Ознакомительная версия.
Асмодей спустился вниз с синяком под глазом, а Яниев звякнул мне на трубку и коротко и страшно проорал: «Еще раз так сделаешь, сука, — контракт порву».
Я очень обиделся, потому что хотел как лучше. С досады я попользовался Асмодеем сам.
На следующее утро мы завтракали с полковником на террасе, когда из караульного домика позвонили по телефону и сообщили:
— Тут к вам дамочка.
Яниев поднял глаза и подавился: по дорожке к нам шла Даша Тхаржевская.
Ничего такого в этой девочке не было: ну, тонкие ножки и синий жакетик на пуговках; но полковник сразу запал на нее, как кошка на валерьянку.
— Здравствуйте, — сказала Даша, — а я вот ехала к подружке и вспомнила, что вы рядом живете. Не возражаете, что я зашла?
— Нисколько, — пробормотал Яниев. Потом он вздрогнул, и уши его стали красные, как пионерский галстук.
— Вы, Василий Александрович, чем-то расстроены? — спросила Даша. — Я не вовремя…
Я понял, что мы сейчас крупно можем поссориться с полковником.
— Ага, он расстроен, — нахально вмешался я. — Он думает, что я грязный колдун, который по ночам привораживает маленьких девочек, заставляя их являться против воли на чужие дачи. Ведь вас послал отец, Даша, а?
Даша потупилась. Но тут уж рявкнул Яниев:
— Да?
Даша опустила головку еще ниже…
— Какой мерзавец! — сказал Яниев. — Посылать свою дочку к старому отставному спецназовцу…
— Ты вовсе не старый, — тихо сказала Даша.
Срок предъявленного Тхаржевскому ультиматума истекал на следующий день, но никаких распоряжений относительно гендиректора Яниев мне не дал. Уж не знаю, кто на него повлиял — Адашкевич или Даша, а только он отстал от Тхаржевского, и мы отбыли в Сибирь, где познакомились с одним директором НГДО и другим директором КПЗ. Директор НГДО оказался человеком понятливым и вник в суть дела настолько быстро, что на десятой минуте нашего разговора спросил у меня, не могут ли кобольды заниматься нефтеразведкой, потому что на нее в первую очередь пришлось урезать ассигнования. Воровство же свое объяснил так: «Слушай, если мне все платить, мне же сто тринадцать процентов от прибыли платить надо! А у меня средний уровень истощения нефтяных полей 85%, и износ оборудования 95%».
Насчет же кобольдов я сказал ему, что это народ до крайности гадкий и злобный, хуже налоговой инспекции, и что заставить отыскать их нефть я, возможно, смогу, но, когда я уеду, они выместят свое зло пожарами и прорывами трубопроводов. Впрочем, я пообещал директору подумать насчет талисмана, который отдаст ему в подчинение кобольдов данного региона.
— Только это очень опасно, — предупредил я, — если кто-то у вас эту игрушку стырит, начнется такое…
Директор НПЗ было уперся. Но, когда он понаблюдал, как гигантский смерч сорвал крышу с нефтехранилища, высосал из круглой цистерны 300 тонн нефти, покрутил их аккуратным кольцом в воздухе и, не пролив ни капли, слил обратно в цистерну, гонору у него поубавилось.
Особенно если учесть, что по документам в цистерне находилось не 300 тонн нефти, а 120. Через неделю правительство издало указ о формировании новой вертикально интегрированной компании; сеть московских бензоколонок у меня оставалась в наследство от Князя. Еще через недельку Яниев объявил о скором обмене акций НГДО[3] и НПЗ[4] на консолидированную акцию холдинга.
Прием по случаю этого события был устроен у меня на даче. Директор «Ячинскнефтегаза» ходил гоголем. Его не очень-то ликвидные акции в последнюю неделю шли у московских брокеров, как горячие пирожки. От правительства было два или три гостя из Минтопэнерго да Адашкевич, который, насколько я знал, и был в этой операции у Яниева главным консультантом.
Тхаржевского среди гостей не было, а вот Даша Тхаржевская была.
Оба директора увели меня в кабинет. Уж не знаю, кто им рассказал о том, как я начинал с рисованных тачек, а только Дачинок (директор нефтедобывающей компании) развернул передо мной заграничный проспект и стал требовать установку горизонтального бурения, а Северников (директор «Раднефтеоргсинтеза») развернул другой проспект и потребовал установку для каталитического крекинга.
— Ты что, Петр Семенович, прямо здесь, что ли? ты ее как в Сибирь повезешь? Директора загалдели хором:
— А вы к нам съездите, Шариф Александрович! А то знаете, какие отсюда железнодорожные тарифы?
— Ну ладно, — сказал я, — буду у вас денька через три и все сделаю в ажуре.
После ухода директоров я подошел к окну и стал смотреть вниз. Праздник был в полном разгаре, столы ломились от еды, и кто-то равнодушно глядел сквозь иллюминатор луны на первых пьяных гостей, падающих на четвереньки, и на голого директора банка, блудящего с парочкой зеленохвостых и черноглазых русалок.
Кто-то вошел в дверь, и я увидел Адашкевича с Яниевым. В руках у замминистра был дипломат, который он и положил на стол.
— Так о чем разговор? — спросил Яниев. Адашкевич раскрыл дипломат: в нем лежали банковские упаковки с долларами.
— Это что такое? — удивился я.
— Моя доля от кредитов Тхаржевского. Из КФБ.
Я протяжно присвистнул. Чиновник бросил на меня взгляд, полный вместе стыда и ненависти.
— Сколько тут? — спросил Яниев.
— Двести тысяч.
— Вы что же, их так и хранили под подушкой?
— Дачу купил. Вчера продал.
— И сколько дач у вас осталось?
— Нисколько. Квартира в Москве. В Бутове. Двухкомнатная.
Признаться, я думал, что Яниев отдаст ему бабки. Ну что «Народному Альянсу» двести штук? Слону дробина. Но Яниев невозмутимо сгреб чемоданчик.
— Спасибо, Виктор Михайлович, — поднялся и был таков.
Адашкевич сидел, закусив губу.
— Ну, и зачем это геройство? — не сдержался я.
— Вы эти деньги требовали с Тхаржевского. А он половину раздал.
— Половину? Это пол-лимона. Здесь двести. Кто получил триста?
- Доносчиком не был и не буду, — процедил замминистра. Я скривился.
— У тебя сколько детей, герой?
— Двое. Машка и Василиса.
— Сколько лет?
— Машка — в третьем, Васька — в шестом.
— Двухкомнатная, — пробормотал я.
Поднялся и вышел на террасу. На душе у меня было так погано, словно я вытащил у Адашкевича эти двести штук утюгом и наручниками.
Кто-то тронул меня за плечо. Я оглянулся. Это была Даша Тхаржевская.
— Привет, — сказал я, — а где твой приятель?
— Мы поссорились, — фыркнула она, — он взял и уехал. Вот зараза! Вы не велите кому-нибудь из водителей отвезти меня домой?
— Вам хочется домой, Даша?
Даша усмехнулась.
— Яниев — он такой пугливый. Можно подумать, это он учится в институте, а не я. Мне не хочется домой. Я там буду лежать и плакать.
— Так оставайтесь, — предложил я.
Утром я уехал в Белый дом, но к обеду вернулся на дачу. Яниев сидел с бумагами в кабинете.
— А где Даша? — осведомился я.
— Уехала, — проговорил Яниев. Он покраснел, как рак в кипятке, а потом пробормотал:
— Понимаешь, я был немножко пьяный… А она… Ну, словом, я принял ее за Асмодея.
А на следующий день, когда я вечерком зашел к Яниеву отчитаться о проделанной работе, из охранного домика позвонили. Я выслушал и приказал:
— Конечно, пропусти.
— Кто там? — поднял голову Яниев.
— Гости.
Через пару минут в кабинет вошли трое.
— Здравствуй, Аладдин, — сказал тот, кто повыше.
— Здравствуй, Карачун.
Яниев блестел глазами из глубины кресла. Он слишком хорошо помнил условия нашего договора. Он мог приказать мне, как обращаться с вице-премьером, но он не мог приказать мне, как обращаться с бандитом.
— Спасибо за приглашение, — сказал Карачун, — на праздник. Жаль, в Париже был, не мог подскочить.
— Твой приход уже праздник, Карачун. Или ты по делу пришел?
— Я слыхал, что ты деньги трясешь с Тхаржевского.
— Я их спрашиваю со всех должников КФБ. Карачун усмехнулся.
— А ведь я тоже должник, — заявил он, — триста кусков мне тогда Тхаржевский отстегнул. Что, и с меня будешь спрашивать?
Я сглотнул. Еще неделю назад я бы поостерегся требовать деньги с бандита, бойцы которого, как правильно отметил в свое время Яниев, могли бы взять Грозный в двадцать четыре часа. Но теперь я вспомнил Адашкевича: это что же, замминистра так и будет ходить двухкомнатным, а Карачун уедет отсюда с бабками, которые ему — на одну сережку для его крали?
— И с тебя, — ответил я.
Карачун подал знак. Один из его подручных бросил передо мной на столик дипломат и раскрыл его. Там были баксы.
— На, подавись, — сказал Карачун, повернулся и пошел к выходу.
У самой двери он задержался, глянул на меня и пробормотал:
— Сбили тебя с толку, Аладдин. А какой ты мог бы быть человек! Тьфу.
Ознакомительная версия.
