пачку сигарет.
Это хорошо! Он сможет постоять там, выпуская дым изо рта, совсем как тот старик, как другие люди.
Петюня считал, что он лучше всех других людей, умнее и справедливее – но в то же время ему хотелось быть похожим на них, хотелось не отличаться, быть как все. Эти два чувства плохо умещались в его груди, они теснились там, мешая друг другу, и от этого Петюня испытывал беспокойство.
Он тихонько толкнул дверь.
Дверь негромко скрипнула. Петюня замер, покосился на далекий дежурный свет. Но сестра не услышала скрипа, и Петюня выскользнул на лестничную площадку.
Здесь было очень темно, гораздо темнее, чем в палате или в коридоре.
Петюня встал на том месте, где обычно стоял старик, достал из кармана пачку, вытащил из нее одну сигарету, прихватил ее губами.
Он почувствовал себя очень важным, значительным – в красивом халате, с сигаретой во рту… правда, сигарета у него не дымилась.
Тут он вспомнил, что дым из нее просто так не пойдет, что сигарету нужно зажечь. Но зажечь ее было нечем, в кармане халата не было ни спичек, ни зажигалки. Хитрый старик прятал их в каком-то другом месте. Наверное, он делал так, чтобы навредить Петюне.
Петюня огляделся по сторонам.
Другие люди, когда хотели закурить, просили огонька у других. Петюня представил, как солидно просит у кого-нибудь: «Огоньку не найдется?» Правда, попросить было не у кого…
И тут он заметил, что в углу площадки кто-то есть.
Его глаза привыкли к темноте, и Петюня заметил смутный человеческий силуэт.
– Э-э… – протянул он просительно и сделал шаг к незнакомцу.
Он хотел солидно произнести ту самую фразу, только вдруг забыл ее, и во рту у него оказалась густая каша косноязычия, которая в самый неподходящий момент мешала ему произнести свои умные и правильные слова.
– Э-э… – повторил он.
И тут черный человек сам двинулся ему навстречу, и в его руке что-то тускло блеснуло. Петюня подумал, что этот человек догадался, что ему нужен огонь, и несет ему зажигалку. Значит, это хороший, добрый человек… Петюнино сердце наполнилось благодарностью. Он приоткрыл рот и неуверенно проговорил:
– Ты-ы…
Он хотел сказать – ты хороший, добрый, но в голове его опять что-то замкнуло, и удалось только еще раз промычать:
– Ты-ы…
– Чего? – выдохнуло из темноты, и черный человек сделал еще один шаг навстречу, рука его с тускло блестящим предметом взлетела и тотчас опустилась на бедную Петюнину голову. Петюня хрипло охнул, покачнулся и непременно упал бы на каменные плиты, но черный человек подтолкнул его к лестнице, и Петюня, кувыркаясь, покатился вниз по ступеням.
Когда Петюня докатился до следующей площадки, он был уже мертв.
Утром в отделении начался переполох.
Сестры и врачи ходили озабоченные и расстроенные, завтрак принесли на полчаса позже обычного, да и каша оказалась пересоленной и холодной. Василий Макарович поймал в коридоре процедурную сестру Дарью Романовну и спросил ее, в чем дело.
– Да ничего такого, – ответила та, отводя глаза. – Не волнуйтесь, Василий Макарович, лечитесь. Вам для скорейшего выздоровления необходимы полный покой и положительные эмоции. Хотите, я вам внеплановый сеанс электрофореза сделаю?
Дарья Романовна была женщина основательная, солидная. Рука у нее была твердая, больные никогда не жаловались на ее уколы. Василий Макарович уважал ее за обстоятельность, она же к нему испытывала симпатию. Как уже говорилось, Куликов вызывал доверие у дам среднего возраста и солидной комплекции. Он был вежливым, аккуратным и непьющим.
Нынешним утром Дарья Романовна не улыбнулась Василию Макаровичу, не остановилась поболтать. Он сразу угадал, что ей не до того.
– Я же вижу, что что-то стряслось! – не отставал от нее Куликов. – И Петюня наш куда-то пропал… Дарья Романовна, вы же все знаете! – Он подошел ближе и взял сестру за полный локоть.
– Помер ваш Петюня! – проговорила Дарья Романовна, понизив голос. – С лестницы ночью упал и шею сломал! Все шлялся по ночам, вот и доходился на свою голову!
– Вот те раз! – Дядя Вася поспешил в палату.
А через час в больницу приехала милиция.
Дверь палаты распахнулась, вошел лысоватый мужчина средних лет в незначительном сером пиджаке, оглядел присутствующих характерным милицейским взглядом. За ним шел дежурный ординатор с унылым и расстроенным лицом.
– Здесь лежал потерпевший? – осведомился лысый.
– Здесь, Федор Михалыч! – ответил вместо ординатора Василий Макарович, поднимаясь со своей кровати. – Вот на той самой коечке.
– Куликов? – удивленно проговорил милиционер, разглядывая дядю Васю. – А ты как здесь?
– Да вот, пострадал при исполнении! – Василий Макарович вздохнул. – А ты-то что здесь делаешь? Разве твой отдел несчастными случаями занимается?
Капитан милиции Федор Михайлович Толстоедов работал в отделе по расследованию насильственных преступлений. К ним в отдел попадали убийства, ограбления, изнасилования и прочие тяжкие преступления против личности.
Толстоедов огляделся по сторонам и недовольно проговорил:
– Макарыч, ты же порядок знаешь… не положено с посторонними ход расследования обсуждать!
– Это я посторонний? – обиделся дядя Вася. – Да я в милиции четверть века оттрубил! Ты не забыл, как мы с тобой в девяносто втором Сеньку Таракана брали?
– Ничего я не забыл… – проворчал Толстоедов. – Только ты же понимаешь, мы тут не одни. У вас курить где можно?
– Вообще-то нигде, – вмешался в разговор ординатор. – У нас курить запрещается.
– А если очень нужно?
– Ну, если очень нужно – то на служебной лестнице…
– Как раз на месте преступления! – вздохнул Толстоедов. – Ну, ты как, Макарыч, передвигаться самостоятельно можешь?
– Запросто! – оживился дядя Вася и вместе с бывшим коллегой отправился на лестницу.
– Ты-то будешь? – Толстоедов достал пачку сигарет, вопросительно взглянул на Василия Макаровича.
– Бросил! – ответил тот. – Хоть иногда и жалею. Так, постою с тобой, хоть дым понюхаю.
– Хорошо тебе… – проговорил капитан, нервно закуривая. – Я бы тоже бросил, да только жизнь такая нервная, никак не получается… Между прочим, вот отсюда ваш Петюня и загремел. Тоже курить сюда пришел. Как мы с тобой. По крайней мере, сигарета у него во рту была. Правда, незажженная. Это я к тому, что Минздрав очень правильно предупреждает о вреде курения.
– Так все же это был несчастный случай? – спросил Василий Макарович, глядя на нижнюю площадку, где мелом был обведен силуэт человеческого тела.
– Хорошо бы, кабы так! – вздохнул Толстоедов, стряхивая пепел. – Нам бы меньше головной боли. Так вот не получается. Тут же у вас полное отделение врачей, и они сразу определили, что не просто так этот ваш Петюня с лестницы загремел.
– Что, помог ему кто-то?
– Не только помог. Ему сперва нанесли удар в затылок тяжелым тупым предметом. Этот удар сам по себе
