Ознакомительная версия.
Когда за ней закрылась дверь, я сказала ей вслед:
– Сработаемся, Любовь Григорьевна…
К обеду я перезнакомилась почти со всеми, вернее, все перезнакомились со мной. Такое впечатление, что им делать было нечего, как только заглядывать ко мне в приемную и говорить свое дежурное «ой!».
Любовь Григорьевна не вылезала из кабинета до вечера: понятное дело, она боялась меня. Валентин Петрович пару раз просил чай, что я виртуозно выполняла. Я посоветовала ему пить зеленый чай, дабы его почки однажды не оказались в тазу какого-нибудь уролога или кто там лечит эти почки.
Валентин Петрович поперхнулся чаем и попросил меня купить зеленый.
Я же говорю, что, по большому счету, я несу людям добро, и уж если я была в свое время готова спасать и охранять океаны, то поверьте, людей-то я уж как-нибудь отмажу от мирской суеты.
Завал на столе был мною побежден в рекордно короткие сроки: я взяла из шкафа коробки и свалила все туда. На столе остался только компьютер, подставка с ручками, ежедневник и горшочек с кактусом.
Кактус находился на последней стадии издыхания, и я уже намеревалась сделать ему искусственное дыхание, когда открылась дверь и волшебный мужчина обратился ко мне со словами:
– Вы секретарь?
– Отныне и навсегда.
– Это надо напечатать до завтра.
– А вы кто?
– Начальник отдела планирования, – сообщил уверенный в себе блондин.
Эх, на беду он родился блондином, я их не люблю – ни с супом, ни на закуску, ни в качестве трофея, вернувшись с охоты… Нет, я не люблю блондинов!
– Боюсь, я не смогу выполнить вашу просьбу, я тут, знаете ли, пашу на…
Я замялась в поисках фамилий своего руководства. На дверях оказались таблички, и я продолжила:
– Я пашу, как вол, на Селезнева и Зорину, а вам нужна своя, личная, на все готовая секретарша.
– Значит, не будешь печатать?
– Нет.
– Хорошо подумала?
– Да.
Волшебный мужчина направился прямиком к Селезневу. Мне не жаль было бы постукать пальцами по клавиатуре для этого пижона, но дедовщины я не терплю: у него должна быть своя секретарша или кто-то в отделе, уже давно привыкший выполнять подобную работу, так что, простите, – вас здесь не стояло.
Я была уверена в своей правоте, но вместе с этой правотой наверняка нажила себе одного врага, начальника отдела планирования, в народе – Семенова Бориса Александровича.
Выходя из кабинета Селезнева, он смерил меня таким взглядом, что кактус окончательно скукожился и упал, что меня тронуло до глубины души. Не обращая внимания на каменное лицо Семенова, я выковыряла пальцем дырочку в сухой земле и упрямо воткнула туда остатки кактуса, потом открыла маленький пакетик с яблочным соком и со словами: «Пей, маленький» – полила его из трубочки. Колючки больно застряли под кожей, но разве я могла об этом думать, когда на моем столе умирал одинокий, забытый людьми кактус.
Глядя на все это, Семенов Борис Александрович здраво решил, что мне лучше не доверять свои бумажки, и ритмичным шагом покинул приемную.
Вечером, собирая пожитки в сумку, я стащила пару блокнотов, три ручки, еще ластик и коробочку скрепок и сделала вывод, что, раз меня не уволили сегодня, меня не уволят никогда.
Итак, у меня есть работа.
Я, как все отличные девчонки из всех отличных книг, сажусь на диету и иду с Альжбеткой в ночной клуб, а после я узнаю, что любовь до гробовой доски все же существует
– Что ты ешь? – возмущалась Солька, махая в воздухе пустым пакетом от чипсов. Будь он полным, она плюхнулась бы сейчас перед телевизором и, доставая из шершавого пакета масляные прозрачные кусочки, запихивала бы их в рот.
– Что ты ешь? – продолжала Солька, указывая мне на заплесневелый батон белого хлеба и на открытую банку шпрот на столе. Могу спорить, мысленно она уже брала двумя пальцами рыбешку за хвостик и опускала ее в свой сварливый ротик. – Это все – долой! Ты начинаешь новую жизнь, и я тот человек, который тебе поможет.
– Вот счастья-то привалило, – сказала я, накалывая на вилку тоненькую, как Любовь Григорьевна, шпротку.
Солька взяла пакет для мусора, а это то, что я всегда покупала очень исправно, и сгребла в него все со стола. Я не сопротивлялась: нравится Сольке быть властительницей моего желудка – ради бога, магазины все равно еще никто не отменял, а плесневелого хлеба, чтобы потешить Солькино самолюбие, мне не жалко.
– Ты начинаешь новую жизнь! – радостно повторила Солька. – Ты выходишь к людям из долгого, долгого заточения твоего пофигизма. Теперь ты на диете, влезаешь во все купленные за этот год шмотки и постоянно выходишь в свет, а то иногда, когда я тебя слушаю, я понимаю, что ты просто дикая.
– Не дикая, а одичавшая, – сказала я, наливая себе кофе.
После работы я зашла в магазин и пополнила запасы продовольствия у себя в квартире. Я же не знала, что у Сольки родится идея – начать за меня мою новую жизнь.
– Никакого кофе, – разошлась Солька, – только зеленый чай, помни про свои многострадальные почки.
– Ну да, – кивнула я, садясь за стол, – так что на ужин?
Солька победно улыбнулась и достала из холодильника тарелку с нашинкованной сырой капустой.
– Ешь, – светясь от счастья, сказала Солька, пододвигая ко мне тарелку с этим сеном.
– Хорошо, – понуро согласилась я, – только дай мне хлеба, колбасы, майонеза и рюмку водки, чтобы мне не было мучительно больно за бесцельно прожитый вечер…
– Аня! Ты слушаешь, о чем я тебе говорю? Ты вступаешь в новую жизнь, кругом все так чудесно и прекрасно, а ты уже восемь лет ходишь в драповом пальто!
– Это не пальто, это защитная оболочка от внешней среды, от мира, это, если хочешь знать, философия моей жизни.
– Больше нет никакой философии, больше нет всего этого дерьма, – ласково сказала Солька, – есть ты, такая добрая и прекрасная, и сегодня ты еще к тому же идешь с Альжбеткой в ночной клуб.
– Нет, – отрезала я, – последний раз, когда я там была, все закончилось дракой, меня и не пустят.
– Пустят: ты оденешься, накрасишься, и кто посмеет не пустить подобную богиню, тем более что с того случая прошло полгода.
– Ну и что, хоть год, меня просто невозможно забыть!
Солька закатила глаза, а я засунула в рот капусту.
– Дерьмо.
– Согласна, – голосом медсестры, объясняющей душевнобольному, что мир не совершенен, сказала Солька и придвинула тарелку еще ближе ко мне, – ты сейчас хорошо должна поесть, чтобы в клубе тебе не хотелось, не стоит есть на ночь.
– Докатилась, я на диете…
– Заметь, на добровольной диете!
– Какая же она добровольная, если ты прокралась в мою квартиру – и зачем я тебе только ключи дала – и нарезала этой соломы?
– Ты хочешь похудеть?
– Да!
– Ты готова на все, чтобы похудеть?
– Нет!
– Да, да, да! – отчеканила за меня Солька.
Раздался звонок в дверь, и я пошла открывать. Альжбетка была прекрасна до полного моего раздражения. Пожалуй, я все же сяду на диету. Созрела.
– Ты еще не собралась? Давай быстрее, – сказала Альжбетка, вплывая в квартиру.
– Я собралась, – сказала я.
На мне все еще болталась коричневая юбка, теперь еще и продырявленная гвоздем.
Альжбетта направилась к моему шкафу, и через полчаса на мне красовались недавно купленные джинсы с расстегнутой пуговицей, а все это безобразие было прикрыто легким белым свитером.
– Сойдет, – оценив меня профессионально, сказала Альжбетта, – идем.
Я заботливо убрала остатки капусты в холодильник: это барахло мне еще пригодится. Тут уж ничего не поделаешь, новая жизнь всегда начинается с понедельника, с диеты и с клятвенных заверений, что я – супербизон и все смогу.
Солька чуть ли не перекрестила нас вслед.
У Альжбетты своя машина, иномарка. Для меня до сих пор загадка, как она называется. Сама Альжбетта называет ее лимузином, и я ей охотно верю, потому что мне вообще все равно, как она называется.
До клуба мы доехали молча: рабочий день меня утомил и хотелось спать.
Охранник кивнул нам при входе, вернее, он кивнул моей подруге, а так как Альжбетка тянула меня за рукав, то и мне досталось полкивка. В гримерной было полно длинноногих, ярко накрашенных девиц, все готовились к выступлению.
– Можно я тут в уголочке посплю? – спросила я.
– Нет, ты будешь сидеть в зале, пить мартини и смотреть на мое выступление.
– Зачем, вы уже полгода танцуете одно и то же, чего я там не видела?
– Так Солька велела, да и потом, ты должна найти себе парня, понимаешь, парня! Это нормально, когда у девушки есть парень, и это совсем ненормально, когда его нет. Я вот встречаюсь с Федором Семеновичем, и у нас прекрасные отношения.
Ознакомительная версия.
