Ознакомительная версия.
Меня охватил приступ раздражения. Слишком много в последнее время всего навалилось – Мишкина подозрительная авария, вся эта петрушка с «Домовенком»… И в довершение всего я имею на руках доказательство, что мамулин разлюбезный Петр Ильич самым вульгарным образом ее обманывает. Но, с другой стороны, если я сейчас ворвусь к нему в комнату, брошу билет ему в лицо и потребую объяснений, старый хитрец от всего отопрется. Скажет примерно так, что билет не его, он понятия не имеет, как этот билет попал в карман пиджака и вообще: «Я не я, лошадь не моя, и сам я не извозчик».
И я точно знаю: мамуля ему поверит безоговорочно, а мне устроит развеселую жизнь. А ссориться с мамулей сейчас я не в состоянии – нервы натянуты до предела из-за беспокойства за Мишку.
Воровато оглянувшись, я спрятала билетик в карман халата, решив придержать доказательство двуличности Петра Ильича до более подходящего случая.
За завтраком мамуля выглядела озабоченной.
– Петр Ильич нездоров, – сообщила она таким тоном, каким, наверное, придворные сообщали о недугах высочайших особ, – постарайся не шуметь, у него очень болит голова.
Я пожала плечами: шуметь я и вовсе не собиралась, а собиралась уйти из дома через полчаса после мамули.
Мамуля ушла, Петр Ильич из своей комнаты так и не выходил и не подавал никаких признаков жизни, а я спохватилась, что забыла поговорить с мамулей о тряпках. Дело в том, что вчера вечером Кап Капыч дал мне дельный совет.
– Александра, – сказал он, отведя меня в сторонку, – тебе нужно сменить имидж.
– Чего-чего? – возмутилась я с ходу. – Мишка в больнице в тяжелом состоянии, а ты предлагаешь мне думать о тряпках?
– И о косметике, – очень серьезно подтвердил Кап Капыч. – Ты пойми, девочка, – продолжал он помягче, – это очень серьезно. Ведь вы с Михаилом работали над этим делом вместе, стало быть, тебя тоже могли срисовать…
– Кто? – задала я глупейший вопрос.
– Злоумышленники, – терпеливо объяснил Петя, – те, кто устроил аварию Мишке.
– Если они хотели заткнуть мне рот, то уже опоздали, – завелась я, – потому что «бомба» уже напечатана!
Но как видно, не зря Кап Капыч столько времени давал советы женщинам на своей дамской страничке. Ночью я обдумала его предложение и пришла к выводу: он прав – мне надо изменить внешность. Допустим, меня тоже захотят убить. И будут ждать, когда из подъезда выйдет незаметная тихоня в джинсах и простенькой курточке. А вместо этого наденем что-нибудь экстравагантное и спокойно пойдем, как человек, которому некого бояться и нечего скрывать.
Но мамуля заморочила мне голову своим сердечным другом, так что я забыла спросить разрешения воспользоваться ее гардеробчиком. Ну забыла, и забыла – возьмем без разрешения…
Я долго рылась по шкафам и, наконец, остановила свой выбор на коротеньком пальтеце из меха искусственного жирафа и высоких черных сапогах. Накрасилась посильнее, голову повязала черным шелковым платком – честное слово, родная мать узнала бы меня с трудом!
Затянув пальтишко поясом потуже – с талией у мамули было все в полном порядке, – я хотела постучать к Петру Ильичу и спросить, не нужно ли чего-нибудь, но вспомнила мамулину просьбу не шуметь, еще раз пожала плечами и вышла из квартиры.
Леопольдовна в кухне смотрела сериал и даже не вышла меня проводить.
Не успела я далеко отойти от нашего подъезда, как подвернулся каблук на мамулином шикарном сапоге. Очевидно, таким образом он выражал свое возмущение сменой хозяйки. Чертыхнувшись, я пропрыгала на одной ноге в сторону от дорожки, прислонилась к стене и сняла сапог, чтобы разобраться в масштабах трагедии. Каблук в общем-то держался, только ходить нужно было осторожнее. Я усмехнулась: мамуля-то умеет заставить вещи служить ей с радостью, чего не скажешь обо мне. Но… в жизни всегда есть место подвигу! Я решила, что укрощу проклятые сапоги, чего бы мне это ни стоило.
Вдруг снова хлопнула дверь нашей парадной. Я оглянулась и увидела, что из нее вышел Петр Ильич собственной персоной. Вид он имел совершенно здоровый, бодрый и энергичный, только несколько воровато оглядывался. Так-так, стало быть, опять врет. Никакая голова у него не болит, вон как припустил.
Я удачно скрывалась за густым кустом барбариса (осенью я ничего не имею против этого куста, он ведь не цветет), и престарелый конспиратор меня не заметил. Он решительно направился к остановке троллейбуса, и я, забыв о капризном каблуке, захромала следом – его поведение вконец меня заинтриговало, да еще и найденный вчера билет усугублял таинственность происходящего.
Маскируясь за прохожими и кустами, я подобралась к остановке как раз вовремя: Петр Ильич ловко не по годам впрыгнул в троллейбус с передней площадки. Я юркнула в заднюю дверь, постаравшись, смешавшись с толпой, не попасться ему на глаза, в то же время следя за выходами, чтобы не упустить свой «объект».
Никогда не думала, что наружное наблюдение – такая тяжелая работа. Я вертелась в толпе как уж на сковородке, стараясь не покидать свой наблюдательный пункт, и окружающим такое поведение явно действовало на нервы. Кроме того, женщин раздражало мамулино пальто из меха искусственного жирафа. Какая-то тетка нарочно наступила мне на ногу. Я оглянулась и посмотрела в ее поросячьи глазки. Тетка их не отвела, но и заорать что-то хамское все же не решилась. Ужасно хотелось наступить ей на ногу в ответ, но я испугалась скандала. Было очень важно не упустить Петра Ильича, поэтому я проглотила все слова, что собиралась сказать этой свинской тетке, и отвернулась. Петр Ильич, присевший было на переднее сиденье, вскочил через две остановки, чтобы уступить место старухе в доисторической шляпке с вуалью. Старуха поблагодарила его скрипучим голосом, а когда села, все увидели, что на шляпке у нее кроме вуали располагается еще искусственная птичка с чуть тронутыми молью перышками.
Я забеспокоилась: не надумал ли мой «объект» выходить, и стала проталкиваться поближе к двери, что вызвало новую бурю негодования со стороны пассажиров. Краснорожий мужик, пахнущий застарелым перегаром, облапал меня мимоходом, инвалид, у которого на первый взгляд наличествовали все части тела, двинул палкой под коленку. Черт занес этого Петра Ильича в троллейбус! Сама я из общественного транспорта терплю только метро, а наземным способам передвижения предпочитаю маршрутку.
К счастью, ехать пришлось не слишком долго, не больше двадцати минут, и, наконец, «объект» выбрался на тротуар.
Активно работая локтями, я выскользнула следом. Самым сложным при этом было остаться незамеченной. Хоть я и изменила внешний вид, глаз у Петра Ильича несомненно был наметан, так что следовало соблюдать осторожность. Я нырнула за плечистого пятидесятилетнего дядьку, который посмотрел на меня как на сумасшедшую. Я была в общем-то почти согласна с незнакомым прохожим. Что делаю я, нормальная взрослая женщина, на этой улице? Преследую мамулиного гостя. Кому и что я хочу доказать? Что я могу сейчас увидеть и узнать? Вряд ли с утра пораньше он направился на свидание с дамой. Скорее всего, у него какие-нибудь дела… Да, но зачем он наврал мамуле, что никуда сегодня не пойдет? Наверное, она тащила его куда-то, а у него дела… Но все равно это не повод для того, чтобы следить за ним. Вместо того чтобы заниматься таким малопочтенным делом, мне следовало поговорить по душам с мамулей, расспросить ее хорошенько, кто же такой этот таинственный Петр Ильич, зачем он приехал и долго ли намерен ошиваться у нас в квартире. Но, странное дело, после его приезда мне ни разу не представилось удобного случая. Либо они были вместе, и мамуля суетилась вокруг своего «Петеньки», стремясь обеспечить ему максимальный комфорт, либо их не было дома, и я использовала это время для того, чтобы поработать. Надо сказать, в последнее время я сама избегала каких-либо разговоров. Я была зла на себя за то, что пошла на поводу у них с мамулей и позволила уговорить себя ввязаться в историю с «Домовенком». Если бы я сказала тогда твердое «нет»… Хотя, нужно знать мою мамулю, она бы не отстала. Но все-таки если бы я нашла в себе силы отказаться, Мишка Котенкин не лежал бы сейчас в палате реанимации, опутанный проводами. Мишкина жизнь на моей совести, и, если она прервется, я никогда себе этого не прощу…
За такими грустными мыслями я несколько отвлеклась от своего прямого дела и хотела даже плюнуть на слежку и повернуть назад, а точнее – поймать машину и ехать в больницу к Мишке, но решила не разбрасываться и довести дело до какого-нибудь определенного конца. Вот увижу я, что Петр Ильич зашел в какое-то учреждение или встретился с кем-то в кафе, допустим, и пойду по своим делам.
Петр Ильич, к счастью, не оглядываясь, шел в глубь квартала. Юркнув за густую полосу буро-коричневых кустов, я двинулась следом. Периодически приходилось раздвигать ветки, чтобы не упустить «объект». Неожиданно кусты закончились. Впереди лежал длинный участок открытого пространства. Я пригнулась и добежала до припаркованной у обочины иномарки. Выглянув из-за нее, убедилась, что Петр Ильич по-прежнему уверенно шагает вперед.
Ознакомительная версия.
