нашего с Иркой прихода. Видать, услышал, как заскрипел под ногами моей увесистой подруги старинный паркет – ни я, ни тетя Ида, ни даже резвый скакун Волька не в состоянии выжать из деревянных плашек такие длинные музыкальные рулады. А к Ирке Василий питает особую слабость: все надеется уговорить ее попозировать ему для портрета в жанре ню.
– Здраствуйте, Еленушка, а Иринушка дома? – Кружкин привстал на цыпочки, заглядывая в щель приоткрытой двери поверх моей головы.
Его собственная голова была мокрой – Василий явно попытался простыми средствами срочно привести в порядок прическу. Давно не знавшие стрижки редковатые волосы, зачесанные на одну сторону, намочили плечо местами полысевшего вельветового пиджака, надетого прямо на майку.
Я чуть отступила, пропуская неожиданного гостя в квартиру и заодно оглядывая его целиком. Нижняя часть Василия была упакована в синие с красными генеральскими лампасами спортивные штаны. Нарядный ансамбль довершали войлочные тапки.
– Миль пардон, я на айн момент! – Кружкин не то покачнулся, не то изобразил полупоклон и жестом фокусника извлек из нагрудного кармана пару бумажных прямоугольников. – Милостиво прошу… Ах, какая фемина! Прекраснейшая! – Он восторженно причмокнул.
– Кому фемина, а кому Ирина Иннокентьевна, – строго молвила моя подруга, неторопливо спускаясь по крутой лестнице из светлицы. – Вася, сколько можно, а? Сто раз уже говорила – не буду я твой музой! У меня свой муз есть. Муж то есть.
– Но Иринушка… Иннокентьевна! – возроптал Кружкин, молитвенно складывая ладошки.
Я бесцеремонно вытянула из его сложенных рук бумажки:
– Это что у нас, билетики? А куда?
– Контрамарки? – подобрела Ирка.
Как дама экономная, она нежно любит бесплатные развлечения.
– Приглашения! – объяснил Кружкин и горделиво расправил плечи. – На открытие выставки в Доме художников, вэлкам, так сказать…
– Персональная выставка, неужто? – Подруга сошла с лестницы, но не остановилась, обходя по кругу Василия и глядя на него с новым интересом.
– Не персональная, но я один из видных участников. – Кружкин, мелко перебирая ногами в войлочных тапках, закружился на месте, продолжая подобострастно взирать на прекраснейшую фемину Ирину.
– Мя! – пренебрежительно вякнул вездесущий Волька, которого мне пришлось поспешно отодвинуть, чтобы он не попал под ноги вальсирующему Василию.
– Мямлить не надо! – полностью развернула кошачью реплику Ирка. – Говори, Вася, честно и прямо, к чему этот троянский коник – приглашения на выставку? Или ты думаешь, я туда с тобой пойду? Нет уж, предпочту компанию лучшей подруги.
– И мудра, и проницательна! – восхищенно поцокал Кружкин и вдруг бухнулся на колени. – Не губи, Иринушка! Смилуйся!
– Вась, ты пьяный, что ли? – испугалась Ирка. – А ну, встань! Поднимайся, я сказала! Лен, помоги мне!
Вдвоем мы с трудом развели молитвенно склеенные ладони гостя, дружно потянули его за руки и кое-как подняли художника на ноги. Он сокрушенно качал головой и взирал на Ирку с великим прискорбием.
– Мы! – вякнул Волька и запрыгнул на стол, чтобы наблюдать за происходящим с максимальным удобством.
– Мыслится мне, кто-то спятил, – согласилась я с котом. – Или допился до белой горячки. Василий, объяснитесь!
Все оказалось очень просто. Кружкин заявился на выставку с работой, которую не мог предоставить в срок, потому что «в момент случайного умопомрачения» (по пьяни, поняли мы) продал ее и даже не помнил – кому. То есть вернуть картину, выкупив ее обратно, Василий не мог. Отказаться от участия в выставке тоже было невозможно – такого удара репутация художника могла и не выдержать.
– В другой раз не позовут ни на вернисаж, ни даже на ярмарку, в каталоги не включат, на конкурс не примут, субсидий не дадут, еще и из Союза попрут, а значит, и льгот никаких не будет, – скупо обрисовал свои печальные перспективы живописец.
– Плохо дело, – согласилась Ирка. – А только я тут при чем?
Оказалось, Ирина свет Иннокентьевна – последняя надежда горе-художника. Заявленная на выставку работа называлась «Портрет прекрасной дамы», какой именно – никто не знал, а сам художник уже и не помнил. Соответственно, ему достаточно было запечатлеть на холсте любую другую Прекрасную…
Вот только все прочие не вдохновляли живописца так, как фемина Ирина, и Василий резонно опасался, что с другой натурщицей банально не успеет закончить работу в срок, а он был сжатый, как пружина перегруженного дивана: всего три дня.
– Смилуйся, матушка, попозируй! – взмолился Кружкин. – А я тебе потом портрет подарю! Пройдет выставка – и сразу заберешь его.
Ирка задумалась. Бесплатный портрет с выставки – это звучало заманчиво.
– Во-первых, чур, я буду в одежде. Во-вторых, долго нужно позировать? – после томительной театральной паузы наконец заговорила подруга. – У меня вообще-то на глупости времени нет, дел полно.
– Василий, вы же пишете портреты по фото? – Я припомнила, что как-то видела соседа за этим занятием на Невском.
– Могу и по фото, надо только сделать хороший снимок, а лучше несколько, – на лету уловил мою мысль живописец.
– Тогда вы, Василий, тащите фотоаппарат, а ты, Ирка, снимай с антресолей коробку с игрушками, – распорядилась я. – Займемся делом, каждый своим, глядишь, за полчаса управимся.
– А что? У Серова девочка с персиками была – у Кружкина будет дама с елочными шарами, самая тема под Новый год, – пробормотал Василий, вдохновляясь. – Заодно можно будет открыток наделать…
– А ты Вольку паси, не позволяй ему самовольничать, – строго наказала мне подруга, едва воодушевленный художник убежал за фотоаппаратом. – А то получится у нас «Портрет сердитой дамы с разбитыми игрушками и получившим по мохнатому заду котом», никакой романтики.
За полчаса управиться не получилось, и домой я вернулась уже к вечеру.
– Мы заказывали очень вкусную пиццу и оставили тебе кусочек, будешь? – едва открыв дверь, спросил сын.
Заботливый!
– Нет, меня Ирка накормила, – отказалась я.
– Очень жаль! – Сын унесся на кухню, чтобы позаботиться о последнем кусочке самостоятельно.
– Приходил Чайковский, – подал голос из комнаты придавленный макбуком Колян.
– Тот, который участковый?
– Ну, уж не тот, который композитор!
– И чего хотел?
– Похоже, посекретничать с тобой. – В голосе мужа прозвучали нотки обиды.
Значит, участковый верно рассудил, что супруг мой в нашем с подругой детективном расследовании не участвует, и не стал его нервировать. Неглуп, неглуп капитан Чайковский!
Но оставлять мужа в полном неведении было бы некрасиво, и я выдала ему гомеопатическую дозу информации:
– У участкового проблемы с гастарбайтерами, я ему посоветовала с нашим Шерзодом пообщаться… Так, а мусор вы выбросили? Забыли? Ладно, я вынесу, пока не разделась.
Я вышла во двор, выбросила в бак пакет и достала мобильный, чтобы конспиративно позвонить Чайковскому.
– Добрый вечер, Валерий Петрович! Появились вопросы, идеи, соображения?
– А у вас?
– Ну, шалом! Вы таки будете отвечать мине вопросом на вопрос?
– Шо вы, как можно!
Я хихикнула.
– Я спросил,
