Ознакомительная версия.
Выходя из туалета, Игорь бросил:
– До встречи.
Идти через зал на улицу как-то не хотелось, а потому Костиков счел лучшим покинуть кафе через задних ход. Думать о том, кто его огрел, не было никаких человеческих сил. Голова раскалывалась, мутило и перед глазами то и дело плясали радужные блики. Костиков уж было подумал, про сотрясение мозга. А если так, то первое, что нужно сделать – заехать в травмпункт. Игорь медленно добрел до своей машины и пошарил в кармане в поисках ключей. Ключей в карманах не оказалось.
«Выронил», – обреченно подумал Игорь, представив, что придется возвращаться в кафе. И тут случилось невероятное.
Костиков услышал скрип тормозов, обернулся и на мгновение замер на месте. Напротив него, на той стороне дороги остановилась тонированная «девятка», заднее окно которой опустилось и Костиков отчетливо увидел дуло, нацеленное ему в лоб. Он шумно выдохнул и, опережая пулю лишь на мгновение, упал на асфальт. Звука выстрела слышно не было, но пуля просвистела над головой.
«Хорошо еще, – мелькнула у него запоздалая мысль, – что между мной и „девяткой“, оказалась моя собственная машина…»
И детектив Костиков снова погрузился в темноту.
На этот раз Игорь очнулся от того, что кто-то энергично хлопал его по щекам. Он открыл глаза и увидел еще одно озадаченно лицо. На сей раз оно принадлежало какой-то женщине. Дамочка облегченно вздохнула и немного отстранилась. «Где-то я ее уже видел,» – тупо подумал Костиков и снова закрыл глаза.
– Нет, нет, нет! – воскликнула дамочка. – И не вздумайте снова терять сознание, – решительно заявила она и снова похлопала Костикова по щекам.
Делать ничего не оставалось, кроме как открывать глаза и пытаться встать. Костиков издал слабый стон, пытаясь подняться с асфальта. Дамочка тут же взялась ему помогать. Когда Игорь сел, он заметил, что вокруг него стоит еще несколько человек и даже расслышал из возгласы. По всей видимости, незнакомцы радовались, что он все-таки очнулся.
Костиков похлопал глазами и вспомнил, что сначала его ударили по голове, а затем пытались застрелить и что он сидит на тротуаре напротив кафе. Тут появился недавний знакомец… Пашка, кажется, наморщил Игорь лоб, пытаясь вспомнить имя. Пашка кинулся к нему, как к родному и быстро-быстро что-то заговорил. Игорь попытался понять, что именно, но тут все вокруг снова закружилось и ему не повезло в третий раз – он вновь потерял сознание, неожиданно почувствовав острую боль в левой руке.
На сей раз выход из темноты состоялся на больничной койке и, похоже, это было окончательное возвращение в мир света, звуков и запахов. Особенно запахов, решил Костиков, так как остро ощущал запах нашатыря. Игорь уже пришел в себя окончательно, увернулся от воняющего флакона, но глаза открывать не спешил. Мало ли что на этот раз случится?
Для начала он прислушался и услышал спокойны мужской голос, который говорил, обращаясь к кому-то, кто был рядом:
– Да ничего страшного. Сотрясение самое легкое. Оклемается быстро. Перелом зарастет. Словом, вы очень вовремя его к нам доставили. Благодарим за проявленную сознательность и милосердие, – как-то шутливо закончил мужчина.
«Скорее всего доктор, – вяло подумал Костиков. – А что за перелом?» Он попробовал осторожно пошевелить ногами – все в порядке. Теперь руками – ага, правая в порядке, а вот с левой, похоже, беда. Но открывать глаза, чтобы убедиться, какая беда именно, Костиков не спешил.
– Но ведь он же до сих пор без сознания! – возмутился женский голос.
– Да он уже давно в сознании! – не согласился доктор. – И, между прочим, прекрасно нас слышит. Не так ли, господин Костиков? – обратился к нему доктор.
Дальше прикидываться шлангом было бесполезно. Игорь открыл глаза. Перед ним стоял мужчина средних лет в белом халате и очках.
– Ну-с, батенька, с добрым утром, – мягко сказал он. – Ну и напугали же вы гражданочку.
Костиков скосил глаза и увидел приятную женщину, похоже, именно ту, что так энергично давала ему затрещины, когда он валялся на асфальте. Женщина обеспокоенно смотрела на него.
– Знакомьтесь, это ваша спасительница, Татьяна Николаевна Синицына, – сказал доктор.
– Да ладно вам, – Татьяна Николаевна слегка покраснела. – Никакая я не спасительница. Как вы себя чувствуете? – обратилась она к Игорю.
– Вполне, – сказал он и наконец-то посмотрел на свою левую руку. Рука до локтя была замурована в гипс. Игорь вздохнул.
– Как он? – в палату вошел Пашка.
– А вот и еще один ваш спаситель, господин Костиков, – улыбаясь проговорил доктор.
– Знаю, – кивнул Игорь. – Спасибо, – и попытался встать.
Голова немного кружилась, слегка тошнило, чувствовалась слабость и в руке свербило, но в целом, заключил Игорь, состояние было более чем удовлетворительным.
Выяснилось, что руку он сломал, неудачно рухнув на асфальт, так что, можно сказать, обошелся малой кровью. Мог бы сейчас и не здесь, а внизу, в морге лежать. Однако, и на этот раз убийц спугнули. Высыпали люди из кафе, которые, хотя выстрела и не слышали, но видели, как Игорь упал. Синицына оказалась официанткой, которая его же и обслуживала. Павел вызвался отвезти Костикова домой, на что Игорь ничем не возразил. Доктор, Вячеслав Анатольевич, приказал явиться через неделю и показать перелом.
Словом, к вечеру Костиков, с грехом пополам все же оказался дома. Ключи и от машины, и от квартиры Павел нашел на полу в туалете, так что версия ограбления, жертвой которого мог бы оказаться Игорь, начисто отвергалась. Похоже, что здесь было нечто иное.
Костиков распрощался с сердобольным Пашкой и поднялся к себе. В подъезде он вел себя более чем осторожно, но осторожность не потребовалась. Подъезд был чист. Игорь открыл дверь и оказался, наконец, дома. Замуровавшись на все замки, он прошел в кабинет и хотел тут же рухнуть на диван, но заметил Бабусину записку. Он, изо всех сил пытаясь сосредоточиться, прочел бабулины каракули, затем с минуту посидел, пытаясь осознать прочитанное, а относительно осознав, лег на диван.
«Ну и дела!» – подумал он и уснул. В больнице его напичкали успокоительными.
* * *
Окрестности деревни Шатиловка представляли собой довольно печальное зрелище. Это Бабуся заметила еще в электричке. Подъезжая к неухоженной станции, Бабуся отметила, что здесь и птицы почти что не поют, да и деревья практически не растут. Словом, места пустынные и явно заброшенные. Хорошо, если в самой деревне найдется хотя бы пара-тройка работоспособных и окончательно не выживших из ума жителей. Слишком уж унылым был окружающий ландшафт. Словно человек здесь отродясь не водился.
Электричка затормозила и Бабуся, преодолевая внутренне предубеждение, сложившееся у нее за время предварительного, поверхностного, так сказать, осмотра местности, вышла из вагона.
Станция, видимо, была поставлена в далекие времена расцвета и представляла собой небольшое деревянное строение, покрашенное светло-зеленой краской, большей частью облупившейся и облезшей. Имела станция имела пару грязных окон, хлипкую дверь и прилегающую к ней площадку из старых досок. На фасаде еще можно было прочесть вывеску, сообщавшую пункт прибытия. По всей видимости, здесь уже давно не было никакого станционного смотрителя, крайнее запустение этого строения красноречиво свидетельствовало об этом.
«Должно быть, – подумала Бабуся, – все, кто мог, в город подались…»
Она подхватила сумки и направилась по тропинке, начинавшейся за станцией, справедливо рассудив, что видимо, по ней и можно попасть в эту самую деревню. Другого-то пути все равно не было, и эта, терявшаяся в зарослях буйной травы тропинка, служила единственным указателем маршрута.
Тропинка шла в гору. Преодолев большую часть пути, Бабуся заметила, что солнце уже клонится к земле, значит, нужно поторапливаться.
Она, кряхтя и отдуваясь, поднялась на невысокий, но довольно крутой холм и тут ее взгляду открылась эта самая разнесчастная деревенька. Почему разнесчастная?
Располагалась Шатиловка внизу, так сказать, в долине, точнее, в низине и по всем признакам знавала прежде много лучшие времена. Об этом говорило общее количество построек – дворов пятьдесят. Теперь же, даже с такого расстояния легко было заметно, что строения большей частью заброшены и не имеют жилого вида. Убогие, покосившиеся крыши, кое-где уже провалившиеся, заколоченные крест-накрест двери и окна, завалившееся заборы, высокая, с человеческий рост, не меньше, трава во дворах и огородах… Словом, полный упадок и разорение.
Бабуся осмотрела представившуюся ее взгляду картину и у нее мелькнула нехорошая мысль о том, правильно ли она сделал, что приехала сюда? Как-то было непохоже, что здесь еще кто-то оставался… Зрелище было слишком мрачным и навевало неприятные ощущения несчастья, словно жители, не сговариваясь, покинули деревню в одночасье. Евдокия Тимофеевна поежилась.
Ознакомительная версия.
