сметается в мгновение ока, я «терпеть ненавижу». Конечно, целый год до приезда тетушки мне волей-неволей приходится жарить, парить и варить. Куда ж деваться? У меня же все-таки ребенок... двадцати с лишним годов и двухметрового роста. Но тут сколько ни кашеварь, все мало. Просто какой-то бесполезный перевод времени.
— Давно пропал?! — гаркнула я в свою трубку, пытаясь перекричать тетушку, чем, кажется, встревожила Ганса, Ханса или Фрица, который услышал меня аж в Мюнхене.
Он, видимо, спросил у Макса, кто это там так кричит. А Макс со смехом ответил, что находится сейчас в бане и здесь сильная акустика. Последние слова Макс произнес по-русски, из чего следовало, что его Ганс-Ханс-Фриц и по-нашему разумеет.
Я покрутила пальцем у виска и показала Максу на часы. Было два часа дня, и серьезный бизнесмен в это время должен сидеть в офисе, а не в бане париться. До Макса тоже дошло, что он брякнул не совсем то или совсем не то. Но что делать? Русский мужик задним умом крепок. Теперь они уже вместе с Гансом-Хансом-Фрицем прислушивались к нашим с тетушкой перекрикиваниям.
— Четыре дня? — обомлела я. — А ты в больницы звонила? Уже и морги обзвонила?
Голос у меня упал, а Макс, услышав про морг, быстро свернул телефонный разговор с Мюнхеном и вопросительно уставился на меня.
Я еще некоторое время слушала сбивчивую речь тетушки, потом сказала, что сегодня же выезжаю, и, захлопнув крышку мобильника, бросила его себе на колени.
В это время все море машин, стоявших в пробке, вновь заколыхалось и задергалось.
Дабы не отстать от других, я быстро включила первую передачу и дернулась вместе со всеми, но, проехав всего несколько метров, вновь остановилась.
— Что случилось? — спросил Макс. — Куда это ты выезжаешь?
— Фира пропал.
— Опять?
— Ничего смешного, — окрысилась я. — Его уже четыре дня не могут найти. И я ума не приложу, куда он мог подеваться.
Макс взял меня за руку.
— Погоди, так ты в Киев, что ли, собралась?
— Да.
— Одна?
— Не знаю. Может, с отцом, если, конечно, он сможет.
Макс с сомнением покачал головой.
— Я, конечно, могу заказать тебе билеты на самолет, но...
Макс в раздумье поглядел в окно и вдруг предложил:
— Знаешь что, а поезжай-ка ты с Володей. Он парень надежный, да и машина моя покрепче твоей «Чебурашки» будет. Мало ли как там дело обернется.
Я отрицательно мотнула головой.
— Нет, не надо. Надеюсь, что все не так ужасно. Фира — известный фокусник, и возможно, опять придумал какую-нибудь каверзу. Лучше я на своей машине поеду. Так будет проще.
— Чем же это проще? — Макс отодвинулся от меня и нахмурился.
А я подумала, что если бы он действительно обо мне беспокоился, то поехал бы сам, а не отправлял меня со своим водителем. Макс будто бы прочел мои мысли.
— Да я бы и сам с тобой поехал, — сказал он, — но у меня, как назло, переговоры в Мюнхене. Сегодня вечером вылетаю. Но все равно, если у тебя возникнут какие-то проблемы, сразу же звони. Я прилечу.
— Так у тебя же переговоры.
— Я сказал, если возникнут проблемы.
Макс потыкал кнопки своего мобильника.
— Саныч, — сказал он в трубку, — у меня к тебе большая просьба...
Макс хохотнул в ответ на какую-то реплику своего водителя, но потом уже более серьезно продолжил:
— Марьяше срочно нужно попасть в Киев. Там какие-то проблемы с одним из ее родственников. Так вот я прошу...
Я схватила Макса за рукав и стала категорически отказываться и от Володи, и от машины.
— Не хочу с Володей, — прошипела я тихо, чтобы Максов водитель ничего не услышал. — Я его боюсь.
Макс удивленно вздернул брови и, сказав в трубку, что перезвонит, отключил телефон.
— Чего ты боишься?
— Саныча твоего. У него такая бандитская... в общем, лицо его не внушает мне доверия. Как ты сам его не боишься?
— Ну это ты зря. Володя в «Альфе» служил, парень — что надо. А насчет лица... Был бы он красавцем, так фиг бы я его с тобой отправил. Вот у него брат есть, так тот действительно красавец... Но сейчас не об этом. Так ты так и не ответила на мой вопрос. Как же все-таки насчет переезда?
Я не сразу въехала в тему и смотрела на Макса с непониманием.
— Тебе что же, нужно время для того, чтобы подумать? — уже без улыбки и даже с некоторой обидой в голосе спросил он.
До меня наконец дошло, о каком переезде идет речь.
«Очень романтично, — подумала я. — Другим, значит, клянутся в любви и верности, а заодно предлагают руку и сердце, и все это, стоя на коленях. А мне, черт возьми, предлагают перебраться в загородный особняк и делают это, стоя в пробке. Обидно даже».
Но тут машины опять задергались и истерично засигналили. Я, видите ли, задержала их продвижение вперед на целых полтора метра. Вот вечно так. Как увидят маленькую машинку, так обязательно норовят ее обидеть, подрезать, не пропустить вперед, где положено, обогнать, где не положено... Короче, не считают нас с моим «Фольксвагеном» за людей и всячески притесняют. У нас ведь в России как? Главная дорога у того, у кого машина круче. Вот и приходится овладевать виртуозной ездой, чтобы без потерь делить дороги с «ушастыми отморозками».
— Сам дурак, — буркнула я через стекло мужику в «Тойоте» слева.
Мужик меня, конечно, не услышал (окна по причине холодной погоды были закрыты), но по губам безошибочно прочел все, что я о нем думаю, и обиделся. А я смутилась.
«И чего это я на людей бросаюсь? — подумала я. — Этот в «Тойоте» и не сигналил мне вовсе».
Я виновато улыбнулась мужику, но тот меня не простил и отвернулся.
Макс тоже надулся, но уже по другому поводу, и некоторое время молча глядел в окно. Потом он все же вспомнил, что он большой и сильный мужчина, а я слабая и беззащитная женщина и, сменив гнев на милость, а обиду на великодушие, сказал, что он все, конечно же, понимает, что просто его предложение пришлось не ко времени, и он готов ждать моего ответа столько, сколько потребуется — хоть месяц, хоть год. Такое вот невероятное великодушие. А я,
