Служба в русской церкви — зрелище необыкновенное. Литургия еще была в полном разгаре, когда мы ушли из храма часа в два ночи. Мы сели в забегаловке на 14-й улице, заказали кофе и стали пожирать друг друга глазами. Я поинтересовался у Федры, откуда она родом и где живет. Она процитировала древнего поэта: «Пришла как вода, уйду как ветер». И, уже совершенно конкретно, добавила, что сейчас у нее нет крыши над головой. Она жила в коммуне хиппи на Восточной 10-й улице, но как раз в тот самый вечер съехала от них. Хиппи все время торчали под наркотой, никто ни фига не делал — и ей это обрыдло.
— Переезжай ко мне, — предложил я.
— Хорошо.
— Живи со мной и будь моей любимой! — пропел я.
— Ладно.
Всю дорогу в такси от Южного Ист-Сайда до Северного Ист-Сайда ее головка покоилась у меня на плече.
— Я должна тебе кое-что сказать. Я Федра Харроу. Мне восемнадцать лет.
— Вдвое моложе меня! Ты веришь в нумерологию? По-моему, тайный смысл тут просто поразительный…
— Я девственница.
— Это необычно.
— Знаю.
— Мм…
Я почувствовал ее ладонь на своей руке.
— Я ничего не имею против секса, я не фригидная, не лесбиянка или что-то такое… Но я не люблю, когда меня пытаются соблазнить или уговорить. Все мужчины только этого и добиваются…
— В это несложно поверить!
— … но я хочу не этого. Не сейчас. Я хочу повидать мир. Я хочу дойти до всего своим умом, я хочу повзрослеть. Ой, что-то я разболталась. Стоит мне много выпить, как я начинаю много болтать… Но я хочу, чтобы ты понял. Я готова быть с тобой, жить с тобой, если ты этого сам хочешь. Но мы не будем заниматься любовью.
В тот момент, когда Федра выпалила эту маленькую речь, меня больше всего занимала мысль: а она сама верит в то, что говорит? Я-то не поверил. Если хотите знать, я даже не поверил, что она девственница! Мне всегда казалось, что девственница — это что-то такое из области мифологии или палеонтологии. В моем понимании девственница — это семилетняя девчушка, которая бегает проворнее своего старшего брата.
Словом, по дороге домой я предвкушал, как мы продолжим совместное празднество, посвященное приходу весны. Я превращу свою холостяцкую кушетку в двуспальную кровать, заключу эту удивительную юную красотку в свои объятья — ну а дальше можете дополнить эту дивную картину любыми смачными подробностями по своему разумению.
Но даже самые тщательно выверенные планы не всегда поддаются практической реализации. План «Федра», во всяком случае, провалился. Оказавшись у себя в квартире, я с ужасом обнаружил, что он не лгала мне. Федра и впрямь оказалась девственницей и имела намерение остаться в этой касте на протяжении обозримого будущего. Она изъявила готовность спать со мной в одной постели с тем пониманием, что мы будем делить пространство моей кровати чисто платоническим образом и что она отвергнет любое мое посягательство сексуального свойства.
Словом, я разложил свою кушетку и превратил ее в двуспальное ложе, как и было задумано, уложил гостью спать, а сам отправился на кухню, сварил себе кофе и стал хватить одну книгу за другой. Глаза различали буквы, которые мозг отказывался связывать в слова и фразы. Просто она сейчас не в настроении, заверял я себя, или у нее этот самый ежемесячный недуг. Это пройдет.
Ни черта не прошло. Федра прожила в моей квартире около месяца, который стал самым мучительным месяцем в моей жизни. Во всем остальном о такой гостье в доме можно было только мечтать. Она развлекала меня, когда мне становилось скучно, не приставала, когда мне требовались тишина и покой, охотно хлопотала у плиты и ходила за покупками, да и для Минны стала закадычной подружкой. Если бы удовольствие, которое доставляла мне Федра, имело чисто сексуальную природу, я бы быстренько постарался от нее избавиться. Если же, с другой стороны, она бы не была настолько привлекательной и желанной, я вполне бы смог свыкнуться с тем, что наши отношения были «как у братика и сестренки», которые ей хотелось сохранить и впредь. Если у вас отсутствует комплекс насильника, то вы воспринимаете сексуальное влечение как в основе своей взаимное чувство. Похоть не может долго оставаться улицей с односторонним движением.
По крайней мере, мне так всегда казалось. А теперь нет. С каждым днем я все больше и больше хотел эту сучку-монашку, и с каждым днем становилось все очевиднее, что эта Федра не про меня… Самоочевидное умозаключение — что мне следует найти другую особь женского пола с более реалистичным взглядом на мир и секс — срабатывало в теории лучше, чем на практике. Я же не был, увы мне и ах, желторотым юнцом, которому достаточно абы как удовлетворить раздухарившуюся похоть. Существует масса способов уладить эту острую проблему, но только не в моем случае. Когда у влечения есть определенный объект, его не обманешь никакими подменами. В этих подменах не больше смысла, чем в предложении буханки хлеба умирающему от жажды.
Так продолжалось двадцать четыре часа каждый день в течение месяца, и если вы сейчас подумали, что от этого можно сойти с ума, то, видимо, вы наконец-то начали постигать весь кошмар моего положения. После нашей первой ночи Федра переехала в комнату к Минни и стала спать с ней в одной кровати, так что по крайней мере я уже не подвергал себя мукам, глядя на нее спящую. Но тем не менее само ее ночное присутствие наполняло всю мою квартиру каким-то особым эфиром, отчего у меня мутился рассудок.
Но я даже не мог заговорить об этом с Федрой, не то что попытаться объясниться. Любая беседа на эту тему только обостряла мое неудовлетворенную похоть и ее чувство вины, но от этого наша тупиковая ситуация отнюдь не приближалась к своему логическому разрешению.
— Так нельзя, — говорила она. — Я не могу здесь больше находиться, Эван. Ты так хорошо ко мне относишься, и с моей стороны это просто нечестно. Я съеду.
Но я начинал уговаривать ее остаться. Я боялся, что когда она уедет, я ее потеряю. Рано или поздно, думал я, либо она капитулирует, либо я перестану ее хотеть. Но не происходило ни того, ни другого. Наоборот, я был похож на раненного в ногу солдата, которому суждено всю оставшуюся жизнь хромать, лишь на время забывая о боли.
Ну что за черт! Я хотел ее, но она была недоступна. К концу месяца я просто привык к такому положению вещей. И вдруг в один прекрасный день Федра заявила мне, что нам надо расстаться, потому что она уезжает из Нью-Йорка. Она и сама толком не знала, куда. Я ощутил одновременно чувство утраты и свободы. Она же вдвое моложе меня, говорил я себе, она безнадежная неврастеничка, и ее невроз, похоже, заразен, и как я ни люблю ее, пора бы от нее избавиться! Итак, она уехала, квартира на время опустела, но потом пустоты вновь как не бывало. Ее ненадолго заполнила девушка по имени Соня.
И вот теперь середина октября — единственного месяца в году, когда в Нью-Йорке можно жить. Воздух становится чистым и прозрачным, ветер дует в сторону океана и уносит прочь городской смрад, и в ясные дни небо приобретает лазурный оттенок. Весна была дождливой, лето душным, и судя по всему, зима обещала быть как всегда отвратной, но нынешний октябрь был именно таким, каким он и привиделся авторам шлягера «Осень в Нью-Йорке». Я целый год ждал именно такого вот нью-йоркского октября…
Но не тут-то было. Неделя еще не успела закончиться, как я уже очутился по другую сторону Атлантики.
На четвертый день моего пребывания в Лондоне шел дождь. Вообще-то с того момента, как я сошел с трапа самолета, дождь моросил более или менее постоянно, иногда сопровождаясь туманом, иногда нет. Я вернулся в квартиру Стоуксов в начале седьмого утра, оставил сушиться зонтик, который Найджел всучил мне утром, и пошел на кухню. Джулия вертелась около плиты, а я стал вертеться около Джулии, пытаясь согреться и от жара плиты, и от тепла ее тела.
— Я завариваю чай, — сказала она. — А Найджел вроде как бреется. На улице жуть?
— Да!
— Успехи есть?
— По нулям.
Она разливала чай, когда вошел ее братец. Ему чуть за сорок, Джулия — на десять лет младше. Густые, с завитыми кончиками, как у королевского гвардейца, усы, делавшие его еще старше, появились у него на физиономии недавно. Он отрастил их специально для роли в каком-то водевиле, который шел уже несколько недель в Вест-Энде, и собирался сбрить их сразу после закрытия спектакля. Судя по рецензиям в газетах, этого следовало ожидать очень скоро.
— Ну-с, — пробасил он, — как твои успехи?
— Никаких, увы.
— И погодка — дрянь для удачной охоты, а? — Он бросил в чай сахару и намазал маслом ломтик хлеба. — Куда сегодня ходил? В аналогичные места?
Я кивнул:
— Туристические бюро, агентства по трудоустройству. Я обошел, наверное, половину частных гостиниц на Расселл-сквер. И там мне, можно сказать, повезло. Я нашел место, где она жила перед отъездом из Лондона. Федра снимала комнату в доме рядом с Музеем. По датам все сходится: она выписалась шестнадцатого августа, но не оставила никакого нового адреса, и там никто понятия не имеет, куда она могла отправиться.
