— Спасибо, товарищ полковник, — вежливо шевеля пересохшими губами, выдавил из себя капитан.
— Да ты не боись, витамины — это для врачей! А внизу — то, что нужно: водочка, огурцы малосольные — разберёшься…
Орлов, скосив глаза, увидел, что на дне пакета тускло поблёскивал полуторалитровый графин лучшей местной водки.
Признаться, Михаил Петрович не ожидал от своего шефа такого внимания и доброты. К горлу Орлова подкатил комок, глаза его увлажнились, но милиционер сумел взял себя в руки.
«Рёва! Слюнтяй! — обругал он себя последними словами. — Распустил сопли!»
Непослушными руками Михаил подтянул к голове угол простыни, крупно высморкался и вытер лицо.
Тем временем Стригун достал из-за пазухи свежий номер «Вчерашнего Горноуральска» и, развернув, сунул под нос Орлову.
С огромной, на полполосы, фотографии, переснятой со служебного удостоверения, с уголком и сегментом круглой печати, на Михаила хмуро смотрел он сам. В глаза бросились аршинные буквы заголовка: «МЕНТ НЕ СТРУСИЛ!»
— Что… с заложницей?.. Разбилась... насмерть?.. — Орлову было трудно говорить: мешала повязка, обмотанная вокруг головы и туго фиксировавшая нижнюю челюсть.
— Старуха-то?! — усмехнулся полковник. — Жива-здорова! Здоровей нас с тобой!.. Это ведь она тебя «приголубила» тяжёлым тупым предметом. Боевая, надо сказать, бабулька оказалась!..
— Но ведь она… упала с крыши!.. — заволновался Михаил Петрович. — Её же Председатель сбросил!..
Полковник покачал головой.
Вот что я тебе скажу, Миша: провели тебя как мальчишку! Потому что бабка эта — никакая не заложница. Она — настоящий главарь секты!.. А Председатель, он же Лыжник Василий Степанович, — ну, с которым ты дрался на крыше, помнишь? — так он просто так, ширма, мелкая сошка. Да-да, и не делай такие большие глаза, тебе это сейчас вредно…
И полковник обстоятельно, не торопясь, поведал капитану увлекательную историю.
* * *
Получалось, что Михаил Орлов с разбитой головой пролежал на краю крыши всего какой-то час-полтора. Подоспевшие оперативники отправили в реанимацию израненного милиционера, а сами занялись делом.
Дверь в квартиру 94 на шестнадцатом этаже, на балконе которой находился мёртвый преступник, была закрыта, на стук и звонки никто не отвечал, но оперативники здраво рассудили, что до утра с трупом на морозе ничего не случится.
После небольшого перекура сообща вспомнили, что, кажется, была ещё и заложница, и решили её разыскать. Но не тут-то было!
Бабульки не было ни на крыше, ни в подъезде, ни в сугробах у подъезда — нигде. Только в сугробе возле крыльца сержант Шнурко обнаружил правый ботинок системы «Прощай, молодость».
По горячим следам решили было установить личность пропавшей заложницы — но как установишь личность какой-то старухи в три часа ночи?! Никак. Найденный ботинок тоже не содержал никакой информации о хозяйке.
Тогда оперативники решили вернуться на место преступления утром, а пока все отправились по домам, чтобы хоть немного поспать.
* * *
Рано утром поиски заложницы (или её тела) были продолжены. На всякий случай сыщики ещё раз обследовали сугробы возле дома, но старуха как сквозь землю провалилась. Проверили и эту версию — вырыли яму под окнами шириной три метра, но и там никого не оказалось.
Опросили жильцов дома, однако все они как один утверждали, что ночью мимо их окон ничего подозрительного не пролетало.
Примерно в это же время в отделение милиции позвонили из реанимации, где лечился раненый Орлов, и сообщили, что на голове у больного, среди волос, обнаружен застывший плевок. В больницу сразу же отправилась эксперт Ниночка Круглова, которая старательно отскребла вещдок, поместила в баночку и увезла на срочную экспертизу.
Анализ показал, что плевок состоял на пятьдесят процентов из слюны и на пятьдесят процентов из насморка, принадлежал пожилой женщине возраста 35-75 лет, больной кариесом.
Пока Ниночка колдовала в лаборатории, в райотделе раздался ещё один звонок, и опять из той же больницы.
Врачи сообщили, что почти одновременно с Орловым к ним поступил ещё один больной, 45-летний И., и тоже с серьёзной травмой головы. Правда, в отличие от находящегося в коме милиционера, И. быстро пришёл в себя и рассказал следующее:
Примерно в пол-второго ночи этот И. ехал на личной автомашине марки «Копейка» по улице Тургенева в поисках пассажиров. Его внимание привлекла своей поднятой рукой пожилая, босая на одну ногу женщина. Когда И. остановился, старуха попросила отвезти её в район Химмаша.
На вопрос о деньгах сказала, что заплатит золотом. Решив, что подвыпившая бабушка шутит с ним, И. рассмеялся и ответил в том духе, что слава Богу, что не натурой.
Тем не менее, отъехав немного, он забеспокоился, что пассажирка его обманет, и потребовал у старухи показать деньги. В ответ пожилая женщина извлекла из сумки небольшой, но тяжёлый предмет, похожий на золотой слиток, и ударила им И. по голове.
Кроме травмы, на голове пострадавшего И. врачи обнаружили плевок, как две капли слюны похожий на плевок с головы капитана Орлова…
Таким образом, картина ночного происшествия начинала понемногу проясняться. Получалось, что пожилая заложница почему-то не упала с крыши (а если и упала, то почему-то не разбилась), а в какой-то момент незаметно подошла сзади к капитану Орлову, ударила его, плюнула ему на голову, а затем, поймав машину, избавилась от водителя, и уехала на «Копейке» в неизвестном направлении.
Вскоре выяснилось и то, как старуха после «падения» оказалась на крыше. Проникнув наконец в квартиру № 94, оперативники обнаружили следы 36-го размера, ведущие от балкона к входной двери.
Правда, хозяева квартиры ничем не могли помочь следствию: всю прошедшую ночь 26-летний Евгений К. и его 60-летняя сожительница мертвецким сном спали за кухонным столом и ничего не слышали и не видели…
* * *
Тем временем другая группа милиционеров допрашивала задержанных в депо сектантов. В ходе допросов выяснилось, что таинственную похищенную и пропавшую бабушку зовут Колупаева Людмила Ивановна и проживает она по адресу: улица Ясельная, 18, квартира 139.
По указанному адресу сразу же отправились сержанты Пищаев и Басьян.
Остальные оперативники приступили к обыску в троллейбусном депо, начав с подсобных помещений.
Поскольку милиционеры и сами хорошенько не знали, что им следует искать, они, недолго думая, крушили всё, что попадалось под руку и внимательно смотрели на искуроченные останки шкафчиков, столов и развороченные кучи ветоши.
Обыск не дал почти ничего интересного. Практически во всех шкафчиках обнаружились небольшие денежные заначки, игральные карты, затрёпанные порнографические журналы, початые пачки сигарет и презервативов, — словом, обычный набор, который легко можно найти в шкафчике любого российского работяги. Кое-где обнаружились типовые популярные брошюрки, в которых излагалась суть учения о боге Фарадее.
Однако, когда очередь дошла до шкафчика кондуктора Людмилы Ивановны Колупаевой, даже видавшие виды оперативники были потрясены до глубины души: там не было ни журналов, ни презервативов. А вот «заначка» была! Всё пространство шкафа было аккуратно заполнено золотистыми золотыми слитками…
* * *
Вместо гражданки Колупаевой сержанты Пищаев и Басьян обнаружили в её однокомнатной квартире восемнадцать лиц таджикской национальности — пятерых взрослых лиц и тринадцать грязных и оборванных детских.
Как выяснилось из разговора с перепуганными таджиками, по-русски они не понимают. Однако, вскоре в квартире появился девятнадцатый таджик, Петя, глава семейства, с которым милиционерам удалось побеседовать.
Оказалось, что Людмила Ивановна брала с таджиков баснословную плату — тысячу долларов в месяц, угрожая сдать несчастных беженцев в милицию, поскольку жили они в Горноуральске безо всякой прописки.
Бедным таджикам приходилось торговать героином, а их детям — петь и побираться в трамваях, чтобы алчная русская старуха хотя бы на месяц оставила их в покое.
Где жила хозяйка, беженцы не знали, поэтому оперативники принялись методично обходить соседей.
Дверь в квартире № 137 открыла пожилая женщина и на вопрос, когда она в последний раз видела свою соседку, ответила:
— Дак надысь видала! У её в квартире какжик живет али зибарджанец, Петя ли Вася ли, — кто знат, а Людмилка-то с его деньги берет…
— А вы хорошо её знали… то есть, знаете? — осторожно спросил бабуську сержант Пищаев.
— Людку-ту? Дак сколь лет живу, столь и знаю. А чё с ей стряслося-то? Мы ить подруги с ней, я завучем ишшо робила, а она училкой простой у меня. Ух, я её гоняла по первости-то, а потом ничо, сдружилися. У нас в аглицкой-то школе учителя сроду дружные! Слыхали, небось, про нашу тринадцату школу-ту, сынки? А чо сделалося-то с ей?
— Она пропала… э…
— Евдокией меня кличут. Евдокия, стало быть, Порфирьевна…
