Николай Аввакумов - Первые залпы войны

Шел июнь 1941 года. Наш 41-й мотострелковый полк 84-й дивизии 11-й армии в то время находился в лагере. Располагались мы на берегу небольшой речушки, притока реки Вилии. Палатки полковой школы, в которой я числился курсантом, были разбиты рядом с расположением рот второго батальона. Это не случайно. Как объявили нам еще до выезда в лагерь, во время полковых учений и в случае боя школа должна действовать со вторым батальоном на правах самостоятельного подразделения.

Но главная задача школы состояла в подготовке младших командиров. Поэтому программа боевой подготовки была обширней, чем в других подразделениях, а требования к курсантам значительно выше, чем к бойцам батальонов. В курсанты нас зачислили после двух месяцев службы в обычных ротах. В школу отбирали рослых, физически развитых ребят с образованием 6–7 классов и выше, которые за короткий срок службы сумели себя показать положительно. Для тех лет 6–7 классов средней школы считалось высоким образовательным уровнем. Были бойцы, которые с трудом писали и читали. Нам, «образованным», приходилось по их просьбе «сочинять» письма к их родным и любимым.

Помощники командиров взводов и командиры отделений школы в основном подобрались из тех, кто успел понюхать пороху в финскую кампанию, из сверхсрочников. У нас помощником командира взвода был старший сержант Бродов. Он по гражданской специальности учитель. Наверное, это и помогало ему четко, доходчиво вести занятия, находить подход к каждому, хотя все мы были разными. Авторитет Бродова был настолько непререкаем, что никто не мог ему лгать, а в случае душевных невзгод обращались не к кому-нибудь, а к старшему сержанту за советом. Он строго требовал с подчиненных, ко всем относился одинаково и при этом никого не унижал и никому не позволял смеяться над товарищами.

Командир взвода лейтенант Рожков все строевые занятия и занятия по изучению матчасти оружия поручал вести Бродову. И мы понимали почему. Лейтенант, как мы узнали, был сыном какого-то крупного военного и готовился поступать в военную академию. К тому же он прекрасно понимал, что в знаниях и умении вести занятия он не мог равняться со старшим сержантом.

Бродов был высок, широкоплеч, спортивного сложения, всегда сохранял идеальную военную выправку. Глубокий шрам на правой щеке от пули белофинского снайпера не уродовал лица, а придавал ему суровый и благородный вид. Мы с восхищением смотрели на своего командира, когда он показывал приемы штыкового боя. Казалось, нет человека, который бы смог одолеть Бродова в штыковом бою. В его руках трехлинейка мелькала словно игрушка. В строевой подготовке ему тоже не было равных. Особенно поражали нас четкость и отточенность движений, когда Бродов брал винтовку «на руку!» и шагал строевым шагом. Поднимая ногу с оттянутым носком на высоту 45 сантиметров, не сгибая колена, как требовалось тогда по строевому уставу, он четко чеканил шаг. При виде этого мы представляли, как шагали наши бойцы по Красной площади на праздничных парадах. Бродов для нас тогда был как бы сошедшим с кинокадров тех лет.

При изучении матчасти оружия старший сержант ловко разбирал и собирал винтовку, автомат и пулемет.

Его движения были доведены до автоматизма. После каждой операции Бродов делал секундную паузу, чтобы курсанты могли лучше запомнить их.

Однажды он продемонстрировал сборку и разборку винтовки с завязанными глазами. Мы засекли время и попытались повторить его скорость, не завязывая глаза. Но, увы, никому не удалось даже приблизиться ко времени, за которое наш командир собирает и разбирает оружие. Бродов разъяснил, что в этом нет ничего особенного. Надо при разборке каждую деталь класть в определенном порядке, а остальное зависит от тренировки и старания.

Дни в лагере проходили в напряженной боевой подготовке. Кроме винтовки Мосина (трехлинейки) мы изучали автомат ППД и самозарядную винтовку Симонова. Новое оружие, которое мы впервые увидели в киножурнале, показывающем парад в Москве, не пользовалось большой популярностью у старых военных. Те, кто побывал на финской, жаловались на ППД. Особенно они были недовольны пружиной диска, сделанной из тонкой проволоки. Она оказалась слабой и часто ломалась в местах, пораженных ржавчиной, отчего случалось много отказов. Капризной была и самозарядная винтовка. Ее в основном использовали как снайперскую.

Бродов отлично знал это оружие. Однажды даже показал, как можно стрелять очередями из самозарядной винтовки, защемив спичкой шептало. Но он не рекомендовал пользоваться этим способом, так как в диске винтовки всего 10 патронов и к тому же это может вызвать разные задержки.

В лагере постоянно практиковались броски по тревоге. В первое время многие курсанты не выдерживали темпов, которые задавал командир полковой школы майор Сидоренко. Мы знали, что он кадровый военный, долгое время служил в инженерных войсках. Награжден медалью «XX лет Рабоче-Крестьянской Красной Армии». Сидоренко был лет сорока, небольшого роста, с брюшком, добрейшим выражением лица. Он внешне походил больше на интенданта, чем на строевого командира. Но в пеших бросках ходил, как выражались курсанты, словно лось. Длинноногий и худой лейтенант Рожков едва поспевал за ним. А Сидоренко через каждую пару километров пути останавливался и подгонял отставших.

— Подтянитесь, подтянитесь! Не отставать, не отставать! — звонким голосом торопил он курсантов. Затем догонял голову колонны и снова взвинчивал темпы. Броски обычно заканчивались занятием обороны или исходного рубежа для наступления. Вот тут-то Сидоренко выжимал из нас семь потов. Он давал команду на занятие рубежа и окапывание, а сам засекал время. Доставалось тем, кто неправильно выбирал место для окопа или хотел «схалтурить», то есть сделать окоп мельче или уже. Командир учебной роты на глаз определял размеры окопа, но всегда имел при себе рулетку. Она служила ему для того, чтобы доказать курсанту, что тот ошибся. Когда кто-то пытался оправдаться, что у него нет такой рулетки, майор говорил, что у бойца всегда при себе имеется много средств, чтобы с наименьшим допуском определить размеры.

— Надо знать длину малой саперной лопаты, длину патрона, штыка, следа своей обуви. Тогда можно и без рулетки все разметить. Находчивость, солдатская находчивость нужна, — говорил майор.

Больше всех доставалось тем, кто неправильно выбирал себе рубеж. Помню, однажды я делал окоп в полный рост. Сидоренко несколько раз молча проходил мимо и ничего не говорил. Я постарался на совесть. Окоп делал с любовью, по всем правилам, промеряя его размеры. Когда я все закончил и обложил бруствер дерном, майор снова оказался рядом и спросил меня: