Из состояния глубокой задумчивости ее вывел доносящийся из-за неплотно прикрытой двери звук льющейся воды. Вера Анатольевна всплеснула руками и скрылась в ванной.
После услышанной новости по поводу своей собственной кончины я несколько прибалдела. Но, очевидно, человеческое сознание — очень сложная штука. Казалось бы, на меня столько всего свалилось за последние дни, что впору окончательно сбрендить. Ан нет, судьба все время подкидывает очередные подлянки, а я все еще кое-как держусь на плаву. Однако надо что-то делать. Ни за что не поверю, что свекровь расстроилась, узнав, что меня не стало. Скорей мерзкая баба здорово обрадовалась, как будто выиграла главный приз в лотерею. Ужасно захотелось испортить ей радость — заявиться вечером и сказать, чтобы не рассчитывала на мою скорую смерть. И поглядеть, какое у нее будет лицо...
Но по зрелом размышлении я отказалась от этой мысли. Ведь тогда придется разбираться с милицией. Ну, допустим, докажу я, что я — это я, но паспорта-то нету! Сгорел паспорт, придется новый оформлять. То есть не совсем сгорел, он сейчас у ментов. И как я объясню им, что моя сумка делала в квартире Сергея? Да еще эти люди, которые убили Артема и охотились за Оксаной Сережкиной. Они еще на мою голову навязались... Снова мысли ходят по кругу... Посидев немного, я решила, что нужно потихоньку забрать свои вещи, а главное — выцарапать из-за батареи кровные пятьсот баксов. А то вдруг свекровь с великой радости ремонт затеет, и плакали тогда мои денежки.
На этот раз я сама набрала домашний телефон. На немой вопрос Семеныча вполголоса ответила:
— Свекровь сейчас точно на работе, она за последние тридцать лет не пропустила ни одного рабочего дня, вечно этим хвасталась!
Однако дома, судя по всему, не было не только свекрови. Переждав десять длинных звонков, я повесила трубку и тяжело вздохнула:
— Мужа тоже нет. Не попасть мне домой...
— Почему не попасть? — искренне удивился Семеныч.
— Как — почему? Ключей-то у меня нету...
— Ну, ты прямо как дикая какая-то! — поразился санитар. — Как будто без ключей дверь открыть нельзя!
— Что — взламывать, что ли? — перепугалась я.
— Зачем взламывать? — переспросил Семеныч. — Зачем же имущество портить? Аккуратненько открыть можно! У Валерки-слесаря такие отмычки справные есть — любой замок откроют, а у свекрови твоей небось самый что ни на есть простой! Ты же сама сказала — она в библиотеке работает!
Я не совсем уловила связь между работой в библиотеке и замками, но меня больше беспокоило не это, а моральная сторона дела, скорее даже откровенная криминальность предлагаемого Семенычем решения. Словно почувствовав причину моих колебаний, санитар убежденно проговорил:
— Дак ничего в этом плохого нету! Если бы в чужую квартиру, так я бы ни в жисть связываться не стал, а так, к себе домой попасть — это же святое дело! Ты что же, думаешь, Валерка — взломщик, что ли? Он только для того свои отмычки держит, чтобы помочь, если у кого неприятность какая случится. Это, считай, как спасатели из МЧС. Они ведь тоже, когда человек ключи потеряет или, к примеру, замок сломается, могут и отмычками открыть, и высверлить замок, а то и через балкон или через окно пролезут... только они деньги за это большие берут. Вот, у доктора Гизенпузена с урологии сын заснул крепко, а дверь изнутри на задвижку закрыл. Роман Борисович уж и звонил в дверь, и стучал — ноль эмоций, спит сыночек, как хомяк в норе. И по телефону тоже звонили — не снимает... Жена его говорит — может, плохо стало сыночку, нужно спасателей вызывать... Вызвали спасателей, двое парней приехали, молодые, ловкие. «Если, — говорят, — ему и правда плохо стало, так мы с вас и денег не возьмем». Короче, зашли в квартиру этажом выше и оттуда на веревках к Гизенпузенам на балкон спустились, дверь балконную открыли. Тут только парень наконец проснулся, глаза протер — в квартире чужие люди! Он как заверещит — караул, грабят! А спасатели ему — будешь так крепко спать, не только вещи, тебя самого вместе с диваном из квартиры вынесут!
Семеныч ненадолго удалился и вскоре снова пришел со связкой каких-то хитрых железок. Я вздохнула и отправилась вместе с ушлым санитаром «на дело».
К счастью, ни во дворе, ни на лестнице мы никого не встретили, благополучно добрались до дверей квартиры, в которой прошла моя не слишком удачная семейная жизнь. Семеныч вытащил связку отмычек и, что-то бормоча под нос, принялся копаться в замке.
— Ну вот, я же говорил, что никчемный замок у твоей свекрухи! — удовлетворенно проговорил он, когда железка провернулась в скважине и замок благополучно открылся, — ясное дело, коли она в библиотеке работает...
Он распахнул передо мной дверь, деликатно кашлянул и закончил:
— Ну, я тебе, это, мешать не буду. Мне обратно пора возвращаться, жмурики мои небось соскучились...
Я благодарно кивнула ему, вошла в квартиру и закрыла за собой дверь. Деликатность санитара меня умилила. Мне и самой хотелось собрать вещи без свидетелей.
Дверь моей, точнее, нашей с Кириллом комнаты была полуоткрыта. Я вошла туда и поразилось: здесь уже не осталось никаких следов моего пребывания. Всюду стояли только Кирюшины вещи, как будто я никогда и не жила в этой комнате. Открыв шкаф, я удивилась еще больше: на всех полках была аккуратно разложена только мужская одежда, ни одной моей вещички не осталось! Быстро же меня списали!
Я захлопнула дверцу шкафа и огляделась. Где же все мои вещи? Согласна, их и было-то немного, но все же кое-что имелось...
И тут мне на глаза попались два больших полиэтиленовых пакета возле двери. Я заглянула в них и все поняла. Моя драгоценная свекровь уже собрала все мои вещички, чтобы одним махом вынести их на помойку. Чтобы ей уж ничто обо мне не напоминало! Нет, ну до чего милая женщина! Только услышала о моей трагической кончине и уже подсуетилась! Одно хорошо: не успела выкинуть эти пакеты. Так что мне даже лучше, не придется собирать вещи. А самое главное — вот они, мои дорогие, пятьсот долларов в конвертике лежат себе за батареей. На душе сразу полегчало.
Я подхватила пакеты и вышла в коридор.
И тут открылась дверь ванной комнаты и из нее выплыла моя обожаемая свекровь Вера Анатольевна во всей красе. Она была облачена в свой домашний халат, красный в синюю полоску, бесцветные волосы накручены на бигуди, в руках жаба несла полный таз белья, распространяющего удушливый запах дезинфекции. Свекровь выглядела необыкновенно довольной и даже вполголоса напевала популярную песню былых лет «Ландыши, ландыши...».
Видимо, на ее состоянии благотворно сказалось известие о гибели «любимой» невестки.
И тут Вера Анатольевна увидела меня.
Она отчетливо квакнула и позеленела, еще больше сделавшись похожей на жабу.
Обычно противных библиотечных теток называют «крысами», «библиотечная крыса» — устоявшееся выражение, но крыса — она такая тощая, остроносая и подвижная, чего нельзя сказать о моей свекрови. Она все-таки ужасно похожа на жабу, хотя «библиотечная жаба» как-то не звучит.
Таз с бельем выпал из ее ослабевших рук и с грохотом покатился по коридору.
Свекровь открыла рот и по инерции допела:
— Светлого мая привет...
При этом голос ее дрожал, а огромные, выступающие вперед зубы больше, чем когда-либо, напоминали рояльные клавиши.
— Здрассьте! — проговорила я с самой дружелюбной улыбкой и сделала шаг вперед.
Свекровь еще больше позеленела, попятилась, прижавшись спиной к двери ванной, и проговорила едва слышным голосом:
— Танечка, ты не думай, я по тебе панихидку отслужу и свечку в церкви поставлю! Только ты не ходи сюда!
— Вы же культурная женщина, — с укоризной проговорила я, оттолкнув ногой подкатившийся ко мне таз, — в районной библиотеке работаете... неужели вы верите в привидения?
— Не... не верю... — заикаясь, ответила свекровь, — но вот ведь ты... Танечка... ты же пришла...
— Пришла и каждый день буду приходить, — мстительно проговорила я, — чтобы тебе жизнь медом не казалась!
Напоследок я страшно расхохоталась, как панночка в замечательном старом фильме «Вий», щелкнула зубами и выскочила из квартиры.
