В качестве второго препятствия на пути к искусству выступало содержание этого самого искусства. Или, может быть, устарелость моих вкусов. По крайней мере, то, что нам сейчас показывают в кино, мало меня привлекает. Я не в восторге даже от квалифицированно снятых боевиков, что ж говорить о низкопробных… Вид крови вызывает у меня озноб, а эротические сцены — скуку. Короче, в кино я хожу лишь тогда, когда там показывают что-нибудь застойное, виденное мною тысячу раз. А девчонки надеются заманить меня на какой-то американский фильм. Не на такую напали!
— Но это не боевик, — умасливала меня Света, — а нормальный детектив. Как Агата Кристи. Тебе понравится!
— Да? — с подозрением спросила я. — Не боевик? Ты уверена?
Света обиделась:
— Что ж я, врать, что ли, стану?
— Ну, не знаю. Вот, например, моя мама. Ты знаешь, что она сейчас работает контролером в кинотеатре?
— Вроде ты упоминала. Она ведь уже на пенсии?
— Да, — кивнула я, — вот на пенсии она и пошла туда работать. С детства, говорит, мечтала смотреть бесплатно кино, и вот на старости лет сподобилась. Ну, ладно, смотрит она себе кино и смотрит, мне не жалко. А через какое-то время замечаю — речь у нее изменилась. Вместо культурной речи учительницы литературы пошло незнамо что. Фразы она стала как-то не по-русски строить, а иногда такие словечки вставлять, которых раньше и знать не знала. А недавно стала она меня тащить к себе в кино, фильм посмотреть. Такой, говорит, хороший, сейчас редко такие присылают. Веселая комедия с любовной интригой, ни тебе выстрелов, ни эротики. Как раз, мол, для тебя. Я поверила, пошла. Что и говорить, выстрелов действительно не было, поскольку действие происходило в неопределенно древние времена. Поэтому первые пятнадцать минут фильма демонстрировалась битва на мечах между племенем женщин и войском мужчин. Мужчины вспарывали женщинам животы, отрубали головы, которые таскали потом за волосы, и делали еще много тому подобных вещей. Короче, веселая комедия. Ладно, закрыла я глаза, терплю. Жду любовной интриги без эротических сцен. И дождалась! Возможно, сцены изнасилования и не считаются эротическими — тут я не специалист. Но я бы уж предпочла эротику! Ну, а дальнейшее действие происходило в публичном доме, куда девушек загоняли под угрозой смерти. В общем, выскочила я из кино злая, как мегера, и накинулась на маму. Куда, говорю, ты меня заманила! Нарочно, что ли? А она смотрит удивленно и отвечает: «А тебе что, не понравилось? У нас давно не было фильма, где так мало крови.» С тех пор я в кино и не хожу.
— Нет там крови, — вмешалась Настя, — не волнуйся. А если есть, так зажмуришься, и все. Не будь такой врединой! Ты о нас подумай. Это раньше мы могли ходить в кино без тебя, а сейчас не можем.
— Почему? — удивилась я. — Конечно, втроем безопаснее, чем вдвоем, но и вдвоем пройти можно. Местные пристают в основном к тем, кто ходит поодиночке.
— Нет, ты ее только послушай! — гневно обратилась Настя к Свете. — Она ничего не понимает. Она считает, что мы можем бросить ее здесь одну. На растерзание! За кого она нас принимает?
Я оторопела.
— Да вы что! Никто меня не тронет. Я буду в домике сидеть.
— А в соседнем — трое аферистов. И вернувшись, мы найдем твой хладный труп. Как нам потом перед твоей мамой отчитываться? Самим придется руки на себя наложить.
Забота подруг так меня потрясла, что я согласилась-таки на кино. Где наша не пропадала! Едва мы уселись перед экраном, Настя шепотом сообщила:
— И аферисты тоже тут. Раньше они в кино не ходили. Подозрительно…
У меня эти аферисты уже в печенках сидели, поэтому я ничего не ответила. И вот фильм начался. Пожалуй, крови в нем действительно было не очень много, но детективом в стиле Агаты Кристи я бы его не назвала. В нем рассказывалась какая-то неимоверно запутанная история о производстве фальшивых долларов. Поскольку вопрос долларов за последнее время стал для меня весьма актуален, я смотрела не без интереса. Тем более, что главный фальшивомонетчик был одновременно бравым полицейским комиссаром. Образ героя показался мне нестандартным, а его поступки — довольно противоречивыми и свидетельствующими о некоторых потугах сценариста на оригинальность. Герой то устраивал покушения на своих подчиненных-полицейских, то в последний момент спасал их, то ловко прятал печатный станок, то неожиданно сам же раскрывал всем его местонахождение. Трудно было не усомниться в здравости его ума. И слава богу, иначе была бы совсем скукота!
Можно себе представить мою растерянность, когда передо мной на экране упомянутый герой вдруг возник в двух экземплярах. Причем каждый экземпляр стремился нанести увечье другому. При сравнении я с горечью обнаружила, что преступник и комиссар несколько отличаются друг от друга. Просто оба являли собой образец американского супермена с рекламы сигарет и потому показались мне одним и тем же человеком. Что за безобразие! Впрочем, у меня довольно часто возникают проблемы подобного рода. Если представительниц женского пола я различаю с легкостью, то о мужчинах такого сказать нельзя. Нет, не все они для меня на одно лицо, это уж чересчур. Для меня существуют несколько (довольно много) типов мужчин, и в пределах одного типа я почти бессильна их различить. Боже, сколько мук я терплю в начале учебного года, когда вынуждена запоминать студентов нескольких групп, причем в основном парней! Лишь в последний год я дошла до такого гениального изобретения, как краткое, но точное описание каждого студента в тайном блокноте. И то сколько раз попадала впросак. Напишешь: «Черный, усатый, глупый». Глядь — а в группе таких трое. Кто из них был вчера у доски? Или: «Кривоногий, в красном свитере». А красного свитера сегодня нет ни на ком, и ноги все прячут под партами.
Как бы там ни было, герой фильма сильно меня разочаровал. Сюжет тут же потерял налет загадочности и стал до невозможности занудным. Через пять минут я не выдержала.
— Девчонки, неужели вам это нравится?
— Нет, — честно признались мои подруги.
— Так пойдемте отсюда. Лучше чаю попьем. С сушками.
Мы тихонько встали и выбрались в парк. Вот и роковой мост. Какой-то садист недавно здорово его расшатал, и он до сих пор ходит ходуном. Настя со Светой перебрались через него довольно быстро, а я застряла посередине. Я схватилась правой рукой за одну балясину перил, левой за другую (благо мост довольно узкий) и отпустить их боялась. Тем не менее, понимая, что не век же девчонкам меня ждать, я попробовала двинуться вперед — не размыкая рук. Получилось! Правда, избранный мною способ не позволял никому обогнать меня или пройти навстречу, но поскольку народу кругом не было, я могла себе это позволить. Справившись, наконец, с мостом, я радостно ступила на твердую землю, сделала пару шагов — и вдруг почувствовала, что меня схватили и куда-то тащат. Надо закричать — а голос, как нарочно, отказал! Да еще мне, кажется, пытаются зажать рот рукой. «Ну уж, нет! — с яростью подумала я, отбрыкиваясь. — Лезть мне в лицо — это слишком!» И я изо всех сил сомкнула челюсти на мерзкой руке, имевшей неосторожность приблизиться к моему рту. О, какой раздался крик! Мне бы так в жизни не суметь. Он меня сразу взбодрил, и я вспомнила, что мои подруги где-то невдалеке. Раз меня нет, они должны за мной вернуться. Где же они? Неужели меня бросили?
Крик не смолкал. Я, вероятно, впала в состояние бульдога — говорят, сильно сжав челюсти, он не может сам их разомкнуть. Теперь я бульдогов прекрасно понимаю и очень им сочувствую. Кусать руку, да еще неизвестно, мытую ли, не слишком приятно, но по непонятным причинам сжимать зубы все крепче гораздо легче, чем разжать. А челюсти у меня крепкие. Недаром я их постоянно тренирую, тщательно пережевывая различные продукты питания.
Вся сцена длилась, впрочем, не больше минуты. Или еще меньше. Я не следила за временем. Вот совсем рядом возникли мои подруги, я завопила: «Сюда!» Загадочная рука тут же воспользовалась этим моментом и исчезла. Вместе с ней исчез и тот, к кому она прикреплялась.
— Ты цела? — заикаясь и перебивая друг друга, набросились на меня девчонки. — Кто это был? Что ты с ним сделала?
— Челюсть болит, — пожаловалась я. — А вы где были?
— В яме, — пояснила Света. — Еле вылезли. Ой, а ты здесь откуда?
Экстремальность ситуации не притупила мои умственные способности, а, наоборот, обострила. Я сразу догадалась, что последний вопрос обращен не ко мне, и, обернувшись, увидела… Объекта! Вот так штука! На него бы я вовек не подумала.
— Так это ты? — в диком гневе кинулась я к нему. — Ну, знаешь ли! Сейчас же говори! Зачем? Признавайся, а то еще раз укушу! Зачем? Зачем?
Я повторяла этот вопрос, словно заведенная, не в силах остановиться. Ладно, пусть дают мне доллары, пусть даже покушаются, я все стерплю, только пусть скорее объяснят: зачем? зачем?
