– Стригите так.
– Но… – попытался возразить мастер.
– Давайте, Пьер, иначе пойду в салон к Звереву.
При упоминании имени конкурента Пьер вздохнул и схватился за ножницы.
– Такие волосы испоганить, – бормотал он, щелкая железками, – любо-дорого смотреть было. Линия, густота, а сейчас! Ужасно вышло, но вы сами хотели.
Я взглянул в зеркало. На меня смотрел незнакомый, коротко стриженный парень. Глаза, оттененные свитером, стали ярко-голубыми, а не серыми, и откуда-то вылез довольно большой подбородок. Высокий лоб, с которого ушла косая прядь волос, оказался широким, а уши прижатыми к черепу. Я внимательно еще раз посмотрел на ушные раковины. Однако, странно. Длинные волосы, спускавшиеся ниже мочек, я ношу всю жизнь. В детстве Николетта завивала мне кудри, но в первом классе с этой ерундой было покончено. Я никогда не стригся коротко по простой причине – с самого раннего возраста я слышал от матушки: «Вава, какой ты лопоухий! Просто жуть».
Кстати, длинные волосы были и у моего отца, что в пятидесятых-шестидесятых годах выглядело эпатажно. Но у папеньки имелась веская причина не обрезать шевелюру. На виске у него сидело довольно большое родимое пятно, стекавшее к щеке, и отец, стесняясь отметины, прятал ее под кудрями.
– Сами хотели, – сердито заявил Пьер, – я предупреждал. Гляньте, какая дрянь получилась, просто браток из криминальной группировки, жуть. Вы, Иван Павлович, человек интеллигентный, воспитанный, светский, и такое с собой сотворили. Ну за каким шутом велели себя обкорнать?
– Спасибо, Пьер, – ответил я и встал, – сколько с меня сегодня?
– Ничего, – буркнул мастер.
– Почему?
– Подарок, как постоянному клиенту.
Я рассмеялся:
– Ну, Пьер, неужели так плохо?
– Николетта меня убьет, – закатил глаза стилист, – с ужасом буду ждать четверга.
Моя маменька раз в неделю моет и укладывает в этом салоне голову.
– Ладно, – усмехнулся я, – Николетта – это серьезно, о ней я, честно сказать, не подумал. Давайте сделаем так. Скажу, что звонил вам и узнал, будто свободное место будет только через десять дней. Ну и пошел в простую парикмахерскую. Сам виноват, дурак.
Парикмахер секунду смотрел на меня, потом улыбнулся в ответ:
– Иван Павлович, сделайте милость, а то ведь Николетта…
– Ни слова больше, – поднял я руку вверх, – я у вас сегодня не был. Главное, чтобы гардеробщица и администратор не проболтались.
– Будут немы, как рыбы, – горячо заверил меня Пьер.
Я положил ему на столик, несмотря на горячее сопротивление, деньги и пошел в туалет. Всю стену мужской комнаты украшает огромное зеркало. Я еще раз глянул в почти незнакомое лицо. Парень начинал мне нравиться все больше и больше. И потом, у него, оказывается, и впрямь волевой подбородок. Я поднял правую руку, отражение послушно повторило действие. И глаза у меня не серые, а голубые… Бежево-коричневые тона просто убивали их цвет, давно следовало покупать более яркие вещи. К тому же у меня совсем неплохая фигура. Многие приятели давно обзавелись брюшком… А на мне великолепно сидят джинсы. Какого черта я не носил их раньше? Отчего постоянно ходил в костюме, при галстуке? Потому что это нравилось матери? За каким бесом я до сих пор слушаюсь Николетту? Давно пора взбунтоваться! Внезапно мне стало смешно. Нацепил брюки из корабельной парусины и получил вместе с ними менталитет подростка. Кстати, я миновал в свое время опасный возраст абсолютно спокойно, не доставляя никому хлопот…
Я усмехнулся, парень в зеркале тоже. А у него приятная улыбка – мягкая, беззлобная, даже беззащитная.
И вообще, несмотря на квадратную нижнюю челюсть, в лице мелькает что-то от мямли. Я прижался лбом к зеркалу, ощутил холод стекла и сказал своему отражению:
– Ну, дружок, не позволяй больше никому звать тебя Вавой.
Агентство «Модес» оказалось возле той же станции метро «Первомайская». Скромная вывеска, даже скорее табличка, украшала самую простую деревянную дверь, ведущую в квартиру. Дверь распахнулась автоматически, на пороге никого не было, очевидно, в конторе не боялись грабителей.
Я увидел обычную квартиру, без евроремонта и роскошных ковров. Сбоку красовалась простая вешалка, напротив – небольшое круглое зеркало. В моем понимании место, где собираются красивые женщины, должно было выглядеть по-иному.
Не успел я крикнуть: «Здравствуйте», как из одной комнаты вылетела молодая женщина с младенцем на руках и, не глядя в мою сторону, закричала:
– Ну, наконец-то! Сколько тебя ждать можно, а? Ребенок весь изорался! Давай, бери коляску, кати во двор, а я его сейчас одену!
– Простите, – оторопел я, – но…
Хозяйка подняла на меня глаза и сказала:
– Ой, извините, я думала няня пришла, с сынишкой гулять, вечно она опаздывает.
Словно услыхав, что речь идет о нем, младенец закатился в плаче.
– Ну-ну, Никитуки, – забормотала мать, – вовсе незачем так орать. Подожди чуток, сейчас эта шалава безответственная явится, и поедешь на улицу, в садик, бай-бай!
Я посмотрел на нее. Маленькая, черноволосая, черноглазая, такая худенькая, что со спины запросто может сойти за подростка.
– Там очень холодно, – решил я предостеречь молодую маму.
– И что? – ответила та.
– Наверное, ребенка не надо в такой мороз выставлять на улицу.
– Так не голым же, – резонно возразила хозяйка, – в двух одеялах и меховом мешке.
В этот момент дверь отворилась и вползла бабка, старая-престарая, шатающаяся от ветхости.
– Явилась, – грозно насупила брови молодая мать, – позволь узнать, где шлялась?
– Гололед на улице, – заныла бабка, – упасть боюсь.
– Выходи пораньше!
– За час выбралась.
– С вечера выползай, – рявкнула мамаша и сунула старухе новорожденного, – держи, а я коляску стащу.
Старушонка вцепилась в ребенка. Тот, словно почуяв, что мать ушла, заорал так, что у меня зазвенело в голове.
– Чего стоишь? – разозлилась старуха. – Вишь, жарко мне, отволоки крикуна в комнату.
И она сунула мне в руки исходившего воплем человечка. До сих пор мне никогда не приходилось держать такое крошечное существо. Я подхватил хрупкое тельце. Младенец, гневно наморщившись, разинул беззубый ротик и, вдруг передумав орать, уставился на меня серо-голубыми глазками. Пару секунд он обозревал незнакомое лицо, потом неожиданно улыбнулся. На его маленькой мордочке появилось выражение искренней радости и удовольствия. Вот уж не думал, что человечек, чуть больше батона хлеба, умеет улыбаться, и так искренне меня никто никогда не приветствовал.
Хлопнула дверь, влетевшая черноволосая девица вырвала из моих рук дите, мигом укутала его в одеяла…
Не боитесь доверять такой пожилой женщине ребенка? – спросил я у матери, после того как бабульку выпроводили на улицу.
Почему?
Вдруг не доглядит за новорожденным?
Пусть только попробует, – рявкнула хозяйка, и тут только до нее дошло, что мы незнакомы. – Вы ко мне? От кого?
Я ищу Галину Селезневу – владелицу агентства «Модес».
Секунду девушка смотрела на меня, потом толкнула одну из дверей и церемонно заявила:
Прошу.
Я вдвинулся в крохотное помещение, основную площадь которого занимал письменный стол с компьютером. Хозяйка села на стул, надела большие очки, указала мне на диван и выдала:
Слушаю, Галина – это я.
А где агентство «Модес»?
Вот, – похлопала Селезнева ладонью по компьютеру, – у вас что?
В каком смысле?
Галя сняла очки.
Ну зачем вам модель нужна? Для рекламного снимка?
Я кивнул.
Замечательно, что продавать хотите?
Это принципиально?
Естественно, – вскинула брови вверх Галя.
Я вытащил снимок.
Мне нужна эта девушка, Катя Кисина.
Селезнева кивнула:
Ладно, без проблем. Цену знаете?
На что?
Послушайте, – начала закипать Галя, – вы полагаете, девушки оказывают услуги бесплатно? Вам придется заплатить мне сто долларов за подбор модели и оплатить последней рабочий день.
Сколько? – поинтересовался я, вытаскивая портмоне.
В зависимости от того, в каких условиях работать, – принялась растолковывать хозяйка «Модес», – где сниматься. Если на улице, в бикини, одно дело, в бассейне – другое…
В декабре, на снегу, в купальнике! Я вздрогнул.
Нет, просто в комнате, у камина, весьма комфортные условия.
Тогда заплатите Катерине сто баксов за день!
Потом Галина сурово оглядела меня с головы до ног и добавила:
Имейте в виду, манекенщицы не бляди, если нужна девка для интимных услуг, ступайте в другое место, у нас только модели, ясненько?
Конечно, конечно, не волнуйтесь. Хотим рекламировать камины, наше предприятие маленькое, не раскрученное…
Давайте сто гринов, – велела Галя.
Спрятав зеленую бумажку в стол, она заметно повеселела и сказала:
Адрес?
Чей?
Ну, естественно, тот, где предполагается съемка.
