Чефуик остановил «Мальчика-с-пальчик» в нескольких метрах позади грузовика. Пока Гринвуд сторожил Проскера в тендере, Дортмундер и Келп вылезли из гидрокостюмов, спустились и установили сходни на нужное место. Чефуик, осторожно маневрируя, задним ходом ввел локомотив в фургон, а Келп и Дортмундер задвинули сходни на место. Келп влез внутрь фургона, Дортмундер закрыл за ним дверь, потом, обойдя фургон, сел в кабину рядом с Марчем.
— Все хорошо? — спросил Марч.
— Никаких проблем.
Марч отъехал и тремя километрами далее свернул на узкую проселочную дорогу, которую они высмотрели неделю назад.
Дорога эта переходила в тропинку, которая углублялась в лес и терялась посреди сухой долины.
Марч завел грузовик как можно дальше, потом остановился.
— Послушайте тишину! — предложил он.
Вечерело, в лесу действительно стояла тишина. Полнейшая тишина — как в сумасшедшем доме после предупредительной пулеметной очереди. Дортмундер вышел из кабины и захлопнул дверцу, будто выстрелил. Марч спустился с другой стороны.
Дортмундер открыл заднюю дверь н влез вместе с Марчем в фургон. Внутренность фургона была освещена тремя лампочками, расположенными на потолке. Локомотив занимал практически все место, оставалось лишь небольшое пространство справа, чтобы можно было протиснуться. Дортмундер и Марч добрались до тендера и влезли в него.
Проскер сидел на ящике с оружием, и выражение невинного сумасществия начало понемногу исчезать с его лица. Келп, Гринвуд и Чефуик стояли рядом.
Дортмундер подошел к Проскеру и сказал:
— Проскер, все ясно, как божий день. Если мы не получим изумруд, ты долго не проживешь. Выкладывай!
Проскер глядел на Дортмундера с видом провинившегося щенка, который случайно наделал мимо бумаги.
— Я не понимаю, о чем вы. Я болен.
Обозленный Гринвуд предложил:
— Давайте привяжем его к рельсам, и пусть по нему пару раз пройдется поезд. Может, он тогда заговорит?
— Честно говоря, меня бы это удивило, — заметил Чефуик.
— Марч, Келп, — сказал Дортмундер, — отведите его в конец фургона и покажите ему, где мы находимся.
Марч и Келп схватили Проскера за локти и стали толкать его по узкому проходу к двери фургона. Они открыли ее и показали ему лес, освещенный солнцем, и, когда он хорошо все рассмотрел, закрыли дверь, втолкнули его в тендер и вновь усадили на ящик с оружием.
— Мы в лесу, не так ли? — сказал Дортмундер.
— Да, мы в лесу. — Проскер кивнул.
— Что такое «лес», ты помнишь? Очень хорошо. Теперь посмотри сюда. Что это за предмет прислонен к борту?
— Лопата, — ответил Проскер.
— Ты вспомнил, что это лопата. Я восхищен. А ты помнишь, что такое могила?
В образе невинной овечки появилась еще одна трещина.
— Вы не сделаете такого с больным, — сказал Проскер и слабо прижал руку к сердцу.
— Нет, — кивнул Дортмундер, — но я сделаю это с мертвым. — Он дал Проскеру несколько секунд для размышления, потом предложил: — Я скажу тебе, что будет. Мы проведем здесь ночь, предоставив полицейским искать локомотив, а завтра уедем. Если ты отдашь нам изумруд, мы отпустим тебя.
Сможешь объяснить, что удрал от нас и ничего не знаешь и не понимаешь, что случилось. Разумеется, ты не произнесешь ни одного имени, в противном случае, мы найдем тебя опять. Ты знаешь, что мы всегда сможем наложить на тебя лапу, куда бы ты не спрятался, так?
Проскер бросил взгляд на локомотив, на тендер, на застывшие лица, окружавшие его.
— О, да, — сказал он. — Знаю.
— Хорошо. Умеешь пользоваться лопатой? — спросил Дортмундер.
— Лопатой? — удивленно повторил Проскер.
— На случай, если ты не отдашь нам изумруд, — пояснил Дортмундер. — Мы уедем завтра утром без тебя и не хотим, чтобы тебя нашли. Поэтому надо вырыть яму.
Проскер облизнул губы.
— Я… — начал он и вновь посмотрел на окружавшие его лица. — Я бы хотел помочь вам. Серьезно. Но я больной человек. У меня неприятности по работе, неверная любовница, личные проблемы, нервная депрессия. Почему же еще я попал в лечебницу?!
— Чтобы спрятаться от нас. Ты сам себя туда засадил. Если ты помнишь, что находился в лечебнице, то можешь также вспомнишь, куда дел изумруд?
— Не знаю, что и сказать…
— Не беда, — сказал Дортмундер. У тебя целая ночь для размышлений.
— Так достаточно глубоко?
Дортмундер подошел и заглянул в яму.
Проскер в своей белой пижаме стоял на дне ямы глубиной сантиметров сорок и, несмотря на утреннюю прохладу, исходил потом. Начинался новый солнечный день, воздух осеннего леса был чист и свеж, но адвокат всем своим видом наводил на мысль о знойном августе.
— Мелко, — неодобрительно покачал головой Дортмундер. — и хочешь лежать в мелкой могиле? У тебя нет чувства собственного достоинства!
— Вы не посмеете убить меня! — задыхаясь, проговорил Проскер. — Ради денег? Человеческая жизнь дороже денег, а вы гораздо человечнее, чем хотите казаться, и…
— Проскер, — оборвал его Гринвуд. — Я могу убить тебя просто потому, что я к бешенстве. Ты меня обманул! Надул меня. Меня! Ты всем доставил массу хлопот, и виноват я. Так что если будешь продолжать притворяться ничего не помнишь, я с удовольствием тебя прикончу.
Проскер болезненно скривился и бросил взгляд на дорогу, по которое они приехали.
— На это не рассчитывай, Проскер — посоветовал Дортмундер, заметивший взгляд. — Если ты стараешься выиграть время и ждешь, пока здесь появятся полицейские на мотоциклах, то ты напрасно надеешься. Мы потому и выбрали это место, что оно безопасное.
Простер внимательно посмотрел на Дортмундера. Лицо адвоката уже утратило выражение оскорбленной невинности; теперь оно выражало раздумье. Проскер с минуту поразмышлял, потом бросил лопату на землю.
— Ладно, — решительно проговорил он. — Вы конечно, меня не убьете, вы не убийцы, но я отлично понимаю, что вы от меня не отвяжетесь. И похоже на то, что мне никто не поможет. Помогите вылезти. Поговорим. Все его поведение резко изменилось, голос стал уверенным, жесты живыми и твердыми.
Дортмундер и Гринвуд протянули ему руки и помогли вылезти из ямы.
— Итак, изумруд, — напомнил Дортмундер.
Проскер повернулся к нему.
— Разрешите задать вам гипотетический вопрос. Оставите ли вы меня без наблюдения до того, как я отдам вам изумруд?
— Это даже не смешно, — сказал Дортмундер.
— Я так и думал, — вздохнул Проскер, разведя руками. — В таком случае, к моему прискорбию, вы его никогда не получите.
— Я все-таки его убью — завопил Гринвуд. Подошли Марч и Чефуик, чтобы послушать разговор.
— Объясни, — велел Дортмундер.
— Изумруд находится в моем сейфе в одном из банков Манхэттена, на углу Пятой авеню и Сорок шестой улицы. Нужно иметь два ключа, чтобы открыть сейф: мой и банковский. Правит предусматривают, чтобы я спускался в бронированную комнату в сопровождении одного из служащих банка. Мы должны быть одни. Перед входом в бронированную комнату я должен расписаться в регистрационной книге, а они сверяют подпись с той, что есть у них в досье. Другими словами, это должен быть я, и я должен быть один. Если я дам вам слово, что не стану просить служащего банка вызвать полицию, пока мы будем там, вы окажете мне доверие, и я не обману вас. Но вы не окажете мне доверия, и я не могу вас в этом упрекать. Изумруд останется в банке, бесполезный для вас и для меня.
— Черт побери, — возмутился Дортмундер.
— Жаль. Мне искренне жаль. Если бы я хранил камень где-нибудь в другом месте, я уверен, мы пришли бы к соглашению. Вы бы выплатили мне компенсацию за убытки и вознаграждение…
— Я сейчас набью ему морду! — взорвался Гринвуд.
— Замолчи, — прикрикнул Дортмундер и обратился к Проскеру: — Продолжай.
Проскер пожал плечами.
— Проблема неразрешима. Я положил камень в такое место, из которого вам его не достать.
— А где ключ? — спросил Дортмундер.
— От сейфа? В моем кабинете в городе. Спрятан. Если вы думаете, что сможете послать кого-нибудь вместо меня, чтобы подделать мою подпись, то я буду играть честно: оба полицейских в банке знают меня лично. Весьма возможно, что ваш человек встретится ни с одним из них, но я не думаю, что вы пойдете на такой риск.
— Дортмундер, — вмешался Гринвуд, — а если этот прохвост умрет? Жена наследует его камень, а мы забираем его у жены.
— Нет, — сказал Проскер, — тоже не пойдет. В случае моей смерти сейф будет вскрыт в присутствии моей жены, двух великих банка, адвоката жены и, вероятно, нотариуса. Боюсь, моя жена не сможет даже забрать камень домой.
— Черт побери! — воскликнул Дортмундер.
— Ты знаешь, что это означает, Дортмундер? — спросил Келп.
— Не желаю и слушать, — сказал Дортмундер.
— Нам придется ограбить банк, — сказал Келп.
— Мне жаль, — деловым тоном произнес Проскер — но выхода нет.
