
«Она бы еще сказала: «Подберем», как будто мне нужен был труп, а не живой Карлос», — подумала я и положила трубку. Настроение разговором было испорчено. В гостиницы я звонить не стала, предвидя, что Карлоса и там нет.
Под вечер ко мне нежданно пришли родители. Разумеется, Борька донес на меня, мол, я влипла в очередную историю, вот они и нанесли мне визит, чтобы удостовериться в том, что со мной все в порядке. Слава богу, у меня хватило в свое время ума не говорить им, когда именно приезжает Карлос. Зачем раньше времени их волновать?
Мы пили чай с домашним тортом, который мама испекла сама, поговорили о родственниках, погоде и урожае на даче. Разговор так, ни о чем. Мама лишь один раз спросила: что со мной произошло, из-за чего Борис был так вчера взволнован?
— Машина сбила мою подругу. Она была без документов и в моем костюме. По квитанции в кармане определили хозяйку костюма и подумали, что машина сбила меня. Вот и все. Ее нет в живых, а я жива и здорова.
— Бедная девочка, — запричитала мама. — Она переходила дорогу в неположенном месте?
— Да. — Я не стала посвящать родителей в свою историю.
— Ира, сколько раз я тебе говорила, переходи только на перекрестке и только на зеленый свет светофора.
— Я так и делаю, мама.
— А еще лучше пользуйся подземным переходом.
— Я только там и хожу.
— Но только не поздно вечером.
— Никогда!
— Ладно, тебя не переубедишь. Пообещай мне, что ты будешь себя беречь.
— Обещаю, — торжественно сказала я и отдала рукой пионерский салют.
— Одна дурь у тебя в голове. Как там Петр Константинович? — вспомнила об Обломе мама. Удивляюсь, как это она не заговорила о нем раньше. — Давно его не видела. Зашли бы как-нибудь к нам в гости. Такой воспитанный молодой человек, умница, рассудительный, и профессия у него хорошая — адвокат.
— Мама, ну какой же он молодой, ему уже тридцать четыре года. А насчет профессии: Борька говорит, что адвокат помогает бандитам уйти от правосудия.
— Ирочка, Боря имеет в виду других адвокатов. Неужели ты не понимаешь, что он ничего не имеет против Петра Константиновича? Какая ты еще девочка, не понимаешь, что мы все желаем тебе добра. Ты бы чаще с Петей встречалась, он благотворно на тебя влияет. Стариков не забывает, в гости любит ходить, и к тому же он прекрасный собеседник.
— Да, помню. Он целый час слушал рассказ о твоей гипертонии и за это время сожрал пять кусков торта.
— Ну и что? Молодой организм требует восполнения энергозатрат.
— Можно подумать, он работает молотобойцем.
— Кстати, передай ему мой привет и кусочек торта. А мы, пожалуй, пойдем, — сказала мама и стала торопить отца. — Поздно уже, нам надо успеть домой до темноты. Опять в подъезде молодежь все лампочки переколотила. Знаешь, Ирочка, соседка наша Клавдия Семеновна ногу сломала в подъезде.
В который раз пообещав вести себя хорошо и переходить улицу только на зеленый свет, я простилась с родителями, перемыла посуду и упала с книгой на диван. Остаток вечера я провела за чтением.
Два раза за вечер позвонил Облом, узнать, все ли со мной в порядке. Когда я сказала об оставленном для него торте, расчувствовался и вызвался тут же приехать, но я попросила отложить визит до утра.
Без пятнадцати девять позвонил Аркадий Семенович. Он был краток:
— Завтра похороны в два часа. Приходи.
— Обязательно приду. Родителям сообщили?
— Да, они уже приехали. Вот горе-то какое, — по-бабьи запричитал Аркадий Семенович. — Завтра «Оптимальный выбор» работать будет полдня, из фирмы мы все вместе пойдем на похороны. Хочешь, в офис приходи, хочешь, сразу туда. Но попрошу тебя об одном одолжении. Утром к Люсе домой приедет Анна Владимировна, если у тебя есть возможность, помоги ей с поминками.
— Ладно, Аркадий Семенович, помогу, — пообещала я шефу.
Это последнее, что я могла для Люси сделать, чувство вины не давало мне права отказаться. Костюм цвета розового фламинго сыграл роковую для Люси Антиповой роль. И этот костюм принадлежал мне, а значит, и смерть предназначалась мне, а не Люсе.
Я уже засыпала, как вновь, в третий раз, позвонил Облом, очевидно, пожелать мне «спокойной ночи». Чтобы не проснуться, я скороговоркой оттарахтела в трубку:
— Со мной все в порядке, отхожу ко сну. Завтра с утра поеду к Люсе, помогать готовиться к похоронам. Похороны в два. Не волнуйся за меня. Если что, звони на мобильник, — и положила трубку.
…В девять утра я уже стояла с Анной Владимировной на кухне и занималась приготовлением поминального обеда: чистила селедку, нарезала колбасу, сыр, строгала салат «оливье». Анна Владимировна варила бульон, картошку и крутила котлеты.
Мать Люси, напичканная лекарствами, лежала в комнате, подле нее находился муж, Люсин отец. Оба они очень тяжело переживали смерть дочери, смерть неожиданную, преждевременную и глупую.
Как выяснилось, Люся начала переходить дорогу на мигающий зеленый свет. Вот-вот должен был зажечься желтый, но машины были далеко, и она полагала, что успеет перейти дорогу. Так рассказывали очевидцы. Откуда взялся джип, никто толком сказать не мог. То ли он выехал из двора, то ли стоял у тротуара? Мощь, с которой джип налетел на Люсю, была столь велика, что она подлетела в воздух, потом упала животом вниз, покатилась и с силой ударилась лицом о бордюрный камень. Люся осталась лежать на асфальте, а джип исчез в неизвестном направлении.
