Ознакомительная версия.
Маленькая щуплая девушка, до подбородка закутанная в одеяло, заплакала так горько и безнадежно, что я испугалась, вошла, захлопнула дверь, села на жесткую постель и хотела погладить Светлану по голове.
Воспитанница Кати отпрянула в сторону и стукнулась о стену каюты, которая была мала даже для кошки.
– Плиз, плиз, плиз, – частила она. – Екатерина Максимовна, поверьте! Разве я могу вас обмануть? Ничего я не знала о Лизкиных планах!
Лишь услышав имя Самойловой, я сообразила: девочка находится в состоянии шока, неудивительно, что ее нервная система дала сбой. Обе подруги, Ирина и Лиза, в морге. Светлана не знает о смерти воспитанниц, но ее, наверное, испугало сообщение о карантине. Бедная девочка, о ней все забыли, никто не позаботился о сироте. Однако Катя не столь уж и милосердна: взяла ребенка на прогулку по реке и абсолютно им не занимается.
Я попыталась обнять Свету.
– Тише, милая, все хорошо!
Но девочку затрясло, как мышь, попавшую в грозу, она натянула одеяло на голову и зашептала:
– Екатерина Максимовна, я не Лиза! Я на такое не способна! Я в первую очередь вас люблю! Вы для меня мать родная! Честное слово! И Василия Олеговича обожаю! Но вас больше!
Я осторожно погладила ее сквозь тонкую байку.
– Сделай одолжение, сбрось одеяло и объясни мне, почему ты нервничаешь. Может, я тебе помочь смогу?
Край застиранного старомодного пододеяльника с большим круглым вырезом посередине приподнялся.
– Вы кто? – донеслось из норки.
– Виола Тараканова, – представилась я, – подруга Юры Шумакова.
– Не Екатерина Максимовна? – допытывался испуганный голосок.
– Конечно, нет, – терпеливо уточнила я.
Светлана села.
– Вы писательница! Вас еще как-то по-другому называли в столовой.
– Арина Виолова. Но это не настоящее имя, а псевдоним.
– Что? – не поняла Света.
– Псевдоним, – повторила я непонятное ей слово. – Иногда литераторы ставят на обложках книг выдуманные фамилии.
– Вспомнила, – кивнула Светлана. – Пока вы не приехали, мы сидели на палубе в шезлонгах. Женщина, у которой дочка психическая, сказала: «У нас здесь скоро появится звезда, Арина Виолова, ее даже члены правительства читают». А Екатерина Максимовна ответила: «Отрадно узнать, что наши министры грамотные люди, но если они увлекаются Виоловой, понятно, по какой причине в России постоянный кавардак. Убогие книжонки обожают только нищие духом».
– Очень мило, – сказала я. – Екатерина Максимовна, похоже, редкая лицемерка. В глаза хвалит, а за спиной говорит пакости.
Светлана схватила меня за руку.
– Вы знакомы с президентом?
– Нет, – засмеялась я, – не имела чести.
– Жаль, – пригорюнилась Света. – У меня к нему просьба есть, он один способен мне помочь.
– У тебя проблема? Если хочешь, можешь мне все рассказать, вероятно, для ее решения глава государства не понадобится, – серьезно сказала я. – Что стряслось?
Света сложила тонкие, почти прозрачные руки поверх одеяла.
– Вы дружите с Екатериной Максимовной?
– Увидела ее на теплоходе впервые, она производит приятное впечатление, – дипломатично ответила я. – Занимается благотворительностью, основала приют, где ты живешь. Не всякая богатая дама станет тратить время и средства на чужих детей, основное большинство предпочитает бегать по тусовкам и изображать из себя меценаток на светских мероприятиях. Довольно часто глянцевые журналы устраивают акции что-то типа «нарисуй свой портрет». Селебретис хватаются за кисти с красками, малюют картины, а потом позируют около них, улыбаясь фотографам. В результате у журналистов появляется очередной повод для статей, борзописцы довольны. Звезды и светские персонажи продемонстрировали себя с лучшей стороны, увидели свое изображение в прессе и тоже испытали положительные эмоции: приятно чувствовать себя благодетелем, чья физиономия красуется на обложке. Ужасные картины певиц и телеведущих покупают их мужья или спонсоры. В недоумении остаются лишь те, кому обещали передать крупные суммы: деньги так и не добрались до адресатов, растаяли по дороге от аукциона до приюта в тридесятой области тридевятого района. Обычно получается именно так. А Катя реально помогает сиротам, она хороший человек.
– Ага, – еле слышно сказала Света. – Самойлова супер, а мы, воспитанники, нищие, кое-кто даже настоящей своей фамилии не знает!
– Человек не выбирает родителей, – вздохнула я. – Это как выигрыш в лотерее: кому машина, а кому шариковая ручка. Любой может подняться из пропасти к вершине.
– Слышала это уже, – сердито отмахнулась Света. – «Дети, учитесь хорошо, тогда получите шанс поступить в институт и перед вами откроется весь мир».
Я погладила ее по голове.
– Вероятно, сейчас подобные речи кажутся тебе идиотскими, но пройдет лет десять, и ты поймешь: есть время разбрасывать камни – и есть время их собирать. До двадцати пяти тебе придется упорно набираться знаний, и только потом потраченные усилия начнут оправдываться.
– Хорошо вам болтать! – фыркнула Света. – Небось родились в богатенькой семье, папа с мамой в рот доченьке ложки с икрой запихивали, дорогу вымостили: школа – институт. Деньги лопатой гребете!
– Никогда не суди о людях по первому впечатлению, – укорила я обозленного на весь мир тинейджера. – Я никогда не видела свою мать, она сбежала от новорожденной дочери. Не удалось мне до зрелых лет познакомиться и с отцом, он коротал срок на зоне.
– Так ты детдомовская? – сразу стала фамильярной Света. – Вау! Круто поднялась!
Я поудобнее устроилась на ее кровати.
– Нет, меня воспитывала Раиса, большая любительница залить за воротник, но добрая и ответственная женщина. Я в детстве не особенно ее любила, не понимала, что Раиса спасла меня от приюта, в котором мне жилось бы намного хуже, чем дома. Лишь спустя много-много лет я по достоинству оценила тетю Раю, жаль, не могу сказать ей слова благодарности. Вероятно, ты тоже когда-нибудь сообразишь: Катя старалась заменить вам мать.
Светлана разгладила на коленях одеяло.
– Раз ты тоже сирота… то…
– Говори, не бойся, – кивнула я. – Люди, которые росли без родителей, всегда поймут друг друга. Кто тебя обидел? Почему ты так перепугалась, когда я случайно вошла? Ты ведь приняла меня за Екатерину Максимовну? Кстати, извини, я-то искала кладовку.
Света почесала кончик носа.
– В нашем приюте живут одни девочки, мальчишек нет. Разве это не странно?
Я пожала плечами.
– Думаю, Катя побоялась иметь дело с хулиганистыми подростками, не захотела возиться с пацанами, ей легче и приятнее с девочками.
– Во! – подняла палец Света. – В точку. Добавьте еще сюда слова: беззащитными и глупыми. Кто попадает в приют?
– Наверное, сироты? – предположила я.
Светлана захрустела пальцами.
– Ребят, у которых никого нет, мало. Обычно либо мама, либо бабушка, либо хоть тетя завалященькая есть. Родственники ханку жрут, дерутся, их родительских прав лишают, а детей государству отдают. Еще вариант: мать сама притаскивает младенца в приют, сдает на пару лет, говорит, материальное положение тяжелое. В родильных домах новорожденных бросают. Кое-кому везет, иногда их берут в семью, но новые родители хотят, чтобы дети были здоровые, красивые, талантливые, умные и без родственников. Можно подумать, что их собственный ребенок получился бы супер-пупер. Если ты решил забрать человека из приюта, хватай первого попавшегося, а то выбирают, как мясо на базаре! Вот насчет родичей я их понимаю. Кому охота с ними разбираться! Подрастет приемыш, ты к нему привыкнешь, денег в него вложишь кучу, и вдруг – тук-тук, войдите, мамашка с зоны приперла! Приятно?
– Нет, – признала я.
– Екатерина Максимовна занимается только полными сиротами, – продолжала Света. – Ну чтобы вообще никого не было! Круто?
– Сама только что говорила про мамашку с зоны, – напомнила я. – Самойлова считает воспитанниц своими детьми, бережет себя от отрицательных эмоций.
– Ха! – подпрыгнула Света. – Ни фига ты не понимаешь! Катька забирает семи-восьмилеток без приютского опыта, с такими легко справиться.
– Не поняла, – протянула я.
– Проще только батон откусить, – хмыкнула Света. – Ну, смотри. Если тебя с пеленок через дом малютки в интернат отправили, небось ты ко всему привыкнешь. Начнут наказывать, ты даже не чихнешь, воспитатели везде одинаковые. Если не слушаешься – еду отнимают, в карцере запирают, ремнем лупят, одежду новую не дают. К третьему классу тебе все по фигу, ну унесли суп, и чего? А вот домашние дети, у которых, допустим, папа-мама в аварии погибли, те будут в шоке. Жили раньше в красивой комнате с игрушками, капризничали, от шоколадных конфет морды отворачивали, и вдруг бумс! Закончилась пруха! Ложись дрыхнуть десятым в спальне, жри дерьмо, мойся холодной водой, слушай вопли няньки. Мы спокойны, а они в истерике, потому что страшно. Старшие им дедовщину устраивают, домашних никто не любит, их каждый поколотить готов.
Ознакомительная версия.
