и предупреди, что я подъеду, и скажи, где ты ее спрятала. Я быстро туда-сюда… И вернусь.
— Правда, без меня съездишь? Отдохнуть хочу, даже поспала бы…
— Конечно, отдыхай!
— Иди, шепну на ушко, — позвала его Яна.
Яне давно не снились сны, где она летала. Ей вообще или не снилось ничего, или какие-то кошмары. А вот в этот раз приснился потрясающий по пейзажу и объему сон. Она легко парила над землей, покрытой ярко-зеленым ковром из сочной растительности. Небо было иссиня-голубым и чистым, без единого облачка. Состояние свободного парения даже несколько надоело Яне. Она посмотрела вниз, ища место для приземления, и с ужасом увидела, что вместо идеально ровного зеленого луга под ней раскинулось рыжее болото с редкими кочками и подернутыми ржавой ряской топями. Яна была в панике, потому что начала терять скорость и высоту, а под ногами не не видно было ни одного твердого островка земли. К тому же голубое небо мгновенно потемнело и затянулось тревожными грозовыми тучами. Прежняя легкость тела улетучилась. Она не могла больше спокойно и вольно парить и двигалась натужными рывками, снижаясь, почти падая. Болото тягуче, маслянисто всколыхнулось. Впереди образовалась высокая рыжая волна и стала стремительно приближаться. Яна попыталась подняться выше гребня волны, отвернуть от нее в сторону, но ничего не получалось. Возникшее на гребне волны полупрозрачное лицо Петра напугало еще больше. Лицо приближалось, повторяя изгибы волны, и беззвучно шевелило ртом. Яна зажмурилась и отдалась на волю этой жуткой волны, чтобы скорее уж захлебнуться и умереть.
— Вставай! Ты кричишь! Тебе что-то снится? Кошмары?… — тряс ее за плечо Петр, сидя на краю кровати.
— Фу! — перевела дух Яна. — Чуть не утонула! Кошмар!..
— Тук-тук, — заглянул в комнату патологоанатом Витольд Леонидович.
— И ты здесь? — удивилась Яна, стягивая волосы на затылке и зевая. — А что случилось-то? Нет, конечно, спасибо, что вы вытащили меня из ночного кошмара…
— Кошмар у нас с тобой продолжается, — ответил ей Петр. — Теперь в жизни. Напомни, что ты мне шепнула на ушко перед уходом.
— Что флешку вчера кинула в урну, которая стояла на стеллаже в морге. Стеллаж, как заходишь, по правую руку. Позвонила Витольду, чтобы он открыл.
— Да, спасибо! — помахал ей рукой патологоанатом. — Я уже понял, что с твоим появлением с покоем и ночным сном я могу попрощаться.
— Извини! Это Петр не захотел дождаться утра! — ответила Яна, спуская ноги с кровати.
— Что сейчас, что с утра, ничего бы уже не изменилось, — сказал ей печальный парень. — Урны уже нет!
— А куда она делась? — окончательно проснулась Цветкова.
Витольд Леонидович понял, что теперь его выход в прямом и переносном смысле.
— А ты не поняла, куда свое что-то положила? И я, старый дурак, не заметил! Прах умершего спокойно себе стоял на полочке, никого не трогал, дожидался похорон, так ты и его осквернила!
Яна зарделась.
— Не знала, что там прах! Стоит какая-то… ваза! А как она в морге оказалась?
— А где ж ей быть?! — спросил Витольд Леонидович. — Прах, морг — самое место. Не на рынке же.
— В крематории, наверное! — развела руками Яна.
— Мой друг, работающий в крематории, проведя свою работу, принес мне урну три дня назад.
— Почему тебе? Как родственнику, извини, усопшего? — спросила Яна.
— Что, сильно смахиваю на человека, у которого осквернили прах родственника? Поговорил бы я с тобой по-другому, Цветкова. Я вообще считаю, что Мартин с тобой сильно деликатничает. Всыпал бы по первое число! — сильно стукнул патологоанатом кулаком по столу.
— Э! Совсем, что ли? — передернула плечами Яна. — Я это… многодетная мать.
— Ты своим материнским героизмом не прикрывайся! Не поможет! — патологоанатом взглянул на Петра. — Небось, влезла к тебе в душу и завладела предметом.
— Так и было, — кивнул парень. — Убейте, не понимаю, как отдал ей флешку…
— Предатель! — фыркнула Цветкова.
— А потом так раз… — усмехнулся Витольд Леонидович. — И своими пальчиками с вампирским красным маникюром — в прах человека! Мол, я ничего не знаю, ничего не ведаю! Исчадье ада ты, Цветкова!
— Громко сказано, — ответила она. — Может, это ты хочешь прикрыть свои делишки с человеком из крематория? — предположила Яна, вставая и запахивая на себе халат как можно туже.
— Жил-был один человек, родственники у него жили далеко, и было их не так уж и много. И вот этот человек умер. Связались с его родственниками. Охи-ахи оставим за кадром. Родственники вышли на врачей, попросили кремировать родственника, оплатили все дистанционно. Потом слезно попросили где-то немного подержать их урну, пока сами не прилетят за ней в Питер и не заберут, чтобы похоронить на родине. Вот мой приятель и попросил ненадолго, на пару недель, поставить урну у меня. У них в крематории урн много. Чтобы, значит, не перепутать и не потерять. У меня она стояла в гордом одиночестве, и ты даже назвала ее вазой. Я не вижу здесь никакого криминала. Обычное человеческое отношение, помощь.
— Запаивать надо было! — сказала Яна.
— Так запаяли. Вчера вечером, когда за ней родственники приехали. Я отказывался, но они заплатили за беспокойство аж пятьдесят тысяч. Люди, сразу видно, что не бедные, — сказал Витольд Леонидович, нервно прохаживаясь по комнате. — А что там было-то, на флешке?
— Мы не знаем, но что-то очень важное, — ответил Петр, выглядевший бледнее, чем обычно.
Яна чувствовала свою косвенную вину.
— И кто они? Куда уехали? Или, может, здесь остановились? — спросила она.
— Умершего по официальным документам звали Максим Лютиков. Отчество, вроде, Михайлович. А приезжал его брат Лютиков Богдан Михайлович с женой.
— От чего он умер? — спросил Петр.
И вдруг Витольд Леонидович истерично засмеяться, и Яне с Петром какое-то время пришлось подождать, пока он успокоится.
— Максим Лютиков был игроманом, — сказал патологоанатом. — Сначала сосал деньги из родителей, потом его женщины содержали. А он все сидел за компьютером, ел вредную пищу и играл. В итоге остался один, разжирел до ста восьмидесяти килограммов, никого не слушал, лечиться категорически не соглашался. Зарос грязью, сидел и играл…
— На что жил? — спросил Петр.
— Родные, то есть брат, махнули на него рукой… Максим стал его болью. Мать умерла раньше времени от переживания за сына. Последнее время никто ему не помогал. Так он написал пару популярных игр, пару каких-то серьезных программ, за что хорошо заплатили. Ему каждый месяц капали нехилые роялти за использование программ, за покупку и скачивание игр. Максим тратил все на еду да на компьютерное оборудование. Именно за игрой, за компьютером, у Максима Михайловича остановилось сердце. А было ему всего
