Ознакомительная версия.
Я не спешила вставать. Куда мне было торопиться, тем более что бок все же болел, а голова гудела. Я чувствовала, как к месту происшествия стягиваются люди, да, давайте, давайте, посмотрите, как я лежу, я, которая могла бы лечить и спасать океаны!
– Пропустите меня, – раздался строгий голос.
Это, наверное, тот, кто меня сбил, а может, какой-нибудь врач, проходивший мимо, а может, миллионер с предложением руки и сердца…
Я немного поразмышляла, открывать мне глаза или нет, и решила не торопить события.
– В машину ее, – раздался тот же властный голос.
Э! Мы так не договаривались! А где извинения, где – я женюсь на вас, только скажите «да», или на худой конец предложение о работе? Я, между прочим, очень рисковала, идя на зеленый свет.
Я открыла глаза: возможно, пора спасаться.
Он смотрел на меня, как смотрят… на асфальт… Я встала, отряхнула плащ и сказала:
– Если вы свои права купили, то, по крайней мере, делайте так, чтобы это не бросалось людям в глаза.
Он протянул визитку. На среднем пальце красовался перстень с черным отполированным камнем. Меня от этого просто передернуло.
– А это зачем? – спросила я, указывая на перстень.
Я всю жизнь, всю жизнь мечтала спросить об этом – вот зачем им эти перстни?..
– Надо уйти с дороги, мы мешаем, – услышала я чей-то голос.
– Садитесь в машину, я довезу вас до больницы или до дома.
Я села в машину и сказала:
– Лучше в ГАИ.
Водитель обернулся и посмотрел на меня. Это был тот самый человек, который хотел как можно скорее убрать меня с дороги.
– Ты дура, что ли? – спросил он.
– Поезжай, – сказал хозяин машины, и мы сорвались с места.
Он сидел рядом, и я как-то опасалась повнимательнее разглядеть его.
– В больницу или домой? – спросил он меня.
Я вытащила сигарету из помятой жизнью пачки и закурила, потом все же повернула голову в его сторону.
Каштановые глаза! Я такого в жизни не видела, я дар речи потеряла просто, до чего же каштановые глаза!
– Давай в больницу, – отдал он команду, видя мой шок.
– Нет, – очнулась я, – домой.
– Где вы живете?
Я назвала адрес, и машина резко изменила направление.
Он опять протянул мне визитку:
– Возможно, это понадобится вам.
Мой взгляд опять упал на перстень. Не давал он мне покоя, и я спросила:
– А зачем вы его надели?
Он снял его и протянул мне:
– Возьмите на память.
– Мне такая память ни к чему, – сказала я, отказываясь от подобного подарка.
Машина остановилась, и я вылезла, сжимая в руках дорогую сердцу газету.
Я развернулась и пошла к подъезду.
– Ненормальная, – сказал мне вслед водитель.
– Необыкновенная, – блеснули каштановые глаза.
Поднявшись на свой этаж, я позвонила Сольке. Это был отличный повод помириться, но Сольки не было дома. Тогда я позвонила Альжбетте, но ее не было тоже. Я поплелась к своей двери и сунула руку в карман: надеюсь, что ключи я не потеряла.
Слава богу, ключи были на месте, с наслаждением я вытащила руку из кармана, и по ступенькам покатился перстень с черным полированным камнем.
Бок болел, но я не обращала на него внимания. Развернув газету, я стала изучать предложения о работе: скромно потупив взор, говорила «да», «о да», «и это да», «как скажете». Так полчаса я наслаждалась разделом «Руководители, управляющие». Океан по-прежнему был в опасности, но ни в одном объявлении это никого не беспокоило.
Я посмотрела в окно и увидела одинокого бомжа, собирающего бутылки. «Вот что ждет меня», – подумала я и закурила. В дверь постучали. Это Солька, потому что все нормальные люди пользуются звонком.
Я открыла дверь и смерила ее взглядом, который говорил: я тебе не рада, ты вчера мне нанесла серьезную обиду, которую я не забуду никогда, и буду передавать из поколения в поколение грязные рассказы о тебе.
Она на меня посмотрела взглядом: ну что, никчемное создание, небось, сыплешь угрозами про себя, ну-ну, только учти, что мои потомки дремать не будут, им тоже станет известно о том, какая ты противная и невыносимая.
– Я нашла тебе работу, – сказала Солька.
– Выщипывать пинцетом сорнячки в какой-нибудь гнилой оранжерее?
– Нет, будешь мерить температуру океану на разных широтах и, если твой океан приболел, пропишешь ему аспирин.
Я Сольку смерила взглядом, который обозначал: может, поблизости и нет океанов, но это вовсе не говорит о том, что можно жить спокойно, пока умирают мои океаны!
Солька посмотрела на меня просто задумчиво и спросила:
– Откуда царапина?
– Я чуть не погибла полчаса тому назад.
– Кровавая разборка в квартале? Чемодан наркотиков? Или просто чья-то ревнивая жена решила выцарапать тебе глаза?
– Нет, я просто пошла на зеленый свет.
Солька покрутила пальцем у виска и сказала:
– Только не рассказывай об этом, когда станешь устраиваться на работу, лучше скажи, что была кровавая разборка, так хотя бы поверят.
Солька бесцеремонно прошла на кухню, открыла шкафчик и выгребла из него три банки с кофе, вернее, с запахом от кофе, потому что все давно закончилось. Покрутив ноготком у виска еще раз, она спросила:
– Денег хоть дали?
– Кто? – не поняла я.
– Ну, тот, кто тебя сбил.
– Нет, да зачем…
– Затем, что тебя давно лечить надо, вот теперь бы было на что.
– А от чего лечить? – зло спросила я.
– От ума, от ума, моя дорогая!
– Это не лечится, это – мой крест.
Мы заварили остатки зеленого чая, который я терпеть ненавижу, но мой доктор как-то мне сказал: «Купите, деточка, себе зеленый чай, если не хотите, чтобы однажды я ваши почки полоскал в тазу».
С тех пор у меня всегда дома стоит боязливо купленный зеленый чай, стоит и стоит, никому не мешает, а часто даже выручает, когда все основные напитки имеют наглость заканчиваться.
– Повторюсь, – размеренно сказала Солька, – завтра ты выходишь на работу.
– Куда?
– Будешь секретаршей и курьером в одном флаконе.
– Не буду, – гордо сказала я, – мне это по рангу не положено.
– Будешь, – уверенно повторила Солька.
Вот как можно ее не любить, эту занозу Сольку?!
– Ладно, – сказала я, – буду секретаршей и курьером, но за очень большие деньги.
Солька ничего не ответила. Я представила, скольких знакомых она обегала, чтобы пристроить меня, и благодарно выдала:
– Буду работать за любые деньги, за хлеб, воду и постель, за спасибо и за просто так, чтобы чувствовать себя человеком и частью общества.
– Если тебя и оттуда уволят, то помощи от меня не жди!
– Само собой, – кивнула я.
Подобная история повторялась уже раз десятый.
Я по-прежнему не люблю магазины и становлюсь незаменимой сотрудницей процветающей фирмы
Когда я иду в магазин, то мысленно беру с собой пистолет: я готова пристрелить себя в примерочной, когда надеваю брюки или кофту в обтяжку.
Я готова себя пристрелить сто миллионов раз.
«Смерть в примерочной»,
«Она убила себя, разочаровавшись»,
«Пуля избавила ее от депрессии»,
«Русская рулетка – надень брюки 46-го размера» – вот такими заголовками пестрели бы газеты, если бы я хоть раз действительно взяла с собой в магазин пистолет.
– Девушка, покажите эти брюки.
– Какой у вас размер?
У меня нет размера, потому что у меня нет уже никаких нервов, чтобы иметь этот самый дурацкий размер.
– Покажите брюки, – напираю я.
– А какой у вас размер?
Может, она неживая, может, она не понимает, что у меня-то 46-й размер, но налезает только 48-й?
Она что, никогда сама не была в примерочной, или она не знает, как тяжело признать свое поражение перед лишним куском карамельного торта?
– Да дайте же мне эти брюки! – ору я, и девушка, вздрогнув, протягивает мне то, что я требую.
Я иду в примерочную, Солька семенит за мной.
– Ну что ты орешь, с тобой стыдно ходить по магазинам, – шипит она мне в спину.
– Мне тоже стыдно ходить с тобой в закусочную, но я же хожу.
– А что, что такого?! – возмущается Солька
– А то, что суп – это суп, и его едят ложкой. Бутерброд – это бутерброд, и его не надо разламывать на 25 кусочков, выстраивать их в ряд и только потом есть. Не надо есть из моей тарелки, потому что это моя тарелка, не надо пить мой компот – это мой компот, и не надо, в конце концов, обгладывать кости с таким видом, как будто это – самое вкусное в курице!
Ознакомительная версия.