Ознакомительная версия.
В лучах заходящего солнца Шатиловка вселяла различные, большей частью неприятные мысли и воспоминания о страшных историях о ведьмах и вурдалаках, которые нередко рассказывали в ее собственной деревне ребята постарше вот такими же летними вечерами, собравшись толпой на чьем-нибудь сеновале. У маленькой Дуськи от таких историй кровь стыла в жилах. Идти домой после таких «посиделок» было страшено, но и оставаться ночевать на сеновале – тоже. И сейчас Евдокия Тимофеевна ощутила прилив того, практически забытого детского страха, когда страшно оставаться на месте, но и идти в неизвестность – не меньше. И, тем не менее, Бабуся решительно подхватила сумки и направилась вниз по тропинке.
«В самом деле, – ворчала она сама на себя, – ну не оставаться же ночевать здесь, на дороге. Я же не бродяжка какая. Небось найду себе местечко там… – Она снова поежилась, но шагу не убавила. – Нежели же, эта паликмахерша наврала? Или что-то напутала? Эх, и что мне, дуре старой, не проверить? – продолжала размышления Бабуся. Точнее уж, самобичевания. – Хотя, где я могла проверить?… И потом, чего уж греха-то таить? Хотелось ведь внучку нос утереть… Вот и помчалась за эту тридевять земель, как оглашенная, не обдумала ничего толком… Да даже и в записке ничего не указала… Где вот меня искать, в случае чего?…»
Тут Евдокия Тимофеевна предпочла переключиться со своих размышлений, поскольку такое русло собственный мыслей ей явно было не по душе. Что это еще за «в случае чего?» Нет, об этом думать совсем не хотелось.
Спустившись с холма, Бабуся стала продвигаться медленнее, пытаясь внимательные рассмотреть дома. Может, все-таки матрешка эта, из парикмахерской не наврала ничего и не напутала? Тем более, что ночевать все равно придется здесь. Электричка-то будет только завтра к вечеру. Евдокия Тимофеевна прикинула, хватит ли ей продуктов и решила, что вполне, а воду она понадеялась отыскать здесь.
Пройдя пять дворов, и убедившись, что никаких следов пребывания человека здесь нет, Бабуся снова начала впадать в уныние. На улице начинало темнеть и пора было бы уже подумать о ночлеге, да и перекусить, тоже, пожалуй, не мешало. И воды, опять же, обнаружить.
О том, что здесь можно отыскать электричество, Бабуся даже и не мечтала. В такой-то дыре! А посему, нужно поторапливаться, не заметишь ведь, как стемнеет… Перспектива встретить ночь под открытым небом как-то не радовала, хотя и стояла середина лета, да и погода, по всей видимости, останется ясной, но все же…
Бабуся прибавила шагу. Она уже не так тщательно осматривала строения, на это, решила она, времени хватит, если шибко интересно, то можно завтра весь день на это потратить. Евдокия Тимофеевна добралась до середины деревни. Определить это она смогла по тому, что именно здесь, прямо аккурат посередине запущенной и заросшей травой улицы, стояло большое приземистое здание, не иначе, сельсовет, или что-то в этом роде. Здание на удивление неплохо сохранилось, по крайней мере, по сравнению со всеми встречавшимися раньше и поэтому Евдокия Тимофеевна предпочла заночевать в нем.
Возможно, что здесь можно было найти свечи или хотя бы лучину. Бабуся поставила на порог сумки, перевела дух и поднялась на покосившееся крыльцо. Дверь, снаружи забитая досками, легко поддалась. Оказалось, что доски не прибиты к стене. Бабуся открыла дверь пошире и зашла внутрь, пытаясь разглядеть помещение в последних скупых солнечных лучах.
Естественно, что сначала Бабуся оказалась в сенях, из которых в разных направлениях шли три двери. Слева, прямо и справа. Бабуся толкнула дверь справа. Та не поддалась. Тогда левую – дверь с противным скрипом открылась и Евдокия Тимофеевна, глубоко вздохнув шагнула в полутемную комнату.
Комната была абсолютно пустой, если не считать колченого табурета посередине. Бабуся снова поежилась, воздух здесь был неживой и спертый, а царивший полумрак как-то не по хорошему напоминал о склепе. Площадь комнаты была небольшой, так что старушка, внимательно ее оглядев, решила продолжить осмотр остальных помещений, если, конечно, удастся в них попасть…
Евдокия Тимофеевна вернулась в сени и попробовала открыть дверь в центре. Та открылась, правда не сразу, а лишь после некоторых усилий. Бабуся сделала пару неуверенных шагов.
Представшая взгляду комната была много больше первой, в другом ее конце виднелись еще две двери. У левой стены стояла деревянная лавка, а на стене с заметно облупившейся штукатуркой, висел забытый плакат товарища Ленина. Бабуся сделала несколько неуверенных шагов и заметила в углу у входной двери небольшой рундук. Она подошла к нему в надежде, что здесь могут оказаться свечи. Рундук не был закрыт на замок и, откинув крышку, Бабуся, к великому своему сожалению, обнаружила там только стопок старых газет.
Тогда Евдокия Тимофеевна вернулась на крыльцо и, порывшись в одной из своих сумок, обнаружила спички. Рассмотрев при их неверном свете листки, она пришла к выводу, что эту бумагу вполне можно использовать в нужных ей целях. Газеты были, собственно, не такие уж и старые – семидесятые, восьмидесятые годы прошлого века, не представляющие собой никакой такой ценности. Бабуся смело зажгла одну из них и, прихватив еще несколько, прошла вглубь комнаты, чтобы попытаться открыть двери. Увы, две двери не открылись. На них висели большие амбарные замки, к тому же, напрочь проржавевшие и Евдокия Тимофеевна оставила всякие попытки их взломать.
Она вернулась к рундуку и набрав оттуда побольше газет, отнесла их в комнату справа. Туда же она отволокла лавку, решив, что там и заночует.
Колодец обнаружился неподалеку от здания сельской администрации. Он оказался не слишком запущенным, веревка довольно прочной и, что более всего удивительным, даже имелось ведро, хотя и немного прохудившееся, но вполне еще сносное. Бабуся зачерпнула воды в ладони и, подозрительно принюхавшись не обнаружила никаких дефектов в запахе, а, сделав маленький глоток, и во вкусе местной водицы.
«Ну что ж, – подумала старушка, – не так уж и плохо!» ***
Разбудили Игоря нежные, осторожные поглаживания по щеке. Он улыбнулся, не желая открывать глаза, боясь, что, если окончательно проснется, то исчезнут эти теплые прикосновения.
– Игорь, милый, – сказал кто-то Иринкиным голосом, – что с тобой случилось?
Игорь, все еще не желая просыпаться, прошептал:
– Ничего страшного, любимая, – и поднял правую руку, пытаясь поймать поглаживающую ладонь.
Он взял тонкие пальцы в свои и только теперь задался вопросом: кто это? Нужно было открывать глаза. Игорь повернулся на спину и открыл их. Перед ним возникло склоненное такое родное лицо Иринки.
– Ты?!. – удивился Игорь.
– А кого ты ожидал увидеть?! – тут же воскликнула Ирина.
– Да я, собственно… – попытался оправдаться Игорь. – Да никого…
– Врешь! – прошипела она, глядя на Игоря испепеляющим взглядом. – Небось завел себе уже!
– Ира! Ну как тебе не стыдно! – произнес Игорь печально. Он сел на диване и посмотрел на подругу с укоризной.
– Мне? – Ирина встала и нервно заходила по комнате. – Мне не стыдно! Стыдно должно быть тебе, Костиков!
– Мне нечего стыдиться. И вообще, – твердо заявил он, – прекрати мелькать перед глазами. Сядь и успокойся. Давай не будем ругаться, Ириш, – уже нежнее закончил он.
Ирина покосилась на него с сомнением, но все-таки села в кресло.
– Молодец, – похвалил ее Игорь. – Рассказывай. У тебя что-то случилось, что ты так неожиданно приехала?
– Неожиданно! – фыркнула Ирина, все еще не желая успокаиваться.
– Ну, это я к тому, – примирительно сказал Костиков, – что могла бы телеграмму послать. Или позвонить. Я бы встретил…
– Правда? – по ее тону чувствовалось, что Ирина уже выпустила пары и готова была сменить гнев на милость.
– Конечно, – Игорь решил закрепить результат. – Иди сюда…
Она посидела с минуту, продолжая колебаться, раздумывая, стоит ли так быстро сдавать позиции. Однако, чувства взяли верх и Ирина оказалась на диване рядом с Костиковым.
И тут, как всегда не кстати, зазвонил телефон. Игорь, глядя на Ирину пристально и чувственно, все же поднял трубку.
– Алло! – раздраженно сказал он.
В трубке молчали. Игорь прислушался, посмотрел на окно определителя и замер – высветился уже до боли знакомый номер.
– Серег! Серега, это ты?! – едва ли не прокричал Костиков.
Ответом ему было полуминутное прерывистое дыхание, а затем звонок прервался. Костиков, как только услышал в трубке короткие гудки, сразу же бросил ее на рычаг, тихо выругался и, снова подняв трубку, уже не глядя на подругу, набрал Серегин номер. К его великому разочарованию, в трубке снова раздался тоже знакомый голос оператора, повторявший просьбу перезвонить, Костиков с сожалением положил трубку. Вздохнув еще раз, он наконец, перевел взгляд на задумчиво поглядывающую в его сторону Ирину.
Ознакомительная версия.
