– Легко!
– Прямо сегодня?
– У меня как раз творческий день. А это, Динь, полная свобода выбора.
Нинель Осиповна величаво поднялась из-за стола.
– Выходим через пятнадцать минут.
– Прекрасно.
– Кстати, пока я приведу себя в надлежащий гостевой вид, можешь полазить в моем компьютере. Там есть садоградские откровения.
Наспех дожевав и допив, я перебрался в кабинет.
Насчет интересности блогов доцентша не обманула.
– Я так хотела, чтобы он прилетел, так хотела. К другим уже прилетал, а ко мне ни разу. Что я, хуже других? И вот случилось. Окно было распахнуто в ночь. Цветущий сад благоухал и благовонил. Я включила настольную лампу и направила поток света на готовую к приему безымянного члена промежность. Кстати, она у меня нежная и ухоженная. Но сначала в комнату врывались одни мотыльки – противные, бархатистые на ощупь, да вилась какая-то верткая мошкара. Я начала осторожно двумя пальчиками готовить себя к встрече, и так увлеклась, что не заметила, как пожаловал он… И стало необычайно хорошо… Такого я не испытывала ни с одним из мужчин… Новое впечатление накатывало на предыдущие и стирало его прочь, как стирает волна следы и рисунки прутиком на песке…
– Что, и вправду, дурилка, не помнишь, как тебя забанили?
– Вы, бабы, совсем охренели. Надо подставлять раскочегаренный передок мужику, а не летуну какому-то выдуманному.
– Мастурбировать при открытом окне вредно – можно застудить вульву.
– А я тоже хочу кайфу неизвестно с кем. Сбрось, пожалуйста, на мыло инфу с координатами.
– Лучше бы ширялись, потаскухи, чем таким извращениям предаваться!
– Извините, а кто-нибудь знает, чем вызвана двухнедельная задержка – мы предохранялись.
– Лохня лохней!
– Ы-ы-ы-ы-ы!
– Милая, не обращай внимания на недоносков.
– Сама такая. Ы-ы-ы-ы-ы-ы!
– Надо проверять презерватив не после, а до.
– Это стремно – драть девку не а-ля натурель.
– А тебя, чмо, никто и не спрашивает.
– Да пошла ты на…
– Напейся йаду!
– Убейся с разбегу!
– Благодарю всех принявших так близко к сердцу мое восхитительное, изумительное, непередаваемое кириллицей оплодотворение. Теперь я ношу ребенка, который наполовину мой, а наполовину неизвестно чей, и от этого душа переполняется сомнением – кого же я произведу на свет? Величайшего прозаика двадцать первого века, удостоенного Нобелевской премии за двухстраничное эссе о вреде получения раскрученных премий? А может, поэта, который своими рифмами перевернет все представления о физической близости? Но если из мальчика сформируется гениальный живописец, это будет прекрасно. Нашему не признающему старые каноны миру так необходим хотя бы один гений на всех. Только бы не выродить очередную сволочь! очередного подонка! Их и так чересчур избыточно!
– Я заказываю тирана!
– Пусть будет – рокер-мокер.
– Хрена – пророк с кистенем!
– А кесарева сечения не хочь?
– Выпей кефиру.
– Сходи в баню.
– Срочно киньте инфу, где бесплатно делают гениев!
– Нашла чем хвастаться, идиотка. Это же таинство! Да, меня тоже зарядили, еще зимой, еще в феврале. Скоро срок. Я молюсь и за себя, и за того, кто во мне, и за всех, кто понес от него, а не от этих вечно недовольных слюнтяев, брюзг и обормотов, не от этих существ, устраивающих скандалы из-за тюбика зубной пасты или непропеченного пирога!
– Выпей хины!
– Сгоняй за пивом!
За спиной прозвучали тяжелые шаги доцентши.
Жеже-треп мне так и не удалось толком просмотреть.
Нинель Осиповна отметила выход в город разгулом обеих полушарий – левое требовало следовать глянцевой моде, правое настаивало на самом броском, шикарном и фирменном прикиде.
Как не восторгаться такой внушительной тетушкой!
Я же ограничился повседневной формой одежды скромного племянника.
Августовская смесь рваной облачности и неспокойной солнечности висела над коттеджами.
Воздух дренажировали пчелы – известные трудоголики.
Мы с Нинелью Осиповной составляли уморительную парочку.
Она перла, как галеон, перегруженный серебряными дублонами, – шифоновые паруса расклешенного платья шептали о тропической неге.
Я же более всего напоминал атомный ледокол, помятый в борьбе с антарктическими недружественными айсбергами.
Не хватало лишь эскорта из всепогодных альбатросов и звена гвардейских касаток в кильватере.
Яблони и прочие насаждения окружали пешеходно-проезжую магистраль плодоносящим океаном.
Далеко впереди, прямо по курсу, на просматриваемом секторе горизонта смутно вырисовывались корпуса Научно-исследовательского центра.
Но мы плыли не туда.
И не к громадине Торгово-развлекательного комплекса, отделяющего Кронино от Пнево.
Нинель Осиповна предложила более скромную программу: ознакомительное посещение беременных подруг и благополучно разродившихся приятельниц.
Магистраль, тянущаяся от коттеджного поселка к Центру, была достаточно оживлена.
По тротуарам вереницами следовали детские коляски, толкаемые новоиспеченными мамашами.
Две полосы были отданы велосипедистам, которые составляли транспортное большинство.
Идеальное средство передвижения для ученого сообщества: прост в управлении, в ремонте и достаточно безопасен и при лобовых, и боковых столкновениях.
Раскрутил педали.
Задумался.
Ухватил промелькнувшую в извилинах мысль.
Погрузился.
Нащупал.
Почти нашел коварный изъян в ошибочной методике.
И бац! – пересекся с таким же открывателем истин.
Впрочем, особо креативные деятели пользовались электромобилями с персональными шоферами.
Пару раз промелькнули желтые такси да машины, обслуживающие Садоград.
Ни пробок.
Ни бензиновых выхлопов.
Ни дизельной гари.
Мимо нас прокатило свободное такси.
Я прикинул внутренний объем салона и обмерил Нинель Осиповну взглядом.
Нет, придется тащиться пешедралом.
Нинель Осиповна, взявшая на себя утомительную роль гида, углубилась в модерново-классическую архитектуру коттеджей.
Ее голос, привыкший к нотациям и лекциям, звучал монотонным прибоем.
Я безропотно тянулся на вербальном буксире.
Сад как релаксационная территория.
Флигель для одиночного вынашивания и пестования неподъемных вопросов.
Влияние чугунного парапета на самосознание индивидуума и роль калитки в коммуникационном пространстве.
Нинель Осиповна увлекла меня от магистрали поближе к архитектурным излишествам коттеджей.
Терминологический шторм не унимался.
Но я неожиданно сел на мель.
Какие эркеры, террасы, лоджии, когда в саду, в метре от чугунной ограды, медленно и плавно качается гамак!
Какие пилоны, колонны, балконы, когда в гамаке раскинулась обнаженная юность, грызущая очаровательными зубками яблоко!
Какие ротонды, корты и бассейны, когда юность раздвинула, распахнула, расширила все что могла!
Мимо неумолкающей доцентши, мимо непонимающего меня прогуливались ученые мужи в строгих костюмах, спешил обслуживающий персонал в фирменных спецухах, вышагивали элегантные отпрыски профессорских мезальянсов и другие обрюченные граждане.
И ни один представитель сильного пола даже не глянул в сторону гамака, не завибрировал от рыжеватенького треугольника и прочей возбуждающей геометрии.
Ни один!
Значит, и в Кронино та же сексуальная пустыня, что и в Научном центре.
Юность избавилась от яблока, но не от вызывающих манер.
В Пнево, наверное, тоже.
Юность демонстрировала балетную гибкость.
Получается, доцентша права насчет всеобщей импотенции.
Рядом с гамаком возник угрюмый охранник с бейсбольной битой.
Я признал в амбале утреннего знакомого, так и не опробовавшего мой череп на прочность.
Угрюмый подкинул яблоко и разнес его битой вдребезги.
Пора сматываться.
Забрызганная сочной мякотью девица как ни в чем не бывало продолжала геометрить.
Чтобы не выдать доцентше свой мужской потенциал, я сбавил шаг.
Архитектурный доклад Нинели Осиповны оборвался.
Интересно, когда меня достанет эта сволочная беспомощность?
Доцентша разглядела опасный, раскачивающийся, обнаженный риф.
Нинель Осиповна торопливо перевела меня на противоположную сторону.
Благодаря замысловатым противопохабным галсам доцентши, я засек «хвост».
Мне очень не понравился тинейджер, поглощавший мороженое и нагло созерцающий расфуфыренную тетю и скромного племянника.
И еще больше – юркий шпиндель на велосипеде, прокатившийся рядом с газоном.
Глава 6 Настольная близость
До первой и самой лучшей подруги – Оленьки – мы доковыляли минут за пятнадцать.
Когда Нинель Осиповна отворила типовую чугунную калитку с коваными розами, я нагнулся за упавшим с ветки яблоком, чтобы провериться еще раз.
Поедатель мороженого не отставал.