Довольный майор задал следующий вопрос:
— А еще говорят, вы как-то следили за вишневым «таунусом» и потеряли его только на Гжибовской.
— Не правда, и вовсе я за ним не следила, ехала себе в книжный магазин, а этот недотепа сам путался всю дорогу у меня под колесами. Потом догадался свернуть, и я избавилась от него. Какой дурак выдумал, будто я следила за ним?
Майор обходил молчанием мои вопросы, упорно придерживаясь своих. Он велел мне подробно рассказать о всех встречах с вишневым «таунусом», а затем об истории с покрышками. Потом принялся дотошно расспрашивать, когда я последний раз побывала в Кракове, Щецине, Лодзи, Гданьске, Закопане, Вроцлаве. Затем сузил круг своих интересов и переключился на ближние подступы к Варшаве, попросив рассказать о моих поездках в Залесье. Я чувствовала, что моя голова начинает постепенно пухнуть... А потом он задал самый главный вопрос:
— Не кажется ли вам странным, что все вертится вокруг вас? Вам звонят, за вами ездят, сообщают ваш адрес, портят вашу машину. Чем вы можете это объяснить?
— Всеобщим помешательством, — раздраженно ответила я. — Люди совершают какие-то совершенно идиотские ошибки. Целая, я бы сказала, серия идиотских ошибок. А чем она вызвана, вам лучше знать.
— Вы называете это ошибками?
— А чем же еще? Как, по-вашему, можно логично объяснить тот факт, что кто-то воткнул мне за дворник записку с сообщением о Рябом?
— Что-что?!
— «Рябой ездит в Залесье», — мрачно процитировала я.
Майор смотрел на меня так, будто я вдруг прошлась по комнате на руках.
— Что это значит?
— Понятия не имею. Не знаю никакого Рябого, и что мне за дело, куда он ездит? Смысла нет, а записка есть.
— А ну-ка, расскажите подробнее, пожалуйста.
Я с удовольствием рассказала. От его вопросов моя голова пухнет, заморочу же и ему голову. Майор слушал с захватывающим интересом и, как мне показалось, с растущим подозрением.
— А что вы сделали с запиской?
— Не помню, может, выбросила, а может, до сих пор вожу ее в бардачке. Если желаете, могу посмотреть.
— Очень желаю. Посмотрите, когда кончим разговор. Вы ездили в Залесье после того, как была обнаружена записка?
— Нет. После не ездила.
— А до этого там бывали?
В голосе майора было нечто, заставившее меня насторожиться. Я перестала бывать в Залесье, получив анонимку на Рябого. Я следила за паршивцем в вишневом «таунусе». Я знала Пежачека и пыталась это скрыть. Никаких ошибок, все делается сознательно, а причины я должна знать...
Подозрение ударило в меня громом с ясного неба. От ужаса я еле могла вымолвить:
— Боже! Неужели вы думаете, что это все я?
— Ну-ка, ну-ка! — подхватил майор. — Что именно «вы»?
— Обираю аферистов и богатых дельцов, нападаю на валютчиков, нелегально переправляю за границу доллары, под видом Вишневского пересылаю их в Национальный банк... И что там еще? Дуткевича, надеюсь, вы мне не приписываете?!
Если я намеревалась заморочить майору голову, то теперь могла быть довольна: похоже, мне это удалось. Но надо отдать ему должное — он взял себя в руки и с обычным хладнокровием спросил:
— Скажите, пожалуйста, откуда вам известно о нападениях на аферистов и валютчиков? Кто вам сообщил об ограблениях дельцов и каких именно? Откуда вы знаете о нелегальной пересылке долларов за границу?
Наконец-то я почувствовала под ногами твердую почву. Видимо, моя дырявая концепция не была такой уж глупой. И голова заработала снова. Дело, правда, усложнял тот факт, что меня подозревают в тяжких уголовных преступлениях, но зато появилась надежда договориться с майором. Главное, в голове прояснилось, теперь можно мыслить логично. Ну что ж, поговорим.
К сожалению, я немного испортила начало, так как у меня непроизвольно вырвалось:
— Лялька была права. Выходит, и в самом деле на черном рынке орудует Арсен Люпен.
Естественно, майор тут же вцепился в меня:
— Соблаговолите объяснить, что именно вы имеете в виду.
— Извольте, соблаговолю. — Я закурила и начала:
— Своими вопросами вы мне многое прояснили, теперь наконец я стала кое-что понимать. Правда, вы превратно толкуете мою информированность о нападениях, краже и контрабанде, объясняя ее моим личным участием в этих преступлениях. Так вот — их совершала не я. А узнала о них лишь благодаря тому, что я не милиция...
— Как это понимать?
— Очень просто. Между собой люди говорят о многом таком, о чем никогда не сообщат в милицию. Я могу вам рассказать все, что знаю, но тоже частным порядком, ибо официально все равно не получится. Если вы начнете этих людей допрашивать официально, они ничего вам не скажут, от всего отопрутся. Я сама официально отопрусь. Уж очень мне не хочется снова латать покрышки. Так что решайте.
Майор немного поторговался, но, так как формалистом он не был, согласился нашу беседу считать частным разговором между двумя знакомыми людьми.
В частном разговоре со знакомым майором я поведала ему об ограблении виллы Ленарчика, потом виллы Дромадера, об автомобильных махинациях Пежачека и Квачковского, об известных мне случаях нелегальной пересылки долларов за границу, добавив, что, хотя и не знаю масштабов контрабанды, уверена, она является следствием паники среди валютчиков. Я честно призналась майору: о кражах я узнала от третьих лиц — не говорить же, что подруга насплетничала! — а тот факт, что пострадавшие — мошенники и темные дельцы, вычислила сама путем дедукции.
Скромность не помешала мне отметить произведенное на майора впечатление. Мои рассуждения были восприняты почти как сенсация века. Тем неожиданней прозвучал его вопрос:
— А почему, собственно, вы мне все это рассказываете?
Вот тебе и на! Нет, с милицией все-таки трудно разговаривать. Получается, выкладываешь все как на духу — и в результате тебя же только больше подозревают!
— А потому, пан майор, чтобы помочь вам распутать это запутанное дело. Ведь я же вижу, что вы меня в чем-то подозреваете, поэтому в моих интересах быстрейшее раскрытие дела. Узнаете правду — и тем самым с меня автоматически снимется вина. А еще я вам чистосердечно рассказываю все в надежде и от вас кое-что узнать. Поверьте, происходящее интересует меня не меньше вас, мне совсем не нравится быть замешанной в том, о чем я не имею ни малейшего понятия.
— Разве вы не можете обо всем просто узнать от своих знакомых?
— Обо всем не могу. От знакомых я узнаю по кусочку, и это лишь еще больше меня запутывает. Обо всем знаете лишь вы.
— Ха-ха! — вырвалось у майора с горьким сарказмом. — Я все знаю! Нашли время шутить!
— Какие там шутки! Мне тоже не до них. Почему вы считаете, что все эти преступления совершают мои знакомые? Были они до сих пор порядочными людьми, а тут что-то на них нашло? Интересно, с чего бы?
— Вот-вот! — подхватил майор, вмиг забыв о горьком сарказме. — Именно, с чего бы? Что-то произошло, и я головой ручаюсь — вы знаете что. Ведь вам известно много, поразительно много, и все через ваших знакомых. Постарайтесь вспомнить событие, которое настолько повлияло на них, настолько изменило характеры, что заставило пойти на преступление. Ну?
— Не знаю ничего такого, — мрачно ответила я. О тайне Мартина я майору не сообщила, решила не выдавать ее ни за какие сокровища в мире, раз уж обещала. Не сообщила и о вонючке, о ядерщиках, о знамени, но вряд ли все это можно зачислить в разряд событий. — Да, вот вы сказали: заставило их пойти на преступление. О каком преступлении вы говорите? Если об убийстве Дугкевича — исключено. Ни один из моих знакомых не способен на это. Другое дело — валютчиков обирать, но тоже сомневаюсь, ни один из них для этого не годится.
— Может, сам и не годится, так наймет таких, что годятся.
— Таким надо платить. Откуда им взять деньги?
— И вы считаете, что, например, пану Ракевичу тоже неоткуда взять?
Я задумалась. Если честно, Гавел частично соответствовал образу предполагаемого злоумышленника, но только частично, поэтому было бы непорядочно все подозрения направлять на него.
— Пан Ракевич найдет, откуда взять, — пришлось признаться. — Но я не вижу абсолютно никакой причины, ради которой он, умный и расчетливый, ввязался бы в эту глупую историю. Зачем ему это? Такой риск, такие хлопоты, столько опасностей — и ради чего? Денег у него и так куры не клюют. А если даже Гавел и ввязался, то как вы объясните деятельность благородного Вишневского? Здоровая конкуренция?
— Надо различать две стороны аферы, — вдруг сказал майор, напряженно вглядываясь в какую-то точку за моей спиной. — Одна охватывает черный рынок и его деятелей, другая крутится вокруг вас. Где-то они сходятся, стыкуются, так сказать. Я твердо уверен, мне вы не сказали правды, что-то скрываете, готов даже допустить — скрываете неумышленно. Рассказали вы порядочно, благодаря вам для меня многое прояснилось. Что ж, подожду, может, припомните и остальное. И очень просил бы сделать это поскорее. А сейчас я спущусь вместе с вами за запиской.
