— Я вас попрошу, Сережа, выведите ее в парк.
— А может, не надо? — робко спросил Андрей. — Она тихо посидит. Мешать не будет.
— Нельзя думать только о себе, дорогие, — вздохнула я. — Вас в детстве учили, что мучить животных нехорошо?
Последняя фраза подействовала, и трое добровольцев (видимо, члены общества охраны животных) присоединились к Сереже, и их совместными усилиями нелегалка была выдворена из храма знаний. Я посмотрела на часы. Пора делать перерыв. А как же инвариантные подпространства?
— В связи с последними событиями теорема остается вам для самостоятельного изучения.
По аудитории пронесся стон, и я поспешила сказать в утешение:
— Ради братьев наших меньших можно пойти на некоторые жертвы.
— В следующий раз, — гневно выкрикнул Игорь, — я лично буду проверять, не сидит ли где-нибудь под партой меньший брат, а если сидит, то выкину его за шкирку! Поскольку именно это и являлось целью моего последнего маневра, я не стала возражать. Если кто-то специально привел милое животное с целью срыва лекции, повторять эксперимент он теперь не станет. Впрочем, я не исключала, что оно заявилось само. Дело в том, что наш институт располагается в обширном парке. Исчерпав резервы по сдаче в аренду учебных помещений, последнее время ректорат перешел на парк, и часть лужаек огородили. На одной из них начали строить теннисный корт, а на другой возвели хлипкий сарайчик, всегда возбуждавший мое любопытство, поскольку из него доносились странные звуки. Уж не овчарня ли там? И уж не протекает ли ее крыша похлеще нашей? Вот бедная овечка и нашла пристанище у нас.
— Ты меня слышишь? — неожиданно завизжали мне в ухо, причем так пронзительно, что я сочла за лучшее отскочить подальше. Отскочив, я увидела то, что давным-давно хотела увидеть. Свету. На ней был пиджак. Точнее, я не дала бы голову на отсечение, что пиджак являлся единственным предметом ее туалета. Хотя бы потому, что, опустив глаза, я заметила наличие туфель и даже колготок. Но вот имелась ли юбка — это вопрос. И блузка тоже. Из-под пиджака не торчало никаких фрагментов. За исключением фрагментов Светиного тела, разумеется.
— Слушай, а юбка там есть? — не выдержала я, отодвинув на второй план все важные вопросы, которые собиралась задать подруге при встрече.
— Где? — заинтересовалась она.
— Что где?
— Где ты видела юбки?
— Я? Я как раз не видела. Под твоим пиджаком.
— А, ты об этом. Я думала, о бутике.
— Бутике? — покорно повторила я. «Батик» — вид росписи по ткани, а «бутик» — вроде бы такой магазин? Вернее, не такой, а этакий. Плевать мне на этакие магазины — все равно там цены не для меня.
— Ну, бутик, где я это купила, — прервала мои мысли Света. — Только юбки сейчас не носят. То есть носят, но в других комбинациях.
Я не стала уточнять, подразумевается под комбинацией вид нижнего белья или сочетание предметов. Мне не хотелось сбивать подругу с темы.
— А носят сейчас вот что, — бодро продолжила она и жестом фокусника распахнула пиджак. — Хочешь, я тебе такой сошью на день рождения? Конечно, это будет не фирма, но для твоих лекций сойдет.
— Ты уверена? — хмыкнула я, внимательно рассматривая короткие плюшевые шортики зеленого цвета на лямках и нечто вроде желтенькой маечки, от которой злая собака оторвала все, за что сумела уцепиться.
Света обиделась:
— Я шью очень хорошо. Я бы и сама себе шила, да престиж не позволяет.
— Вот именно! Если я появлюсь здесь в таком наряде, на занятия сбегутся студенты со всех факультетов и разнесут аудиторию в клочья.
— Кстати, вот это твое платье обрезать сантиметров на двадцать, и будет самое то. Оно тебе идет.
— Еще бы! Я сегодня заманила к себе овцу. А укороти его на двадцать сантиметров, так наверняка с ней заявился бы и баран. Слушай, а куда ты пропала? И вообще, что все это значит? Я тебе звоню и звоню… Дома никто не отвечает, мобильный не соединяет.
— Ты небось звонишь на старый номер, а я завела себе другой, короткий. И вообще, не ври! — возмутилась Света. — Это я тебе звоню и звоню! Вот, например, пять минут назад твой телефон был вне зоны доступа.
— Еще бы! Я на время занятий его отключаю.
— А вчера поздно вечером?
— Я была в театре, там я его тоже отключаю. Кажется, потом забыла включить… с кем не бывает? Могла бы позвонить на домашний.
— Откуда я знала — вдруг твоя мама уже спит? И вообще, не отвлекай меня! Я пришла по жутко важному делу, а ты меня сбила. А у меня времени осталось пять минут. В общем, у меня большие неприятности, и ты должна мне помочь.
— Какие неприятности?
— По работе. При следующей встрече расскажу подробно. Я здорово влипла. Ты ведь не хочешь, чтобы меня посадили?
— Разумеется, нет. А есть за что?
— Покажи мне финансового директора, которого не за что посадить, и я его лично задушу, — непонятно, но очень эмоционально объяснила Света, и я тут же решила, если судьба сведет меня с финансовым директором, не показывать его подруге. Так будет для всех спокойнее. — В общем, от тебя нужна сущая ерунда. Вот! — Она протянула мне элегантный пакет.
— Спрятать? — в ужасе уточнила я.
Нет, Света ни за что не подсунула бы мне бомбу! Там наркотики или золото-бриллианты, переложенные пачками долларов. Как-никак, я читаю современные детективы. Разумеется, тратить на подобную литературу деньги я бы не стала, но в библиотеке мне постоянно подсовывают дефицитные новинки. После прочтения каждой из них я минимум неделю стараюсь не выходить из дома с наступлением темноты. Что обычно не удается, поскольку девять месяцев в году в Петербурге темно с утра до вечера.
— Нет-нет! — отвергла моя подруга. — Если спрячешь, совсем помнешь. Скорее всего, и так придется гладить. Ты знаешь, как гладят бархат?
— Утюгом, наверное? Разве нет?
Света махнула рукой:
— Ну, бог с тобой! Я потом подержу над паром. Туфли я не принесла, у нас размер не совпадает. Тут одежда и сумочка с косметикой. Обязательно хорошенько накрасься, а то тебя просекут! Поняла? Ладно, я пойду.
Хорошо, что я успела вцепиться в полу ее пиджака.
— Ничего не поняла! Объясни толком!
— Ну, ты должна сегодня пойти кое-куда вместо меня. Адрес я тебе записала. Там будет презентация по случаю открытия нового офиса. Я должна там быть. Ты создашь мне алиби.
— Зачем?
— Потому что мне надо быть совсем в другом месте. Ты ведь не хочешь, чтобы меня убили?
Час от часу не легче!
— Не хочу! Но если ты не расскажешь мне все по порядку, то придется.
— Ну, вот, — кивнула Света. — Поэтому ты должна сыграть мою роль как можно лучше. Чтобы никто не заподозрил, что это была не я. Вот я и принесла тебе одежду. Все очень просто. Только сиди там до упора, ладно? Ну, я побежала, а то меня засекут!
И она рванула вперед со скоростью хорошо разогнавшейся ракеты, а я понеслась следом, исступленно выкрикивая: «А они тебя знают?» Видимо, это доконало мою подругу окончательно. Она резко притормозила каблуком, обернулась и возмущенно фыркнула:
— Ты считаешь меня совсем дурочкой? Если б они меня знали, я б послала тебя не к ним. Буду жива, позвоню.
Не успев закончить свою последнюю фразу, Света тут же растворилась в воздухе. А я осталась в коридоре, столь ошарашенная, что даже мысль о покинутых мною на произвол судьбы картинах показалась ерундовой. Картинами этими украсили мою аудиторию совсем недавно. Их преподнес в дар институту его бывший выпускник, эмигрировавший в Америку и переквалифицировавшийся там из инженеров в художники. Я умоляла коменданта облагодетельствовать не меня, а кого-нибудь другого, однако оказалось, что именно в этом помещении прошли счастливейшие часы жизни гения. Хотя мне трудно себе представить, что у человека, способного создать такое , бывали в жизни счастливые часы. Впрочем, украшение стен этими шедеврами современной живописи имело не только отрицательный, но и положительный эффект. Последний выражался в том, что студенты больше не могли себе позволить во время лекции глазеть по сторонам и были вынуждены, не отрываясь, смотреть на доску. Однако отрицательный эффект перевешивал. Мало того что я вздрагивала каждый раз, когда случайно поворачивала голову, я еще пугала бедную маму, регулярно передавая ей просьбу, чтобы после смерти меня кремировали, а ни в коем случае не хоронили в натуральном виде. Дело в том, что изображение на картинах больше всего напоминало мое чисто умозрительное представление о том, как выглядит труп, пару лет пролежавший в земле. Тем не менее основной ужас даже не в этом, а в цене доверенного мне сокровища. Не знаю, кто занимался оценкой, скорее всего, сам автор, но он не поскупился. И, видимо, для того чтобы уберечь нас от соблазна похитить полюбившееся творение мастера и тайком любоваться им по ночам, был заведен строгий учет и контроль. Получая ключ от аудитории, я расписывалась за наличие там картин по описи, и меня строго предупредили, что я обязана охранять университетское достояние от порчи несознательными студентами, иначе ущерб будет взыскан с меня. И все перемены я цербером рыскала глазами по сторонам, выискивая ненормальных, рискнувших приблизиться к стене. Впрочем, обычно таковых не находилось.